Покушение на крейсер - Страница 4

- Перестань читать прописи! - рассердился Акинфьев. - Что ты задумал?

- "Ерш" получил торпеды?

- Да. Зарядили только носовые аппараты. В кормовой не стали.

- И прекрасно! И превосходно!

Грессер отставил стакан и заходил по комнате.

- Сережа, надо вывести "Ерш" и ударить по "Авроре" из носовых! И это должны сделать мы с тобой и твой механик. Кстати, кто у тебя механик?

Акинфьев плюхнулся в кресло-качалку и откинулся так, что на секунду исчез из глаз собеседника.

- Никий, пил я, а вздор несешь ты...

- Не волнуйся, Сереженька, не волнуйся... Выслушай. Я все продумал, все рассчитано по шагам и минутам. "Ерш" от "Авроры" отделяет меньше мили. Десять минут хода. Стрельба по неподвижной цели залповая. В залпе две торпеды. Дистанция кинжального удара - промаха не будет! "Аврора" ляжет поперек Невы, и весь этот сброд разбежится. Мы выиграем время. Потом придут верные войска, надежные корабли, и никаких революций. Кризис уляжется. Ты перестанешь сидеть на экваторе и снова вернешься на корабль, где раз и навсегда забудут про судкомы и совдепы. Флот снова станет флотом. И это сделаем мы: ты и я. В принципе все не так сложно. Команда сейчас носится по Питеру и делает революцию. И черт с ней, матросней! Мы справимся втроем. Механик запустит движки. Ты станешь на мостике, я - к торпедным аппаратам. Стреляю по твоей команде. Потом погружаемся, и реверс - полный назад. Впрочем, там широко, и можно развернуться: два мотора враздрай... Можно и не погружаться. Уйдем в надводном положении. При такой готовности, как у них, они не успеют открыть огонь из кормовых плутонгов.

Акинфьев, трезвея, бледнел. Он медленно вылез из качалки.

- Капитан второго ранга Грессер! В Морском корпусе меня не учили стрелять по русским кораблям.

У Грессера яростно задергалась щека, и он безнадежно пытался унять ее, прижав ладонью.

- Старший лейтенант Акинфьев! Меня тоже не учили стрелять по русским кораблям, и до сих пор я не мазал по немецким. Но зато кто-то прекрасно научил русских матросов стрелять по русским офицерам. В Кронштадте растерзали четырех наших товарищей по выпуску. Я назову их Мелентьев-второй, Садофьев, Агафонов, Извицкий. Они погибли только потому, что носили на плечах погоны, которые вы, Акинфьев, поспешили снять.

- Что-о? - взревел Авинфьев. - Вон из моего дома! И чтоб духу твоего здесь не было!

Грессер вынул наган.

- Видит бог, - прошептал он, - я не хотел этого.

Почти не целясь, в упор он выстрелил в бязевую рубаху, четырежды нажав "собачку". Тут же повернулся и вышел в прихожую, услышав только, как за спиной тяжело рухнул бывший однокашник и жалобно зазвенело столовое стекло.

25 октября 1917 года

7 часов 30 минут

Из Графского переулка Николай Михайлович направился в Адмиралтейство. В другое время он вышел бы на Невский или на Гороховую и через полчаса был бы у цели. Но в это ненастное утро ему понадобилось больше часа, чтобы, пережидая красногвардейские патрули и избегая опасных мест - у телефонной станции трещала перестрелка, - добраться до колоннадной башни, над которой сверкал золоченый кортик Шпица.

В Морском министерстве как ни в чем не бывало творилась обычная рутинная работа. Еще звенели телефоны, сновали офицеры с папками для бумаг, накладывались резолюции, бессильные что-либо изменить, ставились печати, уже утратившие силу, отдавались распоряжения, которые уже никто никогда не выполнит.

Николай Михайлович разделся в своем кабинете и, ловя недоуменные взгляды на свои погоны, решительно направился в приемную морского министра. На большом столе адъютанта в беспорядке валялись снятые телефонные трубки, отчего зеленое сукно столешницы походило на поле брани, усеянное костями.

- Дмитрий Николаевич у себя? - осведомился Грессер у взмыленного старлейта.

- Убыл в Зимний дворец. Когда вернется - неизвестно.

Грессер досадливо покусал губы - планы снова менялись - и направился к выходу. В коридоре он едва не выбил из рук лейтенанта Дитерихса стопку только что отпечатанных справочников.

- Возьми один себе в отдел! - милостиво разрешил автор. - Наконец-то мы дали флоту современный порядок старшинства. Можешь найти себя.

Грессер перелистал реестр, устанавливавший старшинство офицеров в чинах, и с трудом удержался, чтобы не трахнуть сияющего Дитерихса по голове новеньким гроссбухом. Идиоты, "Аврора" держит Шпиц на прицеле, а они выясняют, кто за кем! Но тут его осенило.

- У вас в ГУЛИСО есть факсимильные бланки?

- Есть, - ответил на бегу Дитерихс.

- Ну и прекрасно. Заверь мне выписку из приказа. Вердеревский назначил меня командиром "Ерша".

- По морям соскучился?

- Да. Там воздух свежее.

Грессер сам отстучал на "ундервуде" выписку из несуществующего приказа, и лейтенант Дитерихс тиснул на ней гербовую печать ГУЛИСО. Теперь можно было действовать.

Телефонная станция на удивление еще работала, только вместо нежного голоска дежурной барышни в трубке пророкотал чей-то густой бас. Тем не менее с Морским корпусом его соединили. Николай Михайлович потребовал у инспектора классов немедленно отправить кадета старшей роты Вадима Грессера в отдел подплава Главного штаба.

- Пусть он выйдет на набережную. За ним подойдет катер.

И, оставив инспектора в полном недоумении, пошел хлопотать насчет плавсредства. Разумеется, путь по Неве был куда безопаснее, чем по мостам и улицам, перекрытым черт знает кем. Грессер проследил из окон Адмиралтейства, как моторная лодка с сыном вынырнула из-под Николаевского моста и благополучно причалила к служебной пристани.

Вадим, рослый светловолосый юноша, четко вошел в кабинет, вскинув руку к бескозырке. Николай Михайлович меньше всего сейчас хотел услышать от него уставные слова и поспешил обнять сына.

- Хочешь сюрприз? - с наигранной бодростью спросил Николай Михайлович. - Я беру тебя юнгой к себе на лодку. Можешь меня поздравить назначен командиром подводного заградителя "Ерш".

- Поздравляю тебя, папа! И ты не шутишь насчет юнги?

- Нисколько. Сейчас мы отправимся на Балтийский завод, "Ерш" стоит там, и ты сам во всем убедишься. Быть может, даже сегодня нам предстоит боевое дело. Но об этом молчок.

- Папа, за кого ты меня принимаешь?! - засиял юный Грессер.

- С твоим начальством я обо всем договорюсь. А пока переверни ленту литерами внутрь. Так надо. Для маскировки. И никаких лишних вопросов, мой мальчик. Виноват - юнга Грессер!

Николай Михайлович не собирался посвящать сына в детали операции. Он не мог поручиться, что в душе юноши при известии о предстоящей атаке на "Аврору" не взыграют патриотические чувства. Потом, когда у них будет больше времени, а главное, когда дело будет сделано, он объяснит ему историческую необходимость их общего подвига - подвига, черт побери! подбадривал себя Грессер, вспомнив бледнеющее лицо Акинфьева.

- Подожди меня здесь, я через часок вернусь!

Пока Вадим перешивал за его столом ленту на бескозырке (сверкать на питерских улицах литерами Морского корпуса было явно небезопасно), Грессер облачился в шинель, натянул дождевик с капюшоном и сбежал по боковой лестнице к выходу на набережную.

25 октября 1917 года

10 часов утра

Светало. Дождь еще моросил, и Землянухин подвязал над распахнутым люком брезент, а сам залез от пронизывающего ветра в рубку так, что из горловины входного люка голова его торчала, как из окопа. Зато все было видно вокруг и не дуло. Винтовка стояла рядом под рукой. Конечно, можно было бы задраить люк и наверстать упущенное за ночь, но Землянухин нутром чуял - в такой день спать нельзя. Да и нога разнылась так, что хоть выставляй на студеный ветер. Пусть застынет, проклятая.

А тут еще глаз заслезился, засвербел. Капитана второго ранга Грессера помянуть заставил. Ишь ведь как саданул биноклем - бровь и подглазье рассек до кости. Вахту Землянухин достоял тогда, кровью умываясь. Внизу корешам сказал, что волной о перископ приложило. Стыдно было признаться, что подвернулся командиру под горячую руку.