Покушение на Россию - Страница 60
Прежде всего, для стабильной власти абсолютно необходимо доброжелательное согласие большинства активных граждан на существование этой власти. Это объяснил уже в начале 16 века Макиавелли — власть держится на силе и согласии. Нет согласия — исчезает и сила, так что власть можно свергнуть буквально одним пальцем. Так в феврале 1917 г. пала царская власть — даже полк его личной охраны, весь, и георгиевские кавалеры, перешли на сторону революции, а близкие родственники царя надели красные банты. Так же в 1991 г. никто не стал защищать советский режим в обличье Горбачева. Таким образом, наш вопрос сводится к тому, как в человеке возникает и укрепляется убежденность, что данную власть надо поддерживать.
Понятно, что на этот процесс, происходящий в уме и сердце человека, власть стремится активно повлиять, привлекая все наличные силы — всех тех, чье слово или жест могут повлиять на человека. На одних Окуджава подействует, на других Алла Пугачева, третьи млеют при виде академиков. Очень многие люди поддаются этому воздействию и просто начинают «любить» власть. Другие сопротивляются. Тут каждый делает свой личный выбор — плясать, не затрудняя свою голову, под чужую дудку, или быть ответственным гражданином и делать осознанный выбор.
Сразу скажем, что вопрос «почему вы не любите власть?» вовсе не лишен смысла, хотя власть и впрямь не жена. Но ведь не только жену можно любить или не любить. Только ли разум влияет на наше отношение к власти? Нет. Выработка этого отношения так важна в нашей жизни, что к этому делу привлекаются все сферы нашей духовной организации — разум, чувства, вера, воображение и т.д. Раньше, например, власть монарха утверждала Церковь, уполномоченная толковать Божественное Откровение, и огромную роль в признании власти монарха играла вера, а аргументы, идущие от разума, даже признавались неуместными.
Да и Алла Пугачева (шире — искусство), агитируя за президента, вовсе не к разуму обращалась, а к художественному чувству. На тех, кому ее песни и манеры не нравились, ее агитация не действовала. Конечно, разумный человек не должен бы попадать в таких вопросах под влияние даже такой очаровательной певицы, но не нам упрекать друг друга в слабостях. Потерять голову от невразумительных речей Сахарова ничуть не более достойно. А я знал демократок, и неглупых в своей профессии, которым Гайдар казался красивым мужчиной. Да что там Гайдар, кое-кому даже нос Козырева нравился. В общем, иррациональные доводы, недоступные логике и расчету, играют в укреплении власти огромную роль, и с этим надо считаться.
Разум работает труднее и основательнее. Человек вглядывается в действительность, собирает факты, обдумывает их, делает расчеты, выстраивает логические умозаключения. Но чувство рядом, оно то поддакивает разуму, то возражает или соблазняет. Бывает, разум и чувство идут рука об руку, и тогда возникает неодолимая воля. Николай Клюев принял революцию и умом, и сердцем, и писал: «Уму — Республика, а сердцу — Матерь-Русь!» Но и разлад между разумом и чувством — обычное дело. М.Пришвин писал, какой разлад был в душе многих крестьян: «Сердце болит о царе, а глотка орет за комиссара». Неодолимая воля возникла со Сталиным, который был и царем, и комиссаром.
Сегодня массовый разлад между разумом и чувством достиг у нас рекордной глубины. Рейтинг В.В.Путина очень высок, а рейтинг правительства очень низок. Образ В.В.Путина людям нравится, он греет душу, а реальные дела его же правительства, воспринимаемые разумом, исходя из жестких фактов, совсем не нравятся. Это для власти плохой признак, такое положение нестабильно, рано или поздно разум возьмет верх — когда жареный петух начнет слишком больно клевать. Держаться на формуле «добрый царь — злые министры» государство долго не может.
Та проблема, о которой мы говорим, сформулирована в обществоведении как проблема легитимизации власти или «превращения власти в авторитет». Это — совсем не то, что законность (легальность) власти, т.е. формальное соответствие законам страны. Вполне законная власть, утратив авторитет, теряет свою легитимность и становится бессильной. Если на политической арене есть конкурент, он эту законную, но бессильную власть устраняет без труда. Так произошло в феврале 1917 г. с монархией, так же произошло в октябре 1917 г. с Временным правительством. Никого тогда не волновал вопрос законности его формирования — оно не завоевало авторитета и не приобрело легитимности. Его попросили «очистить помещение», и в тот вечер даже театры в Петрограде не прервали спектаклей. Это потом Эйзенштейн снял героический фильм — матросы, ворота, стрельба. На наших глазах за три года утратил легитимность режим Горбачева — и три жулика собрались, трясясь от страха, где-то в лесу и ликвидировали СССР.
Наоборот, власть, завоевавшая авторитет и ставшая легитимной, тем самым приобретает и законность — она уже не нуждается в формальном обосновании. О «незаконности» власти (например, советской) начинают говорить, именно когда она утрачивает авторитет, а до этого такие разговоры показались бы людям просто странными.
Как же определяют, в двух словах, суть легитимности ведущие ученые в этой области? Примерно так легитимность — это убежденность большинства общества в том, что данная власть действует во благо народу и обеспечивает спасение страны, что эта власть сохраняет главные ее ценности. Такую власть уважают (разумом), а многие и любят (сердцем), хотя при всякой власти у каждого отдельного человека есть основания для недовольства и обид. Писатель О.Волков был все время в конфликте с властью и большую часть жизни провел в лагерях. Перед смертью он сказал В.В.Кожинову, что, конечно, он не может любить советскую власть, но при ней он был спокоен за Россию — она была не по зубам никакому врагу, ее спасение было гарантировано. А теперь, при демократии, он умирает в тоске и страхе — выживет ли страна при этой власти.
Надо подчеркнуть, что легитимность власти зависит от мнения именно тех граждан, которые одновременно мыслят в двух уровнях — и о благе людей (включая себя и своих близких), и о благе страны (включая будущие поколения народа). Мнение космополитов, даже очень богатых, для которых в любом Париже готов и стол, и дом, не так существенно. Им, конечно, нравится власть, при которой они богаты и не испытывают притеснений, но расчленение или даже исчезновение их страны трагедией для них лично не будет. Мнение таких отщепенцев, которые есть в любом народе, авторитета власти не придает. Важно мнение тех, кто поливает свою землю потом, а иногда и кровью, и «запасной» родины не имеет. Хотя и бывают моменты в истории, когда именно отщепенцы распоряжаются у власти, но это всегда моменты смуты, долго длиться они не могут.
Думаю, едва ли не каждый согласится, что, начиная с перестройки, наша государственная власть и строй, который она пытается создать, переживает кризис легитимности. Людям хочется верить, но никак не складывается ощущение, что этот строй — во благо народу, что при этой власти спасение страны гарантировано. Не позволяет реальность сделать такой оптимистический вывод. Надежды на Ельцина развеялись очень быстро — их уже Гайдар с Чубайсом развеяли, а уж потом мы такого навидались…
Очень большие надежды возлагались на В.В.Путина, и кредит доверия был ему дан очень большой. Но прошло три года, и надежды эти стали таять — Греф с Чубайсом мало чем отличаются от Гайдара с Чубайсом. Та же песня — распродать электростанции и землю, отправить вон из России побольше нефти и газа, заставить людей платить немыслимую цену за отопление. Как из этого может вырасти благо и спасение — не видно. Так мы и живем в неустойчивом равновесии, ждем какого-нибудь спасителя и понемногу набираемся уму-разуму.
И дело вовсе не в том, что сегодня тяжело жить. Можно пережить даже тяжелейшие бедствия, если наши тяготы нужны для спасения и укрепления будущего страны — как было и во времена форсированной индустриализации, и во время войны и послевоенного восстановления. Но сегодня явно другой случай — наш труд и наше здоровье обращаются в барыш олигархов, который уплывает из России. И никакого надежного будущего хотя бы для внуков из этого не строится.