Покоритель Африки - Страница 42

Леди Келси вместе с Люси поехала для поправки здоровья в Спа, а когда вернулась, Джулия нанесла им визит, чтобы принять поздравления и поделиться своим безграничным счастьем. Домой она вернулась в задумчивости. За ленчем в гостиной их номера Дик заметил ее беспокойство и спросил, в чем дело.

— Люси разорвала помолвку с Робертом Боулджером.

— Рвать помолвки, похоже, вошло у нее в привычку, — сухо ответил Дик.

— Боюсь, она все еще любит Алека Маккензи.

— Тогда зачем было принимать предложение Бобби?

— Дорогой мой, да она приняла его в порыве гнева. А успокоившись, передумала — и очень мудро поступила.

— Мое восхищение разумностью прекрасного пола просто не имеет границ, — иронично заметил Дик.

Джулия пожала своими прекрасными плечиками.

— Половина моих знакомых женщин вышла замуж назло кому-то еще. Это одна из главных причин, по которой заключаются брачные союзы.

— Боже, храни меня от брачных союзов! — воскликнул Дик.

— Поздно, — рассмеялась Джулия, но тут же опять помрачнела. — Пока они отдыхали в Спа, мистер Маккензи был в Брюсселе.

— Письмо от него пришло сегодня утром.

— По словам леди Келси, в газетах пишут, что он снова отправляется в Африку. По-моему, Люси сильно расстроилась. В Брюсселе только о Маккензи и судачат.

— Да, он пишет, что все готово, и уже скоро собирается отплывать в Свободное государство Конго. Там хотят отыскать новый водный путь, и бельгийский король дал ему полную свободу действий.

— Похоже, бельгийский король спокойно смотрит на его злодеяние, — заметила Джулия.

Минуту-другую оба молчали, занятые каждый своими мыслями.

— Ты видел Маккензи, когда Люси уже расторгла их помолвку, — наконец заговорила Джулия. — Он сильно страдал?

— Не проронил ни слова. Я хотел его подбодрить, но Алек не дал мне такой возможности. Имя Люси он даже не упоминал.

— А несчастным он не казался?

— Нет. Он был невозмутим и сдержан, как всегда.

— В нем нет ничего человеческого! — с негодованием воскликнула Джулия.

— Такие люди редкость в наш ребяческий век, — согласился Дик. — Он древний римлянин, который одевается на Сэвил-роу.

— Тогда место ему в Африке, а не в Англии.

— Думаю, так и есть. Здесь он словно орел, которого заперли в клетку с канарейками.

Джулия задумчиво посмотрела на мужа.

— Мне кажется, ты единственный друг, который его не бросил.

— Я бы так не сказал. На самом деле я просто его единственный друг. Неудивительно, что едва у Алека начались неприятности, большинство знакомых от него отвернулись.

— По-моему, так важно, что хоть кто-то верит в него, несмотря ни на что.

— Может быть, это прозвучит безнравственно, но я своего мнения об Алеке не изменю, что бы он ни сотворил. Он всегда был ко мне добр, так что пусть хоть Священным Писанием в футбол играет — я это перенесу.

Джулия, охваченная, как обычно, внезапным порывом чувств, ответила со слезами на глазах:

— Ах, Дик, мне начинает казаться, что ты ангел!..

— Не надо так говорить, — тут же возразил он. — Я сразу чувствую себя таким старым. Лучше быть юным грешником, чем престарелым херувимом.

Джулия с улыбкой протянула руку, и Дик крепко ее сжал.

— Должна сказать, что при всей симпатии к тебе я все же горю от возмущения.

— Это еще отчего? — воскликнул он.

— Меня воспитывали в убеждении, что человек должен трудиться, а ты предаешься возмутительному безделью.

— Боже правый, да в мире нет ничего изнурительнее, чем иметь жену-американку! — воскликнул он. — Тут требуется энергия уличного торговца и терпение посла при Оттоманской Порте.

— Вот ведь глупое создание! — рассмеялась она.

Впрочем, ее мысли тут же обратились к Люси. Бледное, меланхоличное лицо девушки все еще стояло перед глазами, а сердце болезненно сжималось от тоскливой безысходности в ее прекрасных глазах.

— Выходит, нет никаких сомнений, что все эти рассказы о Маккензи правдивы? — задумчиво спросила она.

Дик бросил на жену быстрый взгляд, пытаясь понять, что у той на уме.

— Вот что я думаю, — начал он. — Всякий, кто знает Алека, как я, не сомневается, что он не мог действовать из низких побуждений. Обвинять его в трусости смешно — он храбрейший человек в мире, — а в слабоволии и того смешнее. Но я вот что думаю: Алек не из тех, кто привык к полумерам, и еще он с крайней серьезностью исповедует принцип «цель оправдывает средства». Пожалуй, временами он бывает чересчур суров и чуть ли не безжалостен. Пытаясь прочесть письма Макиннери в «Дейли мейл» между строк, я подумал, не мог ли Алек, столкнувшись с такой необходимостью, сознательно пожертвовать Джорджем Аллертоном как самым бесполезным? И в таких небольших предприятиях есть просто пушечное мясо. Если Алек понял, что от Джорджа нет никакого толка, то избавился бы от него, даже несмотря на Люси.

— Почему же он сам об этом не расскажет?

— Разве было бы лучше? Британская публика сентиментальна, ей не понять, что на войне иногда приходится быть бесчеловечным. И что бы подумала Люси, признайся он ей, что Джордж был для него просто пешкой, которую можно хладнокровно пожертвовать в борьбе за преимущество?

— Какой ужас! — содрогнулась Джулия.

— Говоря о публике — время показало, что молчал Алек правильно. Всеобщее возмущение спало за недостатком фактов, и хотя репутация его несколько пострадала, ничего конкретного так и не выяснилось. Общественное мнение переменчиво, и люди понемногу начинают забывать, в чем дело, а когда забудут — сочтут, что были к нему несправедливы. Ставлю десять к одному, что когда объявят о его экспедиции во владения бельгийского короля, реакция будет вполне благосклонная.

После ленча подали кофе, и они закурили. Некоторое время оба сидели молча.

— Люси хочет повидать его до отъезда, — вдруг объявила Джулия.

Дик раздраженно пожал плечами:

— Наверняка из чисто женского желания устроить сцену. Алека она уже достаточно помучила.

— Не будь так жесток к ней, Дик, — сказала Джулия. В уголках ее глаз заблестели слезы. — Бедная девочка очень несчастна. Сегодня утром у меня сердце кровью обливалось.

— Дорогая, ради тебя я сделаю все, что угодно, — склоняясь к ней, ответил Дик.

Чувства возвышенного и смешного располагались у Джулии по соседству.

— Не понимаю, зачем целовать меня, раз страдает бедняжка Люси? — засмеялась она.

А потом, удобно устроившись в его объятиях, добавила уже серьезно:

— Ты ведь попробуешь это устроить? Она боится ему писать.

— Возможно, мне стоит уйти, чтобы ты могла сообщить радостную новость сама, — отозвался он. — Алек придет к нам сегодня.

— Вот эгоист! — воскликнула она. — В таком случае оставь нас наедине — я ведь буду плакать, не переставая, а ты — только хихикать.

— Благослови тебя Господь. Мы разложим повсюду платки.

— Для таких случаев я ношу их с собой целую сумочку.

Глава XX

Алек пришел вечером. Произошедшие с ним за три месяца отсутствия перемены тронули Джулию до глубины души. На первый взгляд ничего не изменилось: он был все так же собран и невозмутим, все с тем же всегда поражавшим ее налетом уверенности, что остальные подчинятся его приказу. В нем чувствовалась сила, которую всегда ценит слабая женщина. Однако от острого глаза Джулии не укрылось, что Алек держится лишь усилием воли, и наблюдать за этим — настоящая мука. Постоянное напряжение давало о себе знать, а в усталых глазах и нарочито жестком изгибе губ читалась усталость — силы были уже на пределе. Он стал еще суровее, еще немногословнее. Он мучился — Джулия это видела, — и муки только усиливались оттого, что он стремился любой ценой не подавать виду. Ей хотелось подойти к нему и шепнуть, что не надо быть к себе столь строгим. Позволь Маккензи себе хоть малейшую слабость — и ему стало бы гораздо легче. Впрочем, в чем-то он стал мягче: исчез тот легкий трепет, что раньше мешал Джулии вести беседу. Он обратился к ней с неожиданной теплотой.