Покой нам только снится (СИ) - Страница 49

Зачем ору? А я вижу как в отдел заходит знакомая бабуля, которой я уголь таскал, и которая потом к Федирко приходила — моя поселковая соседка. Ору для неё, может, вспомнит меня? Не услышала! Вешалка старая, и глухая вдобавок. Бабуля и ещё одна тётка идут, не обращая на меня внимания, по коридору, и их провожает кто-то из ментов.

— Понятые пришли, — докладывает капитану один из сопровождающих.

— Ася Фёдоровна! — я, наконец, вспомнил имя-отчество бабули. — А мне так премию и не выдал Федирко! — кричу уже вслед.

— Ась? — поворачивается та ко мне.

— Славский, по камерам народ пакуй. Задолбал этот юморист уже, и пропишите там ему… — устало командует капитан.

— Ой, а за что тебя, родимый? Это же наш, николаевский. Хороший парень, уголь мне перетаскать помог, — бабуля, наконец, меня узнала! — Сосед мой.

— Да знаем, что николаевский, и что сосед. Притон сегодня в вашей Николаевке накрыли, вы же сами там понятой были! — поясняет радостный летёха.

— Ну, надо же! Кто бы мог подумать⁈ — удивляется старушка и удаляется, бросив меня на произвол судьбы.

Поверила старая! Ну и что, что я в наручниках сижу?

— Такой хороший парень, в крайкоме большой начальник… и в притон пошёл! Федирко мне его очень хвалил… премию обещал дать ему, да не дал, видать. Уехал он уже в Москву, — недоуменно ворчит Ася Фёдоровна, удивляясь превратностям судьбы.

Моя ты золотая! Я тебе снег во дворе каждое утро убирать буду и козу доить, или чего там тебе надо⁈

— Кто начальник? Парень? Славский, стой! — кричит капитан. — Бабушка, вы этого парня знаете? Он сказал, что ему шестнадцать лет, как он может в крайкоме работать? Может, родители его там работают? — затупил мент.

— Ничего я не путаю! В кабинете у Федирко я была, тот так про него и сказал! А ещё поручил ему освещение сделать у нас в поселке! Когда будет свет? — опять притормозила старушка. — А ты, оглоед, вместо работы ишь чо вытворяешь!

Это она уже мне предъяву кинула. Да плевать. Главное она сделала.

— Может, Федирко не про него сказал? — попытался поверить в лучшее капитан.

— Да мы там, в кабинете этом, втроём были, про кого же ещё? — удивляется бабушка. — Это как его… Штыба фамилия у него, я запомнила. Пыль это угольная. Я на разрезе работала, знаю! Вот пыли много у наших углей, и возгораются они часто, и зольность высокая…

Старушка ещё разглагольствовала о качестве КАТЭКовского угля, но её уже никто не слушал, хотя в помещении воцарилась тишина, разрываемая лишь трелью телефона.

— Да! Дежурный! — сняв трубку, крикнул капитан.

К телефону он бросился с радостью, очевидно, не зная, что дальше со мной делать?

— Гы, — рядом ржал Махно, и по его подбородку стекала тоненькая струйка крови.

Мои соседи всё про меня знали, в том числе и про крайком, и сейчас надеялись получить удовольствие от дальнейших событий.

— У нас шмон был, но ничего не нашли, патрон только, — шепнул на ухо Конь. — Хотя по беспределу могли подкинуть что угодно. Эти две клуши и не смотрели ни за чем, сидели на кухне.

Конь кивнул в сторону Аси Фёдоровной с товаркой.

— Так точно! — по-уставному ответил капитан в трубку и заорал, некультурно тыча в меня пальцем. — Где документы задержанного?

Сначала пролистал паспорт и права, потом призывное свидетельство (военника же у меня нет), а потом уж дело дошло до двух бордовых книжек — моего крайкомовского удостоверения и партийного билета.

— Он это, — убитым голосом ответил капитан трубке. — Не могу знать, я на дежурстве. Да, Мышкин их привёз! Есть, дать трубку.

— Ну что смотришь? — злиться невиноватый, в общем-то, капитан на летёху. — Веди парня сюда!

А вот тот виновен — сало и грудинку мою они с напарником уже порезали и дегустируют.

— Наручники снимите, — возмущённо говорю я, так как мне пытают просто сунуть трубку к уху.

— В камере снимут, — тупит Славский.

— Алё, — кричу я в трубку.

— Это Иванов, — недовольным голосом ответила та. — Штыба, ты? Что там случилось, поясни? Как ты в притоне оказался?

— Григорий Афанасьевич, наручники пусть с меня снимут. Руки уже затекли. Не был я в притоне, я живу в соседнем доме. За компанию сгребли. Не разобрались.

От радости я даже пропустил наезд на меня.

— Ты поясни сначала, за что задержан, потом снимут, — голос Иванова сочится недовольством.

— Наручники пусть снимут, потом поговорим, — неожиданно для себя я пошёл на принцип.

— Что ты там командуешь? — удивился Иванов.

— В задницу тогда иди, товарищ генерал-майор, — мотаю я башкой, и трубка падает на пол.

Махно и другие задержанные, которых ещё не растащили по камерам, ржут, а на лбу капитана выступает каплями пот и стекает по щекам.

— Ты в своем уме? — рявкает на меня он и поднимает трубку. — Так точно. В наручниках. Не могу знать, когда надели. Есть!

Мужик смотрит на меня устало, матеря свою невезучесть. «Вот почему в мою смену это случилось-то?» — читается на его лице.

— Снимай браслеты, — шепчет капитан Славскому.

— Слушаю, — беру я трубку, стараясь успокоиться, но тщетно — меня, что называется, понесло: — Развел тут бардак! Это не сотрудники советской милиции, а самая настоящая банда! И ты руководитель, заметь. Сегодня же позвоню в Москву, знаешь кому. А завтра на бюро тебя дернем, в крайком. Пора на пенсию вам, Григорий Афанасьевич.

— Ты что, в бюро? — шипит Иванов.

— Нет, но всех там знаю, — намекаю сейчас на Шенина.

— Ладно, потом поговорим. Что случилось? Только не размазывай кашу. Как трудно с вами, молодёжью. Вообще авторитетов не признаёте.

— Приехал домой на служебной машине, услышал шум у соседей, зашёл к ним во двор, посмотреть, что случилось. Меня сбили с ног, нацепили наручники, ударили несколько раз по лицу и ребрам. Не дали и слова сказать. Потом привезли сюда, в райотдел. Сейчас здесь сижу, жду, когда моё сало доедят. Вы им вообще зарплаты платите? Вижу, нет.… Так хоть корми их иногда!

— Какое сало? — не понял генерал. — Что на служебной приехал, знаю. Вроде твой водитель и сообщил дежурному по крайкому, что задержали.

— Вкусное, — остываю, высказавшись, я. — Но вам теперь не дам.

— То есть, тебя не было в притоне? — уточняет генерал. — Штыбу отпустить, — даёт распоряжение в трубку Иванов.

— Спроси, а Суходрищева тоже? — подначиваю я капитана.

— А Суходрищева тоже? — послушно повторяет тот.

— А кто тут Суходрищев? — замялся капитан, выслушав маты генерала.

Братва в отсеке для задержанных молчит. Несолидное погоняло! Фильм «Ширли-Мырли» ещё не вышел на экраны. Горестно вздохнув, капитан повернул свое несчастное лицо ко мне. Досталось ему уже и достанется ещё.

— Всё шутим, товарищ задержанный? — попенял мне он. — Забирайте документы.

— А я задержанный? — любопытствую, разминая затёкшие кисти рук.

— Не умничай. Генерал сказал, чтобы через пять минут тебя тут не было, и я приказ выполню, — то ли обнадёжил, то ли пригрозил служивый.

— Деньги где? И это… оголодавшие, кончайте моё сало жрать! — рявкнул я.

А нехер! Раз приказ такой есть, то хоть что я делай — меня из ментовки выставят. Генерал это… ого-го. Тем более, Иванов.

— За что тебе деньги? — не понял капитан. — Опух совсем?

— У меня деньги с собой были, их при задержании изъяли. Понятых, кстати, при этом не было! Прошу вернуть! — напрягся я.

— И сколько? Когда тебя сюда доставили, денег при тебе не было, — угрюмо констатировал факт капитан.

Он что, думает, я выделываюсь и вру про деньги?

— Слышь, лейтенант, или кто ты там? Сержант, рядовой… Деньги мои верни! Немедленно! Там больше двух тысяч!

Да, так и было. Вместе с остатками денег, что я брал в дорогу, ещё выручка с видеосалона. Итого две тыщи, плюс сотка у меня зашита в трусах, в кармашке. Бабуля настояла, а я не смог отказать.

— Ты, я смотрю, совсем берега попутал, — разозлился капитан, который явно мне не поверил.