Поход скорпионов - Страница 82

– Я тороплюсь, – напомнила богиня, видя его нерешительность.

Бурдюк колебался еще мгновение, а потом выпалил:

– Скажи, зачем Зеркало тебе? И зачем… Зачем ты притворялась служанкой и проделала с нами весь этот ужасный путь? Ведь ты богиня…

– За такую дерзость я могла бы превратить тебя в пиявку! – Голос Девы зазвенел карающей медью. Но грусть в ее лице не вязалась с грозным тоном. – Могла бы, – повторила она. – Но пощажу. Быть может, ты еще пригодишься мне когда-нибудь. Что же до Зеркала… Что ж, тут все просто: когда-то я была… неравнодушна к тому, кого смертные зовут Змееносцем. И Зеркало может мне кое в чем помочь. Но после давних событий боги больше всего на свете боятся, что до него может добраться кто-нибудь из них. Стоило моим братьям только заподозрить, что кто-то из бессмертных пробирается сюда, как в погоню пустилось бы все небесное воинство. Я вынуждена была принять образ смертной, и лишь исподволь, в самых крайних случаях, когда препятствия становились непреодолимыми, помогать вам. Это я спасла Глаза на том пустыре, отвела глаза птицам, помогла Эписанфу с зельями в лесу. И вот вы привели меня к цели, а я отблагодарила вас, и большего вам знать не следует. И прошу, поторопитесь. Скоро это место станет смертельно опасным.

– Но три года!.. Рабыней… – пробормотал Бурдюк и осекся, увидев холодный насмешливый взгляд Девы.

Наверное, ему хватило ума понять то, что понял и я: три года – это просто краткий миг для бессмертной богини и нет для нее никакой разницы между рабыней и царицей.

Я бросил взгляд на своих спутников. Невидимая преграда, разделившая их минуту назад, вдруг стала будто вдвое шире. Так разрубленный надвое побег повилики перестает быть единым целым, в одно мгновение превращаясь в два самостоятельных растения. Бурдюк осунулся, сник, в глазах его поселилась тревога, он даже не пытался скрыть одолевшие его мрачные мысли. Глаз же наоборот, подобрался, расправил плечи; его единственное око засверкало черно́ и зловеще, губы тронула едва заметная хищная ухмылка.

– Что же… – начал было Бурдюк, но Глаз не дал ему договорить. Одним порывистым движением он хлопнул приятеля по плечу, едва заметно кивнул мне, поклонился Деве и, развернувшись, зашагал к Зеркалу. Дойдя до ниши, он все так же без раздумий повернулся к полированному серебряному омуту. Что-то вспыхнуло в воздухе и… Глаз исчез.

– Хотя бы в этот раз обошлось без трупов, – философски заметил Бурдюк. – А мог бы попрощаться по-человечески, мерзавец! – Это разбойник выкрикнул в сторону Зеркала. – Но и я обойдусь без сцен, – продолжал он. – Прощайте… Береги свитки, Мильк.

Отвесив поклон богине, он повернулся и в точности повторил путь Глаза. Вспышка, и в пещере не стало и Бурдюка.

– Пусто… – проговорил я. – Застолье кончилось. Гости разошлись.

– Пора и тебе, Мильк, – кивнула Дева. – Используй свой шанс…

Она взмахнула рукой, и я обнаружил вдруг, что, сжимая в руках свою котомку со свитками, стою в двух шагах от Зеркала, от призрачно мерцающего, манящего, одновременно желанного и пугающего омута его полированной поверхности. Звенящая, небесная ясность внезапно овладела всем моим существом. Сомнения, желания, страхи улетучились подобно листве, облетающей с дерева под порывами ледяного осеннего ветра. Душа обнажилась, избавилась от всего лишнего, оставшись один на один с моим единственным, истинным желанием и предназначением.

Забыв обо всем на свете, я сделал два шага по направлению к Зеркалу и, взглянув в него, ухнул в заоблачное небытие, в безвременье, в бесконечно покойный сон, похожий одновременно и на смерть, и на беспредельное счастье.

Не знаю, сколько времени это длилось, но вдруг я вынырнул в реальность. Моя рука держала чью-то руку – теплую, маленькую, удивительно мягкую и удивительно… живую. Я услышал короткий удивленный вздох и, подняв глаза, произнес одно только слово:

– Фаэнира!

С непонятной мне самому досадой я отшвырнул свитки в сторону. Смешно. Как будто я не знал, что прочитаю на этих последних страницах. Как будто надеялся, что Мильк опишет иной финал истории, а не тот, что стоял перед моими глазами гораздо чаще, чем мне бы того хотелось. Снова накатила тоска, над которой почему-то не властно время, тоска, причину которой я ни за что бы не открыл ни постороннему человеку, ни ближайшему другу… ни бессмертной богине, если уж на то пошло. Ничто не делается без воли богов, значит, боги еще более жестоки, чем я всегда считал.

Заставил себя улыбнуться. Выходит, Мильк получил награду, о которой не смел даже мечтать. А если и мечтал (ведь Зеркало не ошибается, не так ли?), то так робко, что боялся признаться в этом даже самому себе. Надеюсь, они с Фаэнирой счастливы, надеюсь, щедрость богов не обернулась на этот раз злой насмешкой.

Ведь Глазу определенно повезло, не так ли? Боюсь, мне очень скоро предстоит в этом убедиться. А мне? Разве не могу я считать себя выигравшим от нашего безумного похода? Я встал во весь рост, с шумом потянулся и ударил ладонью по столу, изобразив на лице веселую гримасу. От этой моей демонстрации бодрости духа свитки покатились и упали на пол, а кувшин с пивом едва не опрокинулся. Чтобы в дальнейшем не подвергать ни в чем не повинный напиток такой опасности, я осушил кувшин, благо, в нем оставалось не больше трети. Все это чтение здорово сушит горло. Кстати, и пожрать бы не мешало.

С вновь нахлынувшим отвращением я оглядел безобразно серые стены. Наплевать, что ли, на традиции и приказать покрасить? Я усмехнулся – такая мысль посещала меня не реже двух раз в месяц.

Да, надо мной бессмертные боги повеселились от души. Когда Зеркало словно бы втянуло меня в себя, на какой-то миг я оказался в полной темноте, но испугаться не успел, ошеломленный мгновенной переменой декораций. Никогда, разумеется, я не был раньше в зале для аудиенций Сына Скорпиона, но догадаться было нетрудно. Тем более он собственной персоной сидел на усыпанном самоцветами троне и скучающе смотрел на меня. «Значит, я не возник посреди зала внезапно», – успело пронестись в голове. Следующие слова правителя подтвердили это соображение, одновременно выведя меня из оцепенения:

– Ну что ты собрался мне подарить, вор? – В холодное безразличие голоса добавилась капля раздражения. Очень опасная для собеседника капля…

За годы своей воровской карьеры я научился сначала принимать решение и действовать, а анализ ситуации оставлять на потом. Одного взгляда на свое рваное и перепачканное кровью и грязью одеяние с пустыми карманами хватило, чтобы понять: у меня есть только одна вещь, хоть сколько-нибудь достойная называться подарком.

– Это кинжал мастера Борго, Великий, – сказал я, срывая ножны с пояса и протягивая с поклоном Сыну Скорпиона. – Прости мне мой внешний вид, добыть кинжал было нелегко, и я не посмел терять ни минуты, доставляя его тебе.

Я мог предположить разные варианты дальнейшего развития событий – вплоть до собственной казни за непочтительность. Но того, что случилось…

Да, я чувствовал, что мой кинжал хорош. Я мог даже предположить, что он хорош чрезвычайно. И я слышал, что Сын Скорпиона неравнодушен к оружию. Кто из скорпионов этого не знает. Но вот того, что он долгие годы посвятил поискам именно этого кинжала, мне и в голову прийти не могло. И уж даже в горячечном бреду я не угадал бы, какой награды буду удостоен. По сей день я гадаю, случайное ли совпадение, что начальник сквамандской стражи буквально накануне чем-то прогневал Сына Скорпиона…

Я открыл дверь, прошел таким же серым и невзрачным, как все здание, коридором и вышел в сиреневую прохладу сумерек. Харчевня располагалась совсем рядом с казармами, и это было одним из немногих ее достоинств. Второе достоинство вытекало из первого – никогда не возникало проблемы с кем выпить. Вот и на этот раз сразу несколько рук вскинулись в приглашающем жесте. Поблагодарив всех кивком и улыбкой, я выбрал стол у стены, за которым перед большой амфорой с вином сидел Михашир.