Покоритель джунглей - Страница 7
Этот и сотни других фактов стали в Индии легендой, они известны во всем мире. Ласковый, привязчивый и добродушный, одновременно обладающий силой и мощью, на плантациях слон становится любимым другом детей, он играет с ними, сопровождает на прогулки, трогательно о них заботясь.
Особенно поражает в этом удивительном животном его разум, который сближает его с человеком больше, чем любое другое существо. Слон не просто механически выполняет порученную ему работу, не понимая, что он делает, нет, он прекрасно отдает себе отчет в случайных трудностях, которые могут встретиться на его пути, и в определенной степени способен с ними справиться.
Его привязанность к хозяину превосходит всякое воображение. Она столь велика, что слон, не терпящий обычно никаких принуждений, готов, не жалуясь, выносить самое варварское обращение, терпеть самые жестокие и незаслуженные наказания. В индийской литературе есть целые поэмы, посвященные достоинствам и подвигам слонов. Наконец, одно из воплощений Вишну, Пулеар, защитник земледельцев и хранитель полей, — бог с головой слона.
Ауджали был подарен Сердару раджой Берода в благодарность за оказанные услуги. Он был великолепно выдрессирован начальником королевских слонов и в течение пяти лет принимал участие во всех событиях, которыми была отмечена бурная жизнь его хозяина.
Солнце тем временем быстро клонилось к западу и через полчаса должно было скрыться, неся свет и тепло в другое полушарие. С противоположной стороны тени все больше сгущались, и постепенно леса и долины погружались в полумрак, который предшествует наступлению ночи в тех краях, где почти не бывает сумерек…
Боб Барнетт все не возвращался. Раз двадцать уже Сердар готов был броситься на его розыски, но Нариндра почтительно замечал, что важность взятого им на себя дела не позволяет ему рисковать жизнью, к тому же подобное случилось не впервые. В малабарских Гатах и Траванкуре Боб однажды исчез на двое суток. Он вернулся как ни в чем не бывало, с улыбкой на устах, когда все уже думали, что его сожрали хищники или задушили туги.
— По моему мнению, — продолжал маратх, и его последние слова несколько успокоили Сердара, — генерал просто не смог больше обходиться без виски. Обогнув гору, чтобы мы не могли его видеть, он отправился в Пуант-де-Галль, откуда и вернется на рассвете живой и невредимый.
— Я бы охотно согласился с твоими рассуждениями, — возразил Покоритель джунглей, — тем более что эта отлучка вполне в духе бедного Боба, если бы он не знал совершенно определенно, что сегодня ночью мы должны тронуться в путь.
— Он забыл об этом, сахиб!
— Да услышит тебя небо, Нариндра! Неужели он забыл и о том, что пребывание в Пуант-де-Галль опасно для нас?
Я чувствую, что там о нас уже предупреждены благодаря английским властям Мадраса или Бомбея.
— Возможно, сахиб, но вы же знаете, что подобные соображения едва ли способны подействовать на генерала.
— Вот, посмотри, не только нас одолевают дурные предчувствия. Взгляни на Ауджали, в течение уже некоторого времени он выказывает признаки глубокой тревоги: глухо фырчит, шевелит ушами и раскачивает хобот так, словно пытается схватить какого-то невидимого врага. Заметь, что он не спускает глаз с нижних долин, куда отправился на охоту Боб.
— Приближается ночь, сахиб. В это время хищники выходят из своих логовищ, не думаете ли вы, что Ауджали просто чует их и поэтому нервничает и раздражается?
— Возможно… Но разве ты не замечаешь его попыток устремиться вперед, причем в одном и том же направлении? Решительно в долине что-то происходит.
— Может быть еще одна причина, сахиб.
— Какая?
— Вы знаете, что английские шпионы, которые преследовали нас в Бунделькханде и Меваре и потеряли наши следы только после того, как мы укрылись в подземельях Эллоры, принадлежат к касте, поклоняющейся богине Кали.
— Мне это известно… Договаривай.
— Так вот, я припоминаю, что в тот вечер, когда они бродили вокруг нашей стоянки, Ауджали точно так же, как и сегодня, реагировал на их присутствие.
— Неужели! Ты думаешь, что душители напали на наш след?
— Не знаю, сахиб. Вам известно не хуже меня, что они никогда не обнаруживают своего присутствия и действуют обычно по ночам.
— Особенно в безлунные ночи.
— Нападают они всегда неожиданно. Если бы все обстояло именно так, нам не пришлось бы искать причин беспокойства Ауджали, и мы бы знали, с кем нам придется иметь дело.
— Возможно, ты прав, ибо я слишком хорошо изучил привычки Ауджали и знаю, когда его волнует запах человека, а когда — хищников. Так вот, мне начинает казаться — и чем больше я наблюдаю за слоном, тем сильнее моя уверенность, — что в данный момент его беспокоят не дикие звери, а люди.
— В таком случае да сохранит Шива сахиба Барнетта! Они способны заманить его в ловушку.
— Если это так, Нариндра, чего мы ждем? Нам надо спешить к нему на помощь! Никогда я не прощу себе подобной трусости.
— Интересы миллионов индусов, которые ждут, когда Сердар бросит клич свободы, и слепо верят в него, выше интересов друга, — мрачно ответил маратх. — Когда Сердар встретится с Рама-Модели и узнает, почему молодой франгиз приехал из Европы, не испугавшись моря и англичан, тогда Нариндра первый скажет Сердару: отправимся на помощь генералу.
— Скоро взойдет луна, и Рама-Модели, должно быть, недалеко.
— Духи, охраняющие человека, внушили мне одну идею, можно попробовать осуществить ее.
— Говори, Нариндра, ты же знаешь, я люблю следовать твоим советам.
— Ауджали уже столько раз доказывал свою сообразительность. Не мог бы Сердар послать его на поиски генерала?
— Как же я не подумал об этом раньше? — радостно воскликнул Покоритель. — Это задание будет ему вполне по силам, он совершал дела куда более удивительные.
Подозвав слона, он показал на долину, почти утонувшую в ночной мгле, и сказал ему на тамильском языке:
— Ауджали, ступай и приведи господина Барнетта.
Слон издал довольный крик, словно желая показать, что он все понял, и, несмотря на темноту, ринулся вперед с такой скоростью, что лошадь, даже пущенная в галоп, не сумела бы догнать его.
Какое-то время шум сминаемого кустарника и треск молодых пальм, которые колосс крушил на пути, позволяли следить за его передвижением по лощине. Вдали раздались завывания леопардов и пантер, потревоженных великаном. Постепенно все стихло, и в черной ночи воцарились тишина и покой.
Едва ли есть зрелище более величественное, чем наступление ночи в джунглях и лесах Цейлона. Это момент, когда крупные кошки, мирно проспавшие весь день в зарослях кустарника, покидают свои убежища в поисках пищи для себя и своих детей. Затаив дыхание, чтобы не спугнуть добычу, они подползают к логовам кабанов, к местам отдыха оленей, которые, набегавшись за день по лесу, отдыхают как раз по ночам. Они легко попадали бы в лапы хищникам, если бы не тысячи шакалов, которые всегда идут следом за страшными охотниками, чтобы поживиться их объедками, и оглашают воздух визгом, предупреждая тем самым об опасности людей и животных.
После ухода Ауджали едва прошло минут десять, как эти гнусные твари начали скулить и метаться в высокой траве, держась, однако, на почтительном расстоянии от стоянки.
Нариндра разжег костер, хворост для которого днем собрал Сами, и этого оказалось достаточно, чтобы помешать бродившим вокруг хищникам подняться на плато.
Погруженный в тяжелые мысли, Сердар бодрствовал вместе с товарищами, держа карабин в руках, как вдруг на поляне возникла чья-то тень.
— Кто идет? — спросил Сердар, вскинув ружье на плечо.
— Это я, Рама-Модели, — просто ответил вновь прибывший.
— Добро пожаловать!
Двое мужчин крепко обнялись.
— Ты один?
— Нет, но я оставил молодого спутника внизу, возле башни Раджей. Было бы слишком опрометчиво привести его сюда: поднимаясь, я вспугнул пять или шесть черных пантер, которые скользнули в заросли при моем появлении, а с этими зверями лучше не встречаться, когда они голодны.