Полдень, XXI век (ноябрь 2011) - Страница 11

– Пока, дедушка! Я к тебе еще приеду!

Дед сдержанно помахал рукой.

Летучее такси несло Владика и маму в космопорт.

Туман большой резинкой стер очертания берега, сосен, дома на взморье.

Ехали молча. Потом Владик спросил, осмелев:

– А за что деда тебя стукнул?

– За дело, – ответила мать. – На память.

Дедушка и внук больше не виделись. Следующей весной деда не стало. Мама была последней, кто смог в частном порядке побывать на Кротезии: новообразованный Независимый союз малых планет свел контакты с внешними мирами к вежливому почтовому обмену документами.

Сезон тепла перевалил за середину. Позади остались и сумасшедшая, яркая молодая зелень карминя, и полуденная трепещущая жара кронля. Запыленные кроны акротта уже кое-где подернулись проседью желтых прядей. Близился сезон последних работ. Но аромат лугов и вольных приключений еще не выветрились из легких и мозгов всех, кто пережил этот теплый сезон.

К смолистому духу сосен примешивался легкий оттенок скошенных трав. Урожай в этом году земля дала обильный. Лежа в стогу, мальчик, разморенный жарой, смотрел в облака. Они неслись в сторону Старого города. Навстречу им из-за верхушек сосен вылетели три больших черных машины.

Они шли углом – одна впереди, две по сторонам. Летели низко и медленно, почти задевая сосны. Их хищные морды словно вынюхивали что-то на земле. С ревом и грохотом, разметав маленькие бежевые стожки на покосе, корабли резко взяли вправо. Мальчика засыпало свежим сеном. Он никогда не видел такого, даже в Старом городе, в космопорте. Ему стало немножко страшно.

Но природное любопытство, свойственное всем мальчишкам его возраста, повело его за неведомыми гостями. Сначала мальчик бежал, ориентируясь по звуку, а потом понял – чужие машины улетели в сторону заброшенного кладбища чужаков. Теперь ему не нужно было ориентиров. Он и сам мог бы пройти по этому пути с закрытыми глазами. Много раз приходилось ему обходить кусты орешника и шиповника, перебираться через поваленное дерево, перепрыгивать засыпанный позапрошлогодней хвоей овражек. В нем мальчик и притаился. Резная сеть стволов и листьев шиповника надежно спрятала бы его от посторонних глаз, если бы они были. Сквозь позолоченную солнцем листву как на ладони открылось ему заросшее старое кладбище.

Три черные машины были уже на земле. Даже на стоянке сохраняли они свое расположение: одна вперед, две – по краям, словно охраняли друг друга.

Из первой спрыгнули двое в черном. Высокие, явно землянины. Они что-то говорили, но мальчик плохо слышал из-за шума. За ними через минуту спустился еще один крепкий мужчина. Он был в одежде странного покроя – попроще, чем первые двое, но всё равно выглядел главным. Мальчику показалось знакомым его лицо. Один из «черных» подал руку маленькой даме в голубом. Та вышла и всё равно поскользнулась. Ее туфли на каблуках мгновенно увязли в дёрне.

В двух других машинах сидели землянины в пятнистой зеленой одежде, и в руках у них было оружие. Мальчик не видел такого раньше, но все мальчишки чуют, где оружие, а где игрушка. На то и мальчишки. Землянинские солдаты ждали команды.

«Война! Враги! Вторжение!» – вдруг понял мальчик. Вспомнил картинки из школьных учебников про последнюю планетарную войну. Там тоже были землянины. Он скривил рот, от страха готовый рыдать. Но от страха же он сдержался и продолжал смотреть. «Я – первый, кто узнал про войну!»

Главный, дама и «черные» направились в сторону большой круглой тумбы. Она вросла в землю совсем близко от оврага, в котором прятался мальчик. Землянины аккуратно переступали через раскрошившиеся бетонные плиты и округлые холмики.

– Да здесь их сотни… – сказал один «черный» другому. Тот цыкнул на него. Главный сосредоточенно и деловито двигался к краю кладбища. Заросший травой холмик у самого леса, последний с краю, – вот что их интересовало. Теперь они стояли близко-близко к оврагу. У ветхой уже круглой тумбы – на ней когда-то была какая-то надпись – человек замешкался. Но тут же уверенно шагнул к самому высокому холму у края леса.

– Все точно, как в письме, – главный говорил сам с собой.

– Владислав Андреевич? – двое в черном вопросительно смотрели на главного.

– Я приехал, дед, – провел тот рукой по траве. Затем выпрямился и сказал уже громко, так, чтоб слышали его люди и сосны, и все, кто был здесь, живой или мертвый. – Потому что мы – народ, прошедший не одну войну. И не бросаем своих солдат. Всегда возвращаемся за своими.

Один из черных костюмов махнул рукой. Люди в камуфляже, одни с автоматами, другие с деталями каких-то непонятных мальчику устройств, бросились к опушке леса. Человек, которого назвали Президентом, отошел к своей летающей машине и облокотился на ее пыльный борт. Он не смотрел, как его люди разрывают могилу, доставая останки. Женщина в голубом украдкой счищала грязь с каблуков. Часть солдат тем временем обходили кладбище с ручными сканерами, находя всё новые тела под слоем почвы. Другие же собирали из принесенных деталей что-то похожее на ворота размером с черную летающую машину. Мальчик вспомнил – портрет дамы в голубом висел на стене в их школе. Госпожа наместница Таирсы на Кротезии. В жизни она оказалась меньше, старше и совсем не такая красивая.

– Это последнее кладбище, – отрапортовал один из солдат человеку в черном.

– А мои старики не здесь, – повернувшись к женщине, сказал Президент. В этот момент он не был похож на официальное лицо. Он, видно, не мог смотреть, как работают его люди. У дамы вытянулось лицо. – Урны с их прахом на Земле. Еще до вашего отделения…

Как потом доложили Президенту, на истлевшем теле была зеленая военная форма времен войны с Черными душами. Из военной парусины, что не гниет в кротезианской почве. На груди слева – орденские планки. Ни форму, ни планки не тронуло разложение.

Мальчик отполз подальше, а затем бросился бежать что есть духу домой, к отцу и мачехе, рассказать, что, кажется, началась война. Он слышал выстрелы за спиной. Испуганный и повзрослевший от страха, он вспомнил, что почти три сезона назад отправлял главе захватчиков письмо. Надеялся, чувствовал, что делает правильно. Любой старик заслуживает уважения и чтоб его помнили свои. А тут такое…От обиды на глаза наворачивались слезы.

Он не видел, как тело старика-землянина положили в черный ящик. Как накрыли флагом и отдали воинский салют последнему партизану. Как шестеро из солдат подняли гроб на плечи и торжественно отнесли к чреву собранных уже ворот. Как медленно распахнулись черные створки, принимая накрытый флагом груз. Как исчез он между двумя никуда не ведущими створками. И как пустые ворота всё принимали и принимали тела чужаков. Как один из «черных костюмов» что-то тихо и настойчиво говорил главному о количестве захоронений, затраченной на транспортировку ноль-энергии, возможных проблемах с Неприсоединившимися мирами, об их недовольстве ценами и очередью на поставки технологий, сумме выплат переселенцам, если такие найдутся.

– Владислав Андреевич, господин Президент, теперь мы сможем рассчитывать на льготы? – с певучим акцентом по-русски спросила госпожа Глава. – Такая масштабная эвакуация ведь беспрецедентна. И очень двусмысленна. Таирский совет наверняка…

– Очень плохо слышно, – прокричал ей в лицо Президент под шум готовящихся взлететь машин…

Три машины уже улетели к Старому городу, когда мальчик добрался до сонного хутора, где, разморенные жарой, на крыльце огромного старого дома сидели мачеха и ее любимая беспородная трехцветная шурша.

Отец, прячась от зноя, смотрел новости в непомерно большой гостиной. «Земляне-чужаки окончательно покидают нашу многострадальную планету. И живые, и мертвые! Наконец-то мы стали совершенно свободны!» – ликовал комментатор. А на экране человек, которого мальчик только что видел на старом кладбище, говорил, что величие страны и нации, народа и расы, сколько бы членов она не насчитывала, проявляется в том, чтобы иметь не только чувство ответственности за сделанное, не только уважение к другим, но и чувство собственного достоинства. «Мы всегда будем стоять на стороне наших людей, где бы они ни находились», – говорил Президент звездной конфедерации. Тот мужчина из вертолета.