Поиск-89: Приключения. Фантастика - Страница 73

— Сумасшедший! Что ты несешь?!

— Сумасшедший? — Вен непонятно и пугающе посмотрел на директора. — Верно… сумасшедший. Все мы тут помешались на мифическом счастье. Будто в норы забились и носа не высунем. Забвение наркоманов…

— Жизнь и без того сложна, и если…

Помощник остановил Броновского презрительным жестом.

— Я слышал это тысячу раз! — выкрикнул он. — Жизнь сложна, но ее сделали такой мы, люди! А вылезать из трясины всегда сложней! И вот тут-то вынырнули мы со своей палочкой-выручалочкой. Сон для всех! Просто и надежно…

— Послушай, Вен!

— Нет, это ты послушай! — Помощник порывисто подался к нему. — Еще ведь не поздно! Все эти крысы и змеи — лишь оплеуха, приводящая в чувство… Втроем, вчетвером мы за день очистим институт! Все стойки до единой! И разом…

Броновский с ужасом смотрел на своего помощника. Бред! Жуткий бред террориста. Машинально, словно прячась под одеяло, он потянулся за обручем.

— Уйди отсюда. Ради бога…

— Что? — Вен до хруста стиснул пальцы, невидяще глядя на директора. — Ты… отказываешься? Раб… Слизняк! Когда опомнишься, будет уже поздно!..

Сидя на полу, он мучительно осознавал происшедшее. Все оказалось правдой! Страшной, нереальной… Пылающим лбом Броновский ткнулся в колени, голова шла кругом.

Машины… тупые машины прозрели первыми, но и они не пришли к единству… И начали собственную загадочную борьбу, борьбу против самих себя. И вот теперь все это встало уже перед ним — некоронованным царьком в царстве спящих, и он что-то должен для себя решить… Люди СПАЛИ. Спали, стремительно приближаясь к гибели, и за них воевали грызуны, схемы, скачущее в сети напряжение…

А он? Неужели погибает? И его стойка тоже?

Рука заныла с новой силой. Ослабевшее тело все больше охватывало волной озноба, так долго без сна он не находился уже давно. Усилием воли Броновский постарался погасить разгорающийся голод. Он еще не обдумал, не решил… А решать что-то было надо. Или поздно? Мысли Броновского вихрились. Он с трудом удерживал зыбкую нить рассуждений. Плюнуть? Помогать? Кому? Если себе, тогда нужен отдел… лаборатория… Черт! Как же называлась эта лаборатория? Что-то экстренное в названии… Впрочем, и там спят. Броновский как-то враз сдался. Дурман близкого сна уже владел им. Потом! Все потом…

Лифт давно стоял с открытыми дверцами, и пустой черный провал коридора, мерцая красными зрачками, смотрел на скорчившегося в углу директора. Где-то в темноте трещали разряды, раздавался писк…

Краешком сознания он еще продолжал цепляться за жизнь, но тело уже поднималось. Сейчас ему нужна была только стойка, и медленно, враскачку он поплелся, запинаясь за кабели.

Дверь… Он ввалился в знакомый полусумрак и, цепляясь руками за стол, добрался до стойки. И здесь, рухнув в кресло, нетерпеливо схватил сверкающий обруч. Виски ощутили холодный металл, и все начало таять. Уплывающим сознанием он успел заметить перед собой глазок, уверенно вспыхнувший красным, и тут же, заслоняя все, над ним засияло, заполыхало красками чужое, неземной глубины небо, нежно зашелестела листва, запели птицы…

Что-то произошло там, в заоблачных высотах. Мрачные мохнатые тучи тяжело расступились, и золотой сноп света, прорвавшись сквозь заслоны, ударил по стеклу кабинета, разбросав по углам веселых зайцев, наполнив комнату яркими бликами.

Сдавленный крысиный писк замер на полуноте. И тут же замок жалобно дзенькнул, и, косолапо переступая, в кабинет вбежал огромный бурый медведь. Не обращая внимания на спящего Броновского, он неторопливо протопал к окну. Влажный, чуть вздрагивающий нос ткнулся в грязное стекло. Медведь смотрел вниз, на бесчисленные фигурки, все так же молчаливо и неподвижно ждущие на промозглом ветру. Развернувшись, медведь двинулся к корпусам генераторов. Это были те самые генераторы, что питали стойки всего института.

Квадрат металлического кожуха, поддетый острыми когтями, зазвенел, изогнулся и наконец с грохотом рухнул, обнажив стеклянистые нити волноводов, ряды плат. Осторожным движением, точно прицеливаясь, медведь поднял лапу и с хряском опустил ее в хрупкое переплетение проводов и цепей, ломая их, превращая в рваное месиво. Фиолетово заискрило, и легкий дымок окутал медведя. Зверь отступил немного назад и снова поднял лапу. Теперь взгляд его был устремлен вниз, туда, где сходились с разъемов сотни проводов, встревоженно моргали аварийные индикаторы. Когтистая лапа описала короткий полукруг и ударила. Полыхнуло сразу и в генераторах, и позади, в стойке. Туловище медведя скрутило и затрясло. В последнем судорожном усилии он оторвался от изуродованной панели и, яростно проревев, вновь поднял лапу…

Дверь скрипнула, и директор института биологии бодро вскинул голову, едва успев поймать сползшие с носа очки. В кабинет с раскрытым ртом ворвался Липунович — зам зама по атмосфере. Рухнув на стол, он шумно задышал.

— Вы что это? — директор изобразил озабоченность.

— Вот! — Липунович протянул ему распечатку с машины.

— Ага. — Директор внимательно осмотрел ее с обеих сторон. — Ну что ж, вижу, вы не зря потрудились, коллектив…

— Не то! — простонал бледный, как мел, Липунович, — Кислород! Парциальное и процентность, там, внизу!

Директор поправил на носу очки.

— Два процента — норма! — изрек он и непонимающе уставился на колонки цифр. — Где же они тут?

— В том-то и дело, что нет ничего. Вернее, вот, ноль-три с незначительным колебанием. Уничтожили кислород, начисто!

Директор недоверчиво склонил голову.

— Неужели не чувствуете? Ведь задыхаемся!

Директор, быстро вскочив, подбежал к окну. В фиолетовой дымке матово проступали здания, машины,, люди… Все, как всегда, двигалось, функционировало.

— Фу! А я уж и впрямь испугался. — Он вернулся к столу. — Паникуете, Липунович! Вон же, за окном, и люди, и машины…

— Как? — не поверил Липунович. — Ведь вот же! Трижды брали пробы и пересчитывали. Не могут они ходить! — Он нервно затряс в воздухе бумажной лентой.

— А почему бы и нет? — Директор успокоенно развалился в кресле. — Ноль-три так ноль-три. Чего вы испугались? Наоборот даже — налицо, так сказать, некий прогресс, экономия. Сколько там раньше было? Два?

— Это год назад, — прохрипел зам зама. — Когда-то и двадцать было.

— Двадцать?! — директор искренне удивился. — Зачем же столько-то? — Он на мгновение задумался, озабоченно поиграл бровями и вдруг улыбнулся. — А ведь действительно! Сколько веков маялись и не сознавали! Что ж… Было, признаем! Но ведь исправили! Довели, так сказать, до оптимума.

Липунович с натугой осмысливал, синея лицом.

— Но ведь задохнутся же люди! — вырвалось у него.

— Кто вам сказал? — Директор строго посмотрел на него и возмущенно фыркнул. — Вон бегают ваши люди, хоть бы что, и воду из-под кранов пьют! А тоже, между прочим, говорили в свое время!

— Но я? Я же сам чувствую!

— Вы? — Директор прицелился в Липуновича изучающим взглядом. — А вы, по-моему, чересчур часто дышите. Вы бы попробовали совсем не дышать.

— Что? — зам зама не поверил ушам.

— Да, совсем. Сами же говорите, нечем дышать, зачем же дышать? — Директор и сам поразился своей мудрости. — Коллектив трудится, между прочим! А вы странно себя ведете, задыхаетесь… Это что же, намек какой?

Липунович в смятении остановил дыхание. Постепенно лицо его стало принимать нормальный оттенок, и директор обрадовался.

— Ну вот, голубчик, а вы говорили! Ведь лучше, правда?

Липунович кивнул.

— Ну а уж если приспичит — вдохнете чуток. С одного-то раза ничего не случится. Я вам на днях книжонку принесу — о мутациях и атавизмах. Забавная штучка! — Обойдя стол, директор помог Липуновичу подняться и, придерживая за локоток, довел до двери. — Вам бы еще веры в людей побольше. Люди у нас живучие… Гмм. Да и легкие, знаете ли, тоже надо беречь. Орган хрупкий, неизученный, зачем и для чего дышит — неизвестно…