Похитители разума - Страница 4

Его любовь, как шлифованная хрустальная ваза, где к каждой грани и шлифу столько старания и умения приложил искусный гранильщик и, увы, — ваза разбилась, издав зловещий звук…

Боно Рито долго и бесцельно бродил по улицам оживленного города. Ему захотелось перенестись снова в чарующий мир сновидений и грез. Он направился в свою вторую квартиру. Отпер двери и прислушался. На улице ревело тысячеголовое автомобильное стадо — он шагнул в тишину. Хотя в ушах еще звенело эхо отзвуков, но ни один звук не нарушал тишину квартиры. Рито любил тишину и позаботился о том, чтобы сохранить ее в центре шумного города.

— Яма! Приготовь трубки! Открой новую коробку опия… ту, что получена недавно из Сайгона..

Слуга молча кивнул головой и бесшумно, как белая тень, удалился. Боно сам спустил шторы, включил висячую лампу в огромном абажуре, обтянутом золотисто-красным шелком. Будто само восходящее солнце отблеском утренней зари осветило стены, задрапированные драгоценными панно в вычурно-японском стиле. Здесь цвели вишни и хризантемы… Здесь стройный бамбук отражался в зеркальной воде. Здесь летали драконы и над всем ослепительно сверкала девственными снегами священная Фузияма. Это был декоративный кусочек его далекой родины, здесь отдыхало сердце и взор Боно, а мысли переносились в Японию…

Яма длинным ногтем отщипнул вязкую коричневую горошину опия, вложил внутрь трубки, поставил у подушек крохотную лампочку и положил рядом длинную, тонкую иглу.

Поклонившись до пояса, он протянул трубку своему повелителю, сидевшему неподвижно-глубокомысленно, как изваяние Будды.

— Мой господин, мой повелитель! Вам хочется вспомнить нашу родину?

— Да, Яма. Я не нашел в этой шумной стране своего счастья…

Японец затянулся несколько раз. Вздрогнула Фузияма, полетели драконы, огненный шар закачался и, пустившись в увлекательное путешествие, поплыл над отяжелевшей головой. Клонило ко сну. Боно Рито склонился на мягкий, нежный шелк подушек, безвольно отдавшись во власть грез опиума.

Сон вел его по тропам жизни, раздвигая и руша легкие воздушные, будто обтянутые шелковистой бумагой, хрупкие стены между фактами и фантазией, искусно переплетая пережитое с воображаемым и желаемым. Будто перед ним незримый механик демонстрировал чудесный, звуковой, цветной и стереоскопический фильм:

…На белоснежной и гордой, как лебедь, джонке — плывет молодой Боно Рито, возвращаясь на родной остров, затерявшийся в лабиринте между тысячами других островов и островков Тихого океана.

Низкие, песчаные берега густо поросли стройными пальмами, их перистые листья едва колышатся, как опахала в руках ленивых одалисок, а вершины купаются в лучах южного солнца. Пальмы стоят на вахте спокойствия лагуны. Полыхающая поверхность лагуны покрыта мелкой рябью, сверкая и переливаясь, будто все несчетные, запрятанные на дно океана жемчужины всплыли на поверхность и, играя с солнцем в прятки, рассыпают миллиарды ослепительных бликов. Плывут входящие в лагуну длинные, черные, остроносые лодки. Бросив примитивные камни-якори, флотилия останавливается. Волосатые низколобые полулюди кланяются юноше и кричат гортанными голосами заученную фразу:

— Пусть живет сын Великого Повелителя!

Ловкие, привыкшие с детства к морю пловцы, вдохнув полные легкие воздуха, ныряют на песчаное дно, где пышно цветут роскошные сады Нептуна. Здесь на исполинских кораллах сверкают морские звезды, слабым жемчужным светом мерцают медузы, в своей родной стихии мчатся рыбы и шевелятся морские чудовища…

А на песке дна, запрятанные среди раковин и камней, ожидают охотников драгоценные жемчужницы.

Вот один из ловцов всплывает на поверхность, отдувается, тяжело дышит и бросает добычу на дно лодки.

Боно ножом вскрывает раковину. Меж сверкающих створок голубоватого перламутра пенится раненый, нежный моллюск.

На ослепительно чистой голубой створке, между телом жемчужницы, сверкает крупная жемчужина.

— Такой еще нет на ожерелье Великого Будды, — шепчет Боно Рито и, спрятав в карман жемчужину, отправляется к берегу.

Все дальше и дальше крутится фильм в его опьяненном мозгу.

Вот островерхая пагода в густом пальмовом лесу… Священные обезьяны вопят пронзительными голосами, раскачиваясь на хвостах… К пагоде подходят жрецы в длинных, белых одеяниях… Тут неведомые ни одному учебнику зоологии полулюди, полуобезьяны…

Юноша стоит здесь же и видит вышедшего из пагоды верховного жреца, в чьих руках жизнь, смерть и тайны чудесных превращений… Отец… Старый, но еще сильный японец среднего роста, с волевым, скуластым, южным лицом, типичный островитянин страны Восходящего Солнца.

Отец!.. Он стар, но в его старом, упрямом черепе столько знаний и мудрости, что все ученые всего мира — только скромные ученики перед ним!.. Все другие мудрые жрецы — только жалкие клоуны!..

Недаром старый Кана-И, полвека назад, изгнал из страны молодого послушника при «Храме верховного знания»!.. Уже тогда видел старый хитрец, что послушник слишком опасный конкурент. Отец удалился на пустынный остров, но никогда не простил своего изгнания. Он впитал в себя всю, до последней капли, трансцендентальную мудрость тибетских академий, дополнив ее трезвой и точной европейской наукой.

О, эта европейская наука! Пусть взглянет сам великий Дарвин на этих двуногих обезьян с человеческим лицевым углом и человеческими глазами, и он только раскроет рот от изумления… Жалкая европейская наука, корпящая у микроскопов и пачкающаяся с химическими анализами!..

Дарвин! Он только сумел различить процесс эволюции, но может ли он влиять на него? Или повергнуть его вспять?

Поставить на голову? Перечеркнуть тысячелетние процессы? Освободиться от гнета сотен тысяч веков?

Отец может все! Старый Кипо Рито может все. Он знает то, чего не знает никто. Он знает, как приготовить особую жидкость, взятую из желез обезьяны и человека, чтобы этим волшебным препаратом перечеркнуть тысячелетние процессы.

Кипо Рито хранит, лелеет мысль о мщении коварному народу, изгнавшему его. Он покорит этот народ, он сделает его рабски послушным и преданным, умеющим думать и чувствовать только то, что прикажет Кипо Рито…

Всего только несколько капель чудесной жидкости, секрет которой знает только он, — вспрыснутые куда нужно и… сам Дарвин, со всей европейской наукой, полетит вверх тормашками. Люди будут покорны, как овечки!..

Все люди! Вот как эти, несколько экземпляров, которых уже приготовил Кипо Рито!..

Впрочем, не все! Будет и высшая каста, которую Кипо Рито создаст, заставив процесс эволюции мчаться вперед со скоростью летящей птицы… Они будут повелевать.

Боно Рито знает, что его готовит отец себе в преемники. Перед его внутренним взором проходят Токийский, Кембриджский и Берлинский университеты, где он постигает европейскую науку, пока его отец, в глуши затерянного в океане острова, готовил свои работы и подготовлялся к тому, чтобы передать сыну всю мудрость своей тайной науки — жизни, смерти и превращений…

И вот Боно Рито вновь на родном острове, после окончания университетских курсов…

— Мой дорогой сын, какие вести привез ты с моей родины и из мира?

— Окончил три университета, отец, получил везде дипломы.

— Это хорошо! — одобрительно кивает верховный жрец желтой, как переспелая индийская дыня, безволосой головой.

— Среди студентов организовалось тайное, покровительствуемое самим микадо общество, ставящее своей целью передел и покорение мира в пользу Великого Ниппона. Я вступил в это общество. Одобрит ли Великий Повелитель мой шаг?

— Мой сын поступил весьма благоразумно! Но я хочу, чтобы ты покорил не только другие страны. Ты должен покорить и твоих сегодняшних друзей, стать их руководителем и тогда восторжествовать. Ты должен наказать тех, по чьей вине мне пришлось бежать с моей родины…

Дни идут и Боно Рито постигает тайны отца… Уже вдвоем они создают новое, особое племя, послушное и рабски покорное. Самые дерзкие люди, после того как побывают в их «обезопасывающей лаборатории», делаются смирными и послушными… Они дрессируют их, обучая нехитрым обязанностям, ибо этих людей надо всему учить заново…