Поиграй со мной (ЛП) - Страница 113

— Но как? — Спрашивает Алекса. — Знаки остановки не двигаются.

— Да, Алекса. Я в курсе. Твой брат любит напоминать мне об этом по крайней мере раз в неделю. — Выбираясь из машины, я оглядываюсь на сестер Гаррет. — Хорошо, дамы. Поехали.

Габби убегает быстрее всех, быстро беря меня под руку, Стефи следующая. Алекса неторопливо идет рядом с нами, наблюдая за нашими соединенными руками, как будто чувствует себя немного обделенной, даже если и не говорит этого. Она находится в той сварливой подростковой фазе, когда хладнокровие и отстраненность — единственный способ вести себя. В основном, она не хочет просить внимания, которого так жаждет. Она притворяется раздраженной каждый раз, когда Гаррет тянет ее сесть рядом с собой на диван во время просмотра фильма, но она такая же ласковая девочка, как и он. Вот почему она прижимается к нему, пока не идут финальные титры.

— Привет, Лекс, — зову я. — Ты посидишь рядом со мной позже за ланчем?

— Правда? — Ее карие глаза светятся, прежде чем она меняет выражение лица, пожимая плечами. — Если хочешь.

Я подмигиваю ей, заставляя ее покраснеть. Она так похожа на своего брата.

Я не думаю, что по-настоящему осознавала весомость и глубину своей любви к Гаррету, пока не увидела его с сестрами. Наблюдать за тем, как он раскачивается взад-вперед с Ирландией на руках, пока что-то ей бормочет, действительно помогает и мне.

Мы с Гарретом технически не живем вместе, но его семья переехала сюда в начале апреля. Отец Гаррета приступит к работе только в конце месяца, а мы прошли только половину пути, но это дало всем шанс освоиться в их новом городе. Они жили в моей квартире, а я жила у Гаррета.

Сегодня его родители подписывают документы на их новый дом, в который они въедут через четыре недели. Я не знаю, как сказать Гаррету, что на самом деле я просто… не хочу уезжать.

Засыпать, окутанная теплом его тела, просыпаться с его губами на моей коже, с его тихим шепотом… это мое самое любимое занятие в мире. Даже когда он в разъездах, есть что-то успокаивающее в том, чтобы быть в его пространстве, чувствовать себя как дома.

— Вау, — бормочет Стефи, отвлекая меня от моих мыслей, когда мы входим в парадные двери SFU. Ее глаза расширяются от удивления, когда она оглядывает просторный вестибюль. — Днем, когда здесь нет всех этих людей, все совсем по-другому.

— Во время концертов здесь полно людей, — соглашаюсь я. Мы продавали билеты на два выходных подряд, и я с гордостью могу сказать, что целый ряд был заполнен моими друзьями и семьей. Мне казалось, что я танцую только для них. — Но семестр уже закончился. Все заканчивают экзамены, поэтому в школе тихо.

Я веду девочек в танцевальную студию. Они охают и ахают, кружась по залу, затем следуют за мной в заднюю часть, где находится моя каморка.

Как назло, Саймон тоже решил сегодня освободить свою каморку.

— Дженни. — Он бросает учебник к ногам. — Я не знал, что ты придешь сегодня. — Он смотрит на девочек. — Кто они?

— Сестры Гаррет, — отвечаю я без всякого интереса, укладывая свои вещи в сумку.

— Верно. Значит, вы двое…?

— Встречаемся.

— О.

— Да, именно так, — раздается голос Габби позади меня. Я оглядываюсь через плечо и вижу, что она хмуро смотрит на Саймона, прижав руки к груди и выставив бедра. — Мой старший брат — ее парень. А ты кто такой, чертов индюк?

Саймон медлит с ответом, прежде чем сдаться и зависнуть у моего плеча.

— Э-э, Дженни. — Он откашливается в кулак. — Может быть, мы могли бы… поговорить?

— Я не понимаю, какой в этом смысл. — Я дергаю молнию, закрывая сумку. — Ты не умеешь слушать, не так ли, Саймон?

— Да, Саймон. — Габби щелкает пальцами в воздухе в форме Z. — Так что давай назад, приятель.

Крошечный ангел на моем плече говорит мне, что мне стоит удержать ее, но дьявол на другом плече призывает меня выпустить ее на волю.

Ангел побеждает. Черт возьми.

— Все в порядке, тигрица. Обуздай это. — Я отворачиваюсь от Саймона, жестом показывая девочкам идти впереди меня.

— Ты действительно собираешься просто уйти? — Кричит Саймон. — После пяти лет дружбы? Тебе не кажется, что ты немного драматизируешь? Сколько раз я должен сказать тебе, что мне жаль?

Мои кроссовки скрипят, когда я останавливаюсь, и ярость стучит в ушах в такт биению моего сердца.

Выражение его лица говорит мне все, что мне нужно знать: он не сожалеет. Он не сожалел раньше и чертовски уверена, что не сожалеет сейчас. Чего он хочет, так это прощения, которого не заслуживает. Он хочет уйти, не чувствуя вины за то, что он сделал.

— Иногда извинений недостаточно.

Когда он открывает рот, я его опережаю.

— Иногда этого недостаточно, — повторяю я. — Такие люди, как ты, разбрасываются извинениями, пустыми и бессмысленными. И такие люди, как я, люди, которым нравится верить, что в каждом есть хорошее, что все заслуживают второго шанса, потому что все совершают ошибки… такие люди, как я, прощают тебя. Мы прощаем тебя один раз, потом второй. Мы прощаем вас снова и снова, пока кто-нибудь не войдет в нашу жизнь и не покажет нам, что сдерживать обещания не сложно. Извиняться и говорить искренне. Стремиться стать лучше. Пока кто-нибудь не покажет нам, что в нашей жизни нет места для людей, которым наплевать на границы. Для таких людей, как ты, Саймон.

Алекса вкладывает свою руку в мою, нежно сжимая, прежде чем подтолкнуть своих младших сестер вперед, и мы вместе направляемся к выходу.

Я уже на полпути к двери, когда вспоминаю о предмете на дне своего рюкзака. Я положила его туда в начале года. Это предназначалось для ничего не подозревающей Крисси, но на Саймона он тоже не пропадет.

Я достаю увесистый предмет из своей сумки, возвращаюсь к Саймону и кладу его ему в руку.

— Вот. Я купила это для тебя, до всего произошедшего. Тебе оно точно пригодится.

Вкрадчивая ухмылка, расползающаяся по его лицу, дает мне понять, что, несмотря буквально на все, что я только что сказал, он думает, это означает, что я все еще забочусь о нем. Поэтому я стою там и жду, когда он откроет черный цилиндр.

Саймон издает торжествующий звук, когда пружина предмета внезапно выскакивает, и моя ухмылка становится шире, когда его ухмылка гаснет.

Блестящие конфетти в форме членов всех оттенков розового осыпаются вокруг него дождем, покрывая его волосы, прилипая к щекам, одежде. Они падают в его открытый рюкзак, и особенно крупный экземпляр цепляется за его верхнюю губу, упрямо держась там, пока его глаза сверкают от ярости.

Хоть убейте, я не могу перестать улыбаться.

— Поехали, девочки.

— Эм, — осторожно начинает Стефи. — Это были… пенисы?

— Да. Не говори своей матери.

— Мы можем рассказать папе?

— Нет. Подожди. Да. — Этот мужчина любит меня. Как и мама Гаррета, но она умеет перекладывать вину на других одним взглядом. Я стараюсь не попадаться под этот пристальный взгляд. Иногда я просто смотрю куда угодно, только не на нее, и она говорит, что знает, что я ее избегаю.

Когда мы садимся в машину, я поворачиваюсь лицом к девочкам.

— Никогда и никому не позволяйте наступать на вас, леди. Знайте себе цену, устанавливайте свои границы и никому не позволяйте проявлять неуважение ни к одной из этих вещей. Если они это сделают, врежьте им коленом по яйцам и взорвите конфетки из пенисов прямо им в лицо. Поняли?

— Да, Дженни, — отвечают они в унисон.

— Я хочу быть такой же сильной, как ты, когда вырасту, — тихо говорит Алекса.

— Ты уже сильная. Но это нормально, когда бывают дни, и ты не чувствуешь себя сильной.

— Я хочу быть танцовщицей и чирлидершей, когда вырасту, — подхватывает Габби. — Как ты и Эмили.

— О, милая. Эмили не настоящая чирлидерша.

— Тогда почему на ней был костюм чирлидерши, когда она вчера прощалась со своей подругой? Мы со Стефи катались на наших самокатах в коридоре и увидели ее.