Покоритель джунглей - Страница 138
Ты все время находишься под моим влиянием, я дал тебе возможность свободно мыслить, но отключил при этом твою память. Таким образом, проснувшись, ты даже не вспомнишь, что выходил из комнаты…
Вице-король слушал эти объяснения с недоверчивой улыбкой, которую даже не пытался скрыть, и собирался отпустить несколько колкостей. Но Покоритель джунглей, решив, без сомнения, что сеанс длился уже достаточно долго, вдруг пристально взглянул на сэра Джона и повелительно произнес:
— Спите! Я вам приказываю!
Эффект был мгновенный, ибо гипнотическое внушение не прерывалось. Сэр Джон повиновался, не сопротивляясь, он неотрывно смотрел на Покорителя джунглей, чья воля была теперь его волей, чей мозг посылал ему импульсы к действию.
— Ступайте за мной, — продолжал мнимый паломник, и сэр Джон пошел за ним, словно автомат, в точности повторяя его движения и не отрывая от него глаз.
Выходя из зала, Фредерик де Монморен обернулся.
— Позовите ваших товарищей, — сказал он Трем, — я сейчас вернусь. Нам надо поговорить об очень важном деле. Сегодня вечером мы с Анандраеном застали Эдуарда Кемпбелла, моего племянника, в тот момент, когда он следил за нами. Как знать, вдруг он скрывался во дворце браматмы, пока мы были там с вождем Вел ура, и подслушал наш разговор. Это может грозить серьезными неприятностями. В любом случае надо срочно принимать меры.
Произнеся эти слова, паломник скрылся вместе с вице-королем, следовавшим за ним как тень…
Солнечные лучи потоком лились в комнату, когда сэр Джон Лоуренс открыл глаза. Накануне он забыл опустить шторы, и теперь спальня была буквально затоплена светом. Значит, он проспал сегодня допоздна, но не жалел об этом, ибо находился в отличном настроении.
— Чудесный день, счастливая судьба! — сказал он с удовлетворением, нажимая кнопку звонка. — Я уверен, что получу сегодня добрые вести. Тихая, спокойная ночь замечательно снимает умственное напряжение и физическую усталость…
В комнату первым вошел дежурный адъютант.
— Который час, Перси? — спросил вице-король.
— Около десяти утра, Ваше Превосходительство. Вы, должно быть, вчера поздно заснули, — сказал молодой человек.
— Не позже, чем обычно, Перси. С чего вы взяли?
— Сегодня ночью, в два часа, мне послышалось, что вы зовете меня. Я вошел, но вас в комнате не было, дверь на террасу была открыта, и я решил, что вы вышли подышать свежим воздухом.
— В два часа ночи? Вы шутите!
— Нет, Ваше Превосходительство, вы можете спросить у Нолана, он был со мной.
— Странно, — промолвил вице-король, — я ничего не помню.
Потом задумчиво добавил:
— Уж не становлюсь ли я сомнамбулой?
В это время вошел Нолан со скороходом-индусом, тот был покрыт пылью.
— Почта от тех, кого вы послали на Малабарский берег, сэр.
— Я был уверен, предчувствия никогда меня не обманывают, — с комичной убежденностью произнес сэр Джон.
Туземец, стоя на коленях, подал ему пальмовый лист, покрытый условными знаками. Едва бросив на него взгляд, вице-король радостно вскрикнул и, не беспокоясь о своем достоинстве, захлопал в ладоши, едва не пустившись в пляс.
— Господа! Господа! Троекратное ура в честь королевы! Нана-Сахиб — наш пленник!
При этой неожиданной новости оба рыжеволосых сына Альбиона от волнения покраснели как раки и, запрокинув голову, в порыве энтузиазма крикнули вместе со своим начальником так, что задрожали стекла:
— Ура! Ура! Ура! For the Queen![10]
Дав волю своим чувствам истого британца, сэр Джон Лоуренс снова взял пальмовый лист, чтобы ознакомиться с ним повнимательнее.
Вот что писал Кишнайя с помощью условных знаков:
«Нухурмур, Малабарский берег.
Мы на месте. Нана ничего не подозревает, он принял нас с восторгом как посланцев общества Духов вод. Сегодня вечером мы отправимся в Биджапур, и я надеюсь привести вам всю шайку, не подозревающую, что ее ждет. Только одного из них следует по-настоящему опасаться — француза по имени Барбассон. Он менее доверчив, чем остальные, но я слежу за ним.
Если нам ничто не помешает, завтра вечером мы будем во дворце Адил-шаха.
Самое главное — сделать так, чтобы по прибытии в Биджапур нам не встретился ни один солдат-шотландец. Важно до самого последнего момента не вызывать ни малейших подозрений.
Нана действительно станет нашим пленником лишь тогда, когда за ним захлопнутся двери дворца».
Сэр Джон внимательно перечитал это относительно длинное послание.
— Хм! — произнес он после короткого размышления. — Я, быть может, несколько поторопился отпраздновать победу… Впрочем, довольно! Никогда еще моя звезда не светила так ярко, удача не изменит мне у самой цели.
Покоритель джунглей не ошибся. Сэр Джон Лоуренс так же не сохранил воспоминаний о событиях прошедшей ночи, как вода не сохраняет изображения отразившихся в ней предметов.
Глава IV
Кишнайя в Нухурмуре. — Встреча старинных друзей. — Барбассон-миллионер. — Разоблачение. — Рыбная ловля. — Повешенный на озере. — Тревога! — Разоблачения Эдуарда. — Бегство. — Отъезд. — Никогда!
Пока в Декане под умелым руководством Духов вод и Покорителя джунглей готовилась последняя схватка с англичанами, которая должна была, по расчетам вождей революции, вернуть Франции Индию, в Нухурмуре, где скрывались Нана-Сахиб и его верные друзья, все было по-патриархальному тихо и спокойно.
В маленький отряд, охранявший Нана-Сахиба, по-прежнему входил воин-маратх Нариндра, старый друг Покорителя джунглей. Горячий туземец томился праздной жизнью, которую вынужден был вести, и с нетерпением ожидал возвращения Фредерика де Монморена, который в силу важных причин пока не сообщил друзьям о своем присутствии в Декане. Рама-Модели, заклинатель, проводил время, дрессируя Неру и Ситу, двух пантер, которые достались ему от Рам-Шудора, мнимого факира. Ну и, конечно, нельзя забыть о верном Сами и следопыте Рудре, обнаружившем убежище тугов. Эти четверо, как и прежде, непосредственно подчинялись Шейх-Тоффелю, адмиралу флота имама Маската, или Мариусу Барбассону из Марселя, который так и не мог утешиться после трагической смерти своего славного друга Боба Барнетта, погибшего, как помнит читатель, от укусов змей, а затем съеденного шакалами.
Для Барбассона это была невосполнимая потеря. Как говорил он сам, во всем мире нельзя было найти столь похожих друг на друга людей, воплощавших один и тот же тип, и вся разница между ними была лишь в том, что один был провансалец, а другой — янки.
Действительно, оба с самого детства с благородным негодованием протестовали против пустой траты времени под видом образования.
— Эх, к чему все это? — философски вопрошал Барбассон, когда они беседовали на эту тему.
— Nothing[11]! — нравоучительно ответствовал Барнетт.
Обоих в возрасте шестнадцати лет пинками и побоями выгнали из дома отцы. Оба скитались по миру, зарабатывали на жизнь чем придется. Наконец, оба осели — Барбассон в Маскате в качестве зубного врача имама, что позволило ему стать адмиралом, а Барнетт — в Ауде в качестве бродячего артиста, сделавшись затем генералом артиллерии. Он танцевал на бутылках и глотал лягушек к великой радости набоба, который до этого не смеялся почти двадцать лет и уже не мог больше обходиться без Барнетта.
Случай соединил эти два блестящих ума, так прекрасно понимавших друг друга, и смерть, глупая смерть, всегда уносящая лучших, разлучила их.
Печальный конец Барнетта, как вы помните, спас Барбассона: застряв в слишком узком туннеле, Боб был съеден, и гнусные твари, насытившись, не тронули Барбассона. Пылкое воображение южанина привело к тому, что постепенно он стал считать эту смерть добровольным самопожертвованием со стороны Барнетта во имя спасения друга. Надо было слышать, как он рассказывал эту историю в те дни, когда его одолевала меланхолия.