Полдень, XXI век (ноябрь 2011) - Страница 17

– Ступайте, – сказал он, – граф.

Даже лучшая повозка в конце концов встанет, если не смазывать колеса.

Он лишь сейчас обратил внимание, что эльф как-то истончал, попрозрачнел. Невольно скосил глаза на браслеты, надежно перекрывшие магию, что таилась в этом почти бесплотном теле. Если таилась еще – если не вытравили эльфу всю способность к волшбе волчьей ягодой.

– Ты не болен, Эрванн?

Эльф улыбнулся, и впервые за все время эта улыбка показалась Лотарю неуверенной.

– Я признаюсь тебе, цесарь, черные браслеты, что я ношу, наводят меня на черные мысли… Верных Навек придумали вы – чужие. Но теперь я боюсь, что чужие научили наших детей убивать. Те, кто родился после Зимних дней, не помнят, что такое честь, им приходится выдумывать себе новую. И кто-то из вас всегда готов в этом помочь. Жаль… Мне бы не хотелось завтра увидеть красную луну над моим городом.

На следующем заседании кабинета Лотарь услышал то, что ожидал услышать. Ему следовало немедленно казнить заложника и вернуться к матушкиному прожекту касательно ликвидации.

Они собрались в одной из малых зал, по-свойски, как Лотарь быстро их приучил – порой ему казалось, что со стороны они похожи на заговорщиков. Темные бордовые шторы отгораживали рано спустившуюся тьму.

– Эрванн по сути принц крови, а теперь – не время Покорения; что скажут за границей?

– Да с каких пор цесарь Остланда беспокоится о том, что будут говорить за Стеной?

Он удалил матушкиных прихвостней от двора; приблизил к себе тех, с кем, казалось, все будет по-новому. Но это желание настроить весь мир против себя – в нем не было ничего нового. Желание, понятное у сварливой старухи… Нет, хватит; его Державу и так долго смешивали со снегом и грязью..

– Поймите, наконец, вы хотите уничтожить остатки цивилизации, которая неизмеримо старше нашей… Уничтожить такое богатство…

– Ваше величество, эта цивилизация нам враждебна! Резервация– язва на теле города!

– Оставьте штампы, господа, – сказал он устало.

Он не хотел воевать. Не теперь, когда у него так мало союзников, а у Флории – так мало врагов. Остланд оставил слишком много сил в западных провинциях. Считалось, что у Державы достаточно крови, чтобы залить ею весь Шестиугольник вплоть до моря. Но если до того войны приносили деньги в казну, то теперь – он это видел ясно – будут выносить. И те земли, что за Белогорией, легче купить, чем завоевать…

А эльф по-прежнему молчал.

Лотарь боялся и другого. Он не знал, что за цифры тогда достались министрам, но он читал настоящий рапорт Морела. Если были такие потери в Дун Леместре – чего ожидать здесь? Скольких остроухие уведут с собой по лунной дорожке?

Он спрашивал своих магов, что они знают об эльфийских ритуалах, но те, ощетинившись, отвечали – будто наученные:

– Ничего, ваше величество, кроме того, что это ересь.

– Вот именно. Ничего. Потому, что нам запрещали знать; запрещали интересоваться! А мне сдается, что с их магией мы бы смяли весь Шестиугольник за одну весну!

– Государь, опомнитесь! – вскочил Морел. – Это не эйре, не белогорцы! Это не-лю-ди!

– Морел, мне известно, что ты их не любишь.

– Не я, ваше величество. Не только я… Одно ваше слово – и вы ляжете вечером спать, а утром проснетесь, и их уже не будет…

– Граф Полесский прав. Иначе эту ненависть не вытравить.

– Они нас не ненавидят, – покачал головой цесарь.

«Тайник» посмотрел на него с веселым сочувствием; так смотрят на младших братьев. Лотарь впервые понял, что им недовольны. Он дал им многое, но до сих пор не дал главного – крови.

Шторы, толстые, пыльные, отгораживали город и все, что снаружи. Как легко было бы ничего не видеть.

Не скажешь ведь прямо: не получите моего эльфа.

В городе становилось худо. Поднятый на ноги гвардейский полк собачился с городской стражей и особой охраной, которая, мол, все это и развела; горожане громили лавки соседей, надеясь, что подвиги их спишут на Верных; министры собирались по углам и начинали уже шептать, что при покойной цесарине такого б не допустили…

И о другом начинали шептать – тоже.

«Вам не призраков стоит бояться…»

Что бы Морел ни имел в виду, он прав. Призраки не болтают.

После очередного убийства во дворец приволокли наконец двух эльфов. Они стояли перед троном прямо, оба – в одинаковых слепяще-белых шарфах. Они и не подумали списывать убийство на тайную службу. Один из них сказал:

– Мы будем убивать вас, пока сможем.

Дивных давно уже увели, а Лотарь все не мог понять, что в них было такого странного. Потом понял – они говорили на остландском, хоть исковерканном и искалеченном, но остландском.

Цесарь позвал Морела и сказал ему:

– Хватит. Что бы вы ни затеяли, это должно кончиться до следующей седьмицы. Разорванный, да что я с вами церемонюсь? При покойной цесарине вы б уже оленей запрягали…

Морел выпрямился. Спросил тихо:

– Кончиться, государь?

Я не хотел этого, подумал Лотарь. Видит Разорванный, не хотел.

Но теперь он вспомнил, как эльф обметал снег с замерзшей ветки.

«Между нами нет ненависти…»

Вспомнил его смех – дивный, завораживающий, уводящий.

– Морел, – сказал он наконец, – не делайте того, за что мне придется вас казнить. Учтите, я всегда найду, с кем сыграть в карты.

Морел обернулся и посмотрел печально:

– Я знаю, ваше величество.

Лотаря отчего-то пробрала дрожь.

В этом дворце никогда, никогда не будет тепло.

В какой-то момент Лотарю перестала нравиться особая цесарская охрана. Цесарь глядел в окно на очередную смену караула и думал, что матушке не составило бы труда придраться… ну хотя бы к белым плюмажам. «А что это они, ровно гуси, в перьях ходят?» И долой все плюмажи, можно вместе с головами. И ведь слова никто не сказал бы против.

Что-то висело в воздухе; ночь была тревожной и возбужденной, точно в полнолуние. Где-то в ночи крылось безумие; а может быть, это было собственное безумие Лотаря.

– Я боюсь, Лоти, – призналась цесарина.

Фрейлины остались за дверями кабинета; он посадил ее на колени, ее волосы пахли жухлой травой и невинностью.

– Чего, глупая?

– Богов, – сказала она просто. – Бачишь, яка ночь? То боги злятся.

– Это что еще? Вы остландская цесарина, и Бог у вас один.

– Приди ниш до менэ, Лоти, – попросила она. – Прошу…

По крайней мере, стук каблуков и лязг оружия сегодня ему не снился.

Молодцов Морела, которые караулили спальню, он отослал. Отправил их пить за свое здоровье – единственный приказ, которому в стране никто не воспротивится. У дверей поставил двоих из расфуфыренной дворцовой гвардии. Хуже особой охраны, конечно, зато в глазах– ничего, кроме тупой преданности. Флорийцы говорят: кто не рискует, тот не пьет лирандского. А у того, кто слишком рискует, лирандское пьют на похоронах.

Он ни от кого не мог добиться, что происходит.

– В эльфийской резервации неспокойно, ваше величество, – доложили ему в конце концов. – Прикажете найти графа Полесского?

– Нет, – сказал Лотарь. – Нет, не нужно.

Эльф выткался из темноты галереи – уже привычный слух Лотаря уловил легкие шаги. Настолько легкие, что их бояться не стоило.

– Что это, Эрванн? – спросил цесарь, не оборачиваясь.

Тот вздохнул:

– Это горит мой город.

Ну, Морел. Ну, сукин же сын…

– И я не думаю, что твой народ раскладывал солому и подносил факелы, – мягко сказал эльф. – Кто-то идет сюда, цесарь.

Лотарь и задуматься не успел над сказанным. До предела натянувшаяся струна боязни отозвалась в сердце звоном; он рванул на себя резную дверь библиотеки, ступил внутрь, кивнул Эрванну. Дверь заскрипела, закрываясь. Лотарь выдохнул, прислонившись к стене.