Похитители разума - Страница 34

Тот молчал, раздумывая: «Японец… Вероятно, отец Магды?».

— Садитесь. Я хотел бы серьезно поговорить с вами, — произнес Боно.

— Ну что ж, потолкуем, — ответил человек. Его тело болело и ныло от побоев и еще несколько секунд тому назад он был уверен, что погиб и никакая случайность не спасет его. Но теперь, слова японца наполнили его вдруг неожиданно и ярко вспыхнувшей надеждой: ага, война идет плохо, и японец, очевидно, не прочь договориться, предвидя близкий разгром. Может быть, даже он сделает предложение… Сердце запрыгало: он понял, что может не только спастись, но и сделать свое дело. Он сел, развалясь, хотя сделал это больше для куража, так как избитая спина заныла при прикосновении к спине кресла.

Боно Рито пристально следил за игрой выражений, меняющихся на его лице. Некоторое время царило молчание. Злой осенний ветер как-то особенно откровенно и нагло шарил в сухих листьях близ растущих деревьев. Японец барабанил пальцами по столу.

— Скажите, любезный, почему вам пришлось не по вкусу наше гостеприимство и вы решили покинуть нас, даже не попрощавшись?

— Мне кажется, что и вы не прочь были бы прекратить пользоваться гостеприимством страны, которая не сегодня-завтра будет положена на обе лопатки.

Теперь он ликовал — он ведет разговоры, как признанный государственный муж. Судьбы народов и стран у него в руках.

— Допустим, что вы правы. Но зачем вы все же решили оставить нас?

— Здесь плохо кормят…

— А почему в вашем кармане оказалась вот эта ампула? Это, надо думать, сувенир в память вашего пребывания здесь?

— Хе-хе… Вот именно. На память.

— А вот эти записки, которые однажды исчезли у меня? Они не годятся в качестве сувенира. Как они к вам попали?

— Слушайте, уважаемый ученый! Бросим играть в прятки и перейдем к сути… Какой смысл продолжать работу для страны, которая одной ногой уже стоит в могиле? Ведь я вижу вас насквозь…

— Очень, очень хорошо! Вы проницательны. Так скажите же мне, пользуясь вашей проницательностью: что произойдет… скажем, через полчаса?

— Я подумал бы, что меня могут расстрелять, но я вижу, что вы умный человек и поэтому меня не расстреляют.

— Очень, очень хорошо! Превосходно!! Чудесно!!! Ваша проницательность вас не обманула. Вас действительно не расстреляют. Однако, вы сказали, чего не будет и уклонились от ответа на вопрос — что будет?

Что-то в тоне собеседника не понравилось «студенту» и он, нервно передернув плечами, сказал:

— Ну, переходите к делу. Я слушаю…

— Сейчас, любезнейший. Итак, вы в затруднении?.. Но я вам помогу, — японец взял лежавшую на столе злополучную ампулу и показал ее собеседнику, — вы интересуетесь этой жидкостью, не правда ли?

— Именно! — в восторге воскликнул тот. — Очень интересуемся.

— Так вот, драгоценный, я намереваюсь удовлетворить ваше любопытство.

Японец позвонил и в лаборатории появилось несколько дюжих служителей в черном под командой Вилли Бределя.

— Спеленайте его, — приказал японец.

«Студент» боролся с яростью отчаяния, но не прошло и минуты, как он лежал крепко связанный, а вскоре, объятый животным страхом, висел уже подвязанным к современному орудию, очень похожему на средневековую дыбу.

В лабораторию вошел Рахия.

— Рахия! Токсино-сулемовый препарат… Посмотрим, какое он окажет действие на мозг этого проницательного юноши.

— Вот, господин Рито! — ответил тибетец, протягивая ампулу.

Японец разбил стеклянный сосочек о бронзовую статуэтку скованного раба, вобрал в шприц препарат и приблизился к связанному.

Еле качнулась дыба и сорок кубиков новооткрытой жидкости попали в кровь, моментально створаживая красные кровяные шарики и растекаясь по разветвлениям кровеносных сосудов страшным, разрушающим потоком. Второй укол в затылок, в область мозжечка..

Боно внимательно следил за действием препарата, делая заметки в своем крохотном блокноте.

Глаза человека постепенно покрывались синевато-красным налетом, а зрачки расширялись до предела. Лицо приняло землисто-синеватый оттенок, начались позывы к рвоте…

Человек, казалось, был выхвачен из пламени пожарища и невнятно бормотал нечленораздельные звуки. Голова склонилась на грудь, погружаясь в черную пучину беспамятства.

— Действие двойной дозы… Но как он ухитрился избежать нормальных прививок? Тоже странно… Восемь-десять кубиков токсинового препарата оказывают безусловно разрушительное действие на мозг и окончательно убивают мышление, — диктовал Боно. Тибетец тщательно записывал наблюдения над экспериментируемым. Оба ученых попеременно дежурили, не отходя от дыбы.

К концу второго дня, после вспрыскивания камфары и морфия, он едва пришел в чувство. Тибетец, смочив губкой его губы, протянул стакан воды.

Безжизненно склонившаяся голова не высказывала признаков жизни. Широко раскрытые глаза потухающим взором видели несколько раз приближаемый стакан воды, но иссохшиеся, потрескавшиеся губы не чувствовали ее вблизи, не тянулись к стакану.

— У него атрофирована вся нервная система, нет взаимодействия органов и совершенно парализован мозг. Мозг уже оскоплен! — радовался японец. — Но это чрезвычайно большая доза… Этот новый препарат, кажется, действует еще интенсивнее. Необходимо понижать дозировку… Завтра поставим новые опыты, снижая в каждом дозу на грамм.

— Придется проделать несколько десятков опытов? — спросил Рахия.

— Да, и не меньше полусотни, — бесстрастно ответил Боно…

В конце недели экспериментируемый потерял все сходство с человеком. Это был обгоревший на пожарище труп.

Боно Рито торопил тибетца с препарированием.

— Не дай ему остынуть…

…И Рахия, спустя несколько минут, принес на стекле еще дымящийся мозг. Боно Рито дрожащими руками схватил еще теплую серую массу и копался стеклянной палочкой в сложном строении мозга, пронизанного веточками кровеносных сосудов.

Исследование мозга показало японцу то, чего он не хотел бы видеть. Блестящим лейтцевским аппаратом он изготовил тончайшие срезы, наложил на стеклянные пластинки и рассматривал в мощный микроскоп…

— Полная атрофия клеток серого вещества… Мы в заколдованном кругу… Катализатора сегодня нет, так же, как не было пять лет назад. Процесс протекает слишком бурно, но у меня есть еще одна мысль!..

— Да!.. Ух! Гууу-аах! — где-то в долине посыпался град разрывающихся бомб. Разрывы становились все ближе. Жалобно звенели колбы и все лабораторное стекло вторило дрожащим эхом.

Японец поставил на стол мозг и испуганно произнес:

— Очевидно, придется пойти в бомбоубежище. Они не слазят с неба!..

В приемной Боно Рито, за круглым большим столом, отражающим на гладко полированной поверхности матовые блики роскошной люстры, заседали двенадцать высших штабных офицеров, особоуполномоченный правительства и заместитель министра вооружения.

Они пили кисленькое рейнское вино и, приложив руку к сердцу, часто повторяли:

— Прост!

— Прозит!

Офицеры беседовали о войне и военном счастье; вспоминали удачные боевые кампании, кичились овладением линией Мажино, но молчали о высадке в Нормандии.

Из обитой кожей двери кабинета вышел японец. Ответив на приветствие легким поклоном, без долгих проволочек произнес:

— Начнем, господа, деловое заседание! Наш научно-исследовательский институт осенью прошлого года получил особо важное задание правительства. Об этом все присутствующие хорошо осведомлены, но должен сказать от себя, что эта было очень трудное задание. Чрезвычайно нелегки были пути для разрешения поставленного вопроса. Но мы одержали блестящую победу, привлекая на нашу сторону живительные, движущие силы природы.

— Это очень интересно! — послышались реплики. Боно Рито, смочив глотку микроскопической рюмкой коньяка, продолжал:

— Страдания и наслаждения есть и всегда будут единственными движущими первопричинами человеческих поступков и прогресса.