Похитители разума - Страница 39

Сливинский с разгона прыгает на крыло и моментально в кабину… Не задергивая над собою щитка, нажимает кнопку стартера, прислушивается к подвыванию…

— Газ!.. И грохотом взорвался мотор — переходя в ровный гул! — Музыка! Чудная музыка!!! Какая божественная симфония!!!

Еще мгновенье и летчик от экстаза, широко расставив руки, прижимает к себе руль и…

Его, ставшее невесомым, тело подымается на могучих крыльях в воздух.

— Неужели началось путешествие в Нирвану живым? Быстрее в заоблачный простор и оттуда взглянуть, что произойдет на земле. И теперь овладевшему крыльями человеку вдруг страстно, выше всего захотелось снова жить.

А над ним в вышине вьется стайка истребителей.

— Уходи, Мечик!.. Могут сбить, ведь у тебя черные кресты на крыльях…

Одинокий самолет мчится к белеющим снегами Альпам, сразу ослепительно осветившимся, как от тонной вспышки магния.

Невероятной силы воздушная струя качнула, бросила, подхватила и швырнула аппарат, сразу же потерявший управление. Если бы внезапно в зените появилось солнце, оно бы померкло по сравнению со светом, появившимся на земле.

До самой стратосферы взлетел чудовищный столб огня и дыма, будто неожиданно разверзся огромный вулкан с кратером в десятки квадратных километров.

С замершим сердцем слышит летчик страшный гул, потрясающий горы, с которых обрушиваются и катятся вниз снежные лавины…

Наконец, летчику удается выровнять аппарат.

В поездке в Нирвану состоялась пересадка на ходу… Мечислав решает загадку: — кто мог открыть во время бомбежки стальную дверь в подземелье? Если бы не это, — «пересадка» не состоялась бы…

Самолет летит на юг. Пара часов в воздухе и под ним сереющие в предрассветной мгле тусклые очертания французских деревень…

При посадке лопнула правая стяжка шасси и «Мессершмидт», зарывшись носом, скапотировал на зеленеющем пшеничном поле.

Утром Мечислав Сливинский давал показания в авиационной части американской армии.

— Я польский летчик, бежал из плена и хотел бы еще потрепать врага…

— О-кей!..

Вскоре, выкупавшись, одетый в удобную униформу, Мечислав знакомился с новыми товарищами по оружию.

Сквозь разрывы беспокойно спешащих облаков просвечивало голубое весеннее небо. Усталые и испуганные перелетные птицы печально кричали, мечась в небе и часто меняли курс. Им стало тесно в воздушных просторах Европы в весну разгрома.

Фантастические, гудящие ключи сверхптиц, соединенные в величественные эскадрильи, бороздили небо. За серебристыми машинами — хвостами комет тянулись белые полосы отработанного, конденсированного газа. Они — будто колеи воздушных дорог, оставленные на изъезженном, истоптанном небе. Тогда в испуге замирала земля.

В марте начались солнечные, летние дни и взволнованные дикторы радиостанций лихорадочно будоражили эфир, испещренный тикающими точками-тире Морзе.

— Эрна, Эрна, Эрна! Я Нотпуль, Нотпуль! На нас с юга идут соединения самолетов… Квадрат пятнадцать! Объявите воздушную опасность…

Спустя минуту он добавлял:

— Можете дать предварительную тревогу!

— С юга идут самолеты… Много… Тысячи…

— Квадрат пятнадцать! Дайте тревогу!

Заунывно воет сирена, сковывая напряженную жизнь страны, ведущей тяжелую, затянувшуюся войну.

— Ау-ау-ау!

Люди с посеревшими, осунувшимися и усталыми от шестилетней войны лицами спешили в подвалы. Большинство уже не хотело ничего, искренне желая покоя.

— Когда же конец? — спрашивал каждый в душе, но внешне все еще лицемеря. Но уже было поздно даже лицемерить.

С раннего утра до захода солнца не утихал гул самолетов, патрулирующих над дорогами, мостами, скрещениями. Они нащупывали передвигающиеся войска, бомбардировали и обстреливали их. Всю ночь налетали британцы…

И когда-то поверженный в бою смертельным врагом орел — снова возвратился к жизни, расправил подбитые крылья и носился на них над неприятельской страной со скоростью шестисот километров в час.

Звено «ковбоев воздуха» — наводит ужас, сеет панику на земле. Услышав предостерегающий крик:

— Ябос! — все бросаются стремглав искать прикрытие.

С самолета виден развороченный железнодорожный узел.

— Станция Фульда, — глянув на планшетку, решает Мечислав Сливинский. Четверка его самолетов промчалась над разрушенными конструкциями завода.

— Кассель! Это тот знаменитый завод, где построен аппарат, поразивший меня?! — пронизывает мысль, и летчик пару раз нажимает кнопку бомбометателя.

Под ним Франкфурт-на-Майне. Груды развалин. На берегу Рейна, между Людвигсгафен и Мангеймом, искалеченный колоссальный завод-комбинат «И. Г. Фарбениндустрии». Город Мангейм снесен, но где-то под руинами на берегу Неккара «Мерседес-Бенц», запрятал под землю свой последний завод. Небольшой локомотив-«кукушка» тянет несколько вагонов. Сливинский переходит в «пике» и с страшным свистом, пожирая пространство, устремляется вниз, нажимая кнопку бомбометателя.

Поезд обдан расширяющимися клубами густого дыма.

Между Дармштадтом и Гайдельбергом медленно движется длинный состав. Мечислав ясно различает длинные, сплошные вагоны, покрытые брезентом.

— Так маскируются поезда с летающими бомбами, и если поезд движется на запад, очевидно, груженый, — решает наблюдательный летчик. О, он не только исполняет свой долг! Нет. Он мстит за разоренную отчизну. Он видит больше, чего не видят иногда его товарищи по оружию… О, белый орел — они общипали твои крылья, но они отрасли заново… Нельзя покорить упорного, всегда живущего духа поляков! О нет, кто пытался это делать — знает это!

Радиоприказ:

— Атака!

Самолеты пикируют один за другим, падая на цель. Одновременно заговорили пушки, пулеметы и бомбы.

Поезд разметен. В смертельной конвульсии разлетелись перепутанные в клубок проволоки, рельсы, паровозы мячиками выпрыгнули на поле.

Дальше мчатся серебристые птицы.

Чувство удовлетворенной мести наполнило всю душу, обуяло все существо человека-птицы, обретшей свои крылья…

Четыре четверки, держа курс на юг, на высоте трех тысяч метров, возвращались на свой аэродром. Однако пристальный взор Сливинского заметил воровато летящих низко над землей двух «немцев».

— Замечено два истребителя типа Хенкель… Ниже, правее нас, — сообщает Мечислав.

— Атака!

Рывок руля глубины и машина снова в пике.

— Дзззззззздззззззз! И Сливинский упивается стремительным пике, будто озорной мальчишка, катящийся с горы на салазках.

«Теперь я снова стал орлом!» — подумал, сжав губы, летчик и нажал гашетку.

— Да-да-да-да-да-да! — огненным речитативом проговорил крупнокалиберный пулемет.

После неожиданной атаки сверху задний «немец» слегка закачал крыльями. Он не прочь сдаться… Передний пытается уйти.

Сливинский догоняет его. Все ближе и ближе расстояние между ними. Неприятельская машина танцует в визире прицельной рамки пулемета, дрожит над скрещениями центра.

— Да-да-да-да-да! Вторая очередь поражает его. Горящий самолет валится вниз. Стремительно короток воздушный бой. Он тянется лишь секунды…

Сдавшемуся, окружив его со всех сторон, сигнализируют, предлагая подняться выше и равняться на залетевшего вперед командира звена.

Эскадрилья вскоре идет на посадку. На аэродроме удивленные друзья устраивают пышный прием.

— Поднялось четыре звена, а вернулось семнадцать машин? — спрашивают они.

— Прибыль! — шутят летчики.

Немецкий пилот несколько смущен и виновато говорит:

— Ваши машины намного быстроходнее…

О, он опытный пилот… Товарищи по оружию честно взяли его в плен… Ему надоела бесперспективная война. В общем, немец доволен. Он «приземлился». Война для него уже окончена.

Мечислав пристально всматривается в румяное лицо сероглазого немца. На шее рыцарский крест.

— Скажите, вы не участвовали в операциях на польском фронте?

— Да. В первые дни войны я там получил железный крест за…