Похоть (СИ) - Страница 12

— Я что-то читал об этом, — небрежно кивнул Карвахаль. Было очевидно, что если что-то подобное ему и попадалось, то прочтено было без особого внимания.

Бельграно это не смутило.

— Так вот тогда же выяснились и таинственные обстоятельства смерти живописца, — бесстрастно продолжил он. — Караваджо умер от солнечного удара. Но как мог тридцатидевятилетний, полный сил мужчина умереть от такого пустяка, спросишь ты?

— Спрошу, — Рамон Карвахаль теперь слушал очень внимательно.

— Я тоже спросил. И мой коллега нехотя уточнил, что Караваджо был просто излишне ослаблен… третичным сифилисом.

Повисло молчание, но вскоре Карвахаль прервал его.

— Ты намекаешь, что наш общий друг Арчибальд… — глаза испанца заискрились.

— …подхватил люэс? Исключено. — Категорично покачал головой Бельграно. — Не та натура. Я лишь подозреваю, что, как и в случае с несчастным Караваджо, подлинная причина обморока скрыта от нас неким фальшивым предлогом. Тэйтону тридцать шесть лет.

— Тут я полностью соглашусь с тобой, Франсиско, — промурлыкал Карвахаль. — Ловкость рук у Дэвида потрясающая, но ей всегда можно противопоставить соответствующую остроту глаз. Никакое солнце макушку Арчи не напекало. Хейфец вколол ему мезатон и на всякий случай держал в руках ампулу с дизопирамидом. Это резкое падение давления. А вот зачем наш дорогой Дэвид на ходу придумал сказку про солнечный удар? И что на самом деле так ударило беднягу Арчибальда?

— Этого слона ударить — только руку отбить, — насмешливо пробормотал Бельграно. — Но что-то странное тут было. Он подошёл сюда, — Франческо сделал шаг к ложу, — потом включил фонарь на телефоне. И что? — он почесал затылок. — Тут только эта картинка с блудливой лахудрой. — Он снова задумался и настойчиво повторил. — Слушай, мужик мне кого-то напоминает, Рамон, ей-богу. Надо получше очистить лицо.

— Берта же пошла за ксилолом. — Карвахаль задумчиво смотрел на фреску, потом пару раз щёлкнул её на свой айфон. — Что это там? — поднял он голову на шум, раздавшийся с дороги.

В раскоп спускались Берта Винкельман с чемоданчиком, Дэвид Хейфец и Долорес Карвахаль. Хейфец отрапортовал, что с Тэйтоном всё в порядке, Берта Винкельман, встретившая Тэйтона с эскортом у входа, подтвердила это. Долорес, немного бледная и запыхавшаяся, сказала, что узнала об их находке и пришла посмотреть.

Брат окинул сестру задумчивым взглядом, потом, видимо, решив не щадить её скромность, молча посторонился. Бельграно, взяв у Берты Винкельман необходимые химикаты и марлевые тампоны, принялся очищать боковой орнамент росписи. Долорес, сощурив свои огромные глаза мадонны, долго рассматривала фреску, потом, бросив внимательный взгляд на брата и его коллегу, спросила, насколько тщательно очищена стена?

— Это грязь? — кончик её пальца упёрся и осторожно потёр тёмную точку на боку гетеры, крохотное пятно, напоминавшее родинку.

Бельграно вытащил из болтающегося на поясе набора инструментов лупу и посмотрел на точку. Потом хмыкнул.

— Пока твёрдо не скажу, синьорина, но, кажется, нет. Это не вкрапление слюды и не грязь. Это пятно находится не сверху, а под слоем карбоната.

— А это? — теперь палец синьорины прикоснулся к ноге падшей женщины на фреске.

Бельграно снова рассмотрел рисунок и тихо ахнул.

— Рамон! Посмотри! Мало того, что мужик будто знаком мне…Мистика.

Карвахаль не заставил себя просить дважды и почти вырвал лупу из рук Бельграно.

— Иисус Мария! — он даже задохнулся, — это надо же…

Хэмилтон не понял его изумления и подошёл ближе. Он заметил родинку на бедре вакханки, но, вглядевшись в ногу женщины на светлом охряном фоне простыней, не увидел там ничего особенного. Нога была обыкновенной, разве что сколы штукатурки кое-где скрадывали кусок щиколотки и мешали разглядеть детали интерьера.

— А что странного-то? — недоуменно спросил он.

— Странно, — неожиданно со вздохом ответил всё это время молчавший Хейфец, — что мужчина под этой потаскухой похож на Хью Гранта.

— Чёрт возьми… о, простите, леди, — Бельграно смутился. — Точно! В кино я его видел.

— Это не он, Франсиско, — спокойно уточнил Карвахаль, — этому три тысячи двести с чем-то лет, как я думаю. Ей — столько же.

Потом он спросил сестру, идёт ли она на виллу. Та, поняв его слова не то как намёк, не то — как приказ, кивнула, и быстро ушла. Карвахаль же снова уселся на ложе и вежливо обратился к фрау Винкельман.

— Фрау Берта, как вы полагаете, не лучше ли провести полную реставрацию после снятия со стены? И как вы порекомендуете это сделать?

Фрау Винкельман порозовела. Она была явно польщена тем, что сам Рамон Карвахаль спрашивает её совета.

— Фреска невелика, можно начать с разметки росписи на два участка, учитывая возраст, по местам худшей сохранности, — зачастила она. — Целесообразно вести разрез на всю толщину штукатурного основания. Края разреза закрепим, обработаем пятнадцатипроцентным ацетоновым раствором полибутилметакрилата, заклеим широкими марлевыми бинтами, а затем после высыхания — двумя слоями марли.

Карвахаль задумчиво слушал, потом спросил:

— Берта, а не лучше ли снять роспись целиком, без разрезов: фрагмент-то небольшой, всего девяносто на шестьдесят. У меня и щит есть метровый.

— При снятии следует учитывать особенности наложения штукатурки, — задумчиво пробормотала фрау Винкельман. — Тут однослойная штукатурка местами глубоко заходит в швы кладки. Ещё перед заклейкой следует отметить участки плотного сцепления, и, если они будут рядом с утратой штукатурки, то, закрепив и оклеив края, следует заранее отделить скальпелем этот участок от стены.

Она ещё долго рассуждала, о возможном закреплении штукатурки пятнадцатипроцентным ксилольным раствором с сушкой в семь суток, однако Карвахаль предложил ограничиться закреплением ацетоновым раствором, который даст дополнительное склеивание трещин и займёт всего день. А он за это время займётся мелкими фрагментами скола, высушит их и очистит. Он надеется, что эти фрагменты при обработке восполнят утраты. Обычно в полевых условиях подборку кусков не делают, но в той прекрасной лаборатории, которую обеспечил им мистер Тэйтон, ему с её помощью стоит попробовать провести предварительную разборку по цветовым оттенкам, рисунку и графье. Как она на это смотрит? Фрау Винкельман не возразила, любезно заметив, что когда за дело берётся такой мастер, как херр Карвахаль, получится даже невозможное.

Когда вскоре к ним подошли Гриффин и Спиридон Сарианиди, Карвахаль сообщил им, что они с фрау Винкельман считают целесообразным провести полную очистку и реставрацию в лаборатории. Гриффин кивнул, и Берта Винкельман начала подготовку фрески к снятию, а Хэмилтона попросили приблизительно определить состав найденных на некрополе арибаллов. Арчи Тэйтон по совету врача оставался у себя в спальне, и Стивен не рассчитывал увидеть Галатею до ужина.

И не увидел. Ему пришлось сидеть в лаборатории вместе с Карвахалем и Бельграно. Этого мало. Хейфец, вернувшийся в обед на виллу, тоже торчал в лаборатории, правда, не мешал Стивену, а сидел за спиной Карвахаля и вместе с Франческо Бельграно наблюдал за тем, как тот чистил кусочки росписи.

В их разговоре один раз промелькнуло что-то странное. Бельграно предложил принести выпивку, сказав, что всегда руководствовался железным принципом: «День без стакана доброго вина — это недобрый день», Карвахаль ответил, что предпочитает жить просто по-божески, а не по принципам, и спросил Хейфеца, есть ли принципы у него.

Тот покачал головой и, разглядывая фреску, пробурчал:

— Нет, принципы есть у Тэйтона, а у меня — только извечное еврейское понимание опасности.

— И ты стараешься избегать её? Разумно, — кивнул Карвахаль. — А что ты полагаешь опасным?

Еврей пожал плечами.