Похищение Муссолини - Страница 16

Изменить размер шрифта:

И все же куда предпочтительнее выглядит сейчас в глазах фюрера генерал Солетти. Не очень известен в правительственных кругах, не прославившийся на поле брани, но ведь и не поспешивший на службу к Бадольо.

Из сведений о Солетти, которыми Скорцени пока что располагал, ему трудно было выяснить взгляды и замыслы этого наполеончика. Зато он довольно четко представлял себе, каким образом можно было бы использовать итальянского генерала, когда дело дойдет до соприкосновения с охраной Муссолини. Он душу из него вытряхнет, но заставит если не склонить карабинеров к сдаче оружия, то по крайней мере отвлечь их своими погонами, именем, генеральским басом! Отвлечь, а значит, подарить хотя бы несколько минут.

Ну, с генералом, допустим, ясно. Что дальше? Ага, несмотря на заверения дуче, Бадольо заметно нервничал. Оно и понятно: почувствовал, что германская разведка упорно идет по следу Муссолини. А он рассчитывал, что олухи из Берлина смирятся с арестом дуче? Кстати, не пора ли заняться и самим Бадольо?

«В отместку за арест Муссолини арестовать маршала Бадольо? – мечтательно посмотрел в потолок Скорцени. – И потом потребовать обмена? А что, шума по этому поводу будет предостаточно».

Но пока что маршал воинственно восседает в кресле премьер-министра Италии – обратился Скорцени к фактам жестокой реальности. И преспокойно помещает нашего дражайшего Муссолини на корвет «Персефоне».

Узнав об этом, Скорцени начал было срочно разрабатывать соответствующий план похищения дуче и даже использовал в его разработке некоторых морских офицеров из завербованных адмиралом Канарисом для службы в абвере. Лично с флотом дело иметь не приходилось, условия проведения каких-либо операций на море, на военных кораблях он представлял себе довольно смутно. И все же те два варианта операции, которые в конечном счете были состряпаны группой, абсолютно не удовлетворяли самого гауптштурмфюрера. Порой они казались ему настолько бездарными, что впору было привлекать к их осуществлению японских камикадзе.

Скорцени так и не мог объяснить себе, почему плавучая тюрьма вдруг показалась маршалу ненадежной. Одна из версий – возникли подозрения, что вражеская агентура обработала некоторых членов экипажа. Если она верна, то логика маршалу пока не изменила: они подбирались бы к Муссолини именно через экипаж.

Но вероятнее всего бывший инспектор тайной полиции синьор Полито заподозрил, что все возможные планы освобождения или убийства дуче его врагами и друзьями уже подготовлены, и предложил спешно перевести экс-премьера в более надежное место.

Более надежное. Но куда именно? Какая из тюрем, вилл… какой из островов, кораблей, сумасшедших домов, богаделен или госпиталей почудились Бадольо и Полито достойными пристанищами для «заключенного номер один» в этот раз?

Пока что этого не знал никто. Досье обрывалось на полуслове, как полусожженная книга, не способная более удовлетворить чье-либо любопытство.

18

– Повторяю, господин генерал, лично у меня нет оснований сомневаться в правдивости рассказа ротмистра Курбатова, – побледнел Родзаевский. Полковник никогда не спорил, вообще старался не вступать в полемику. Однако Семенов хорошо знал, что если у него побледнела переносица, значит, самолюбие «нижегородского фюрера» вспахано до наивысшего предела.

– Нет оснований?! – Семенов самодовольно ухмыльнулся и откинулся на спинку кресла. – У вас нет. А у меня, любезнейший, имеются.

Теперь затылок его покоился на бархатном подголовнике, между двумя большеголовыми, вырезанными из красного дерева драконами.

«По соседству с этими тварями он и сам кажется… драконом, – съязвил про себя Родзаевский. – Всегда садится только в это кресло, чувствуя себя повелителем Поднебесной».

– Возможно, я и соглашусь с вами, господин генерал. Но не раньше, чем буду удостоен хотя бы одного факта. Вы уж извините…

– Фактов у меня как раз нет, – продолжал по-драконьи улыбаться атаман. – Хотя то, что вернулся всего лишь один человек, причем, как я понял, не получив ни малейшей царапины…

– Простите, господин генерал, но он и не сообщает ничего такого, что требовало бы нашего с вами особого доверия. Он всего лишь вернулся с очень опасного рейда по большевистским тылам. Идти в который набиралось не так уж много охочих. Представ передо мной, Курбатов доложил: «Вернулся. Задание выполнил. Группа погибла. Вот письменный рапорт о сделанном и потерях». И все. Никакого бахвальства. Рапорт скупой, написанный рукой человека, которому безразлично, как будут оценены его личные заслуги. Это истинный, прирожденный, если хотите, диверсант.

Какое-то время главнокомандующий иронично всматривался в лицо «русского фюрера». Однако настаивать на своих сомнениях уже не решался.

– Убедили, полковник, убедили. Но лишь потому, что мне самому хотелось, чтобы вы сумели убедить меня. Вам придется завтра же направить этого ротмистра ко мне.

– Можно и завтра. Но в данную минуту он ждет во дворе. Я прихватил его, на всякий случай. В роли телохранителя. Прикажете адъютанту позвать?

– Это меняет дело. Это совершенно меняет дело, господин полковник. – Атаман прикрыл глаза и надолго задумался. Его поведение уже начинало интриговать Родзаевского. – Но прежде, чем Курбатов предстанет перед нами, я хотел бы объяснить, почему вдруг засомневался в этом офицере. Потому что с сего дня мне хочется доверять ему больше, чем кому бы то ни было. – Семенов выжидающе взглянул на «нижегородского фюрера», но тот предпочитал выслушивать генерала, не задавая никаких наводящих вопросов. – Вот почему я еще раз позволю себе спросить: вы действительно всегда и во всем можете положиться на этого ротмистра?

– Я бы согрешил против Бога и истины, если бы стал утверждать, что он чист и безгрешен, аки апостол Павел после исповеди. Но я хорошо знал его отца, есаула Курбата.

– Курбата? Так он – сын Курбата?! – удивленно воскликнул Семенов. – Но я прекрасно знал этого есаула. В январе восемнадцатого он командовал сотней в отряде, с которым я вышел из Китая у станции Маньчжурия. Это был человек-зверь. Я дважды лично видел красных, которых он в пылу боя разрубил от плеча до седла. Однажды, оставшись без сабли, он выдернул из стремян какого-то сосунка и, захватив за грудь и ремень, несколько минут отражал им удары, словно щитом.

– А под станцией Храповской выбрался из-под своего убитого коня и, поднырнув под жеребца красного партизана, поднял его вместе со всадником. Все сражавшиеся вокруг него на несколько мгновений прекратили схватку и очумело смотрели, как этот казарлюга, пройдя несколько шагов с конем на спине, бросил его оземь, – добавил Родзаевский.

– Вот как? Об этом случае я не знал.

– Когда слушаешь рассказы о Курбате, трудно понять, где правда, где вымысел. Но эту сцену с конем я наблюдал лично. И еще могу засвидетельствовать, что по силе и храбрости сын значительно превзошел отца. В свои двадцать три это уже испытанный воин. Да и то сказать, первый свой бой принял в четырнадцать лет.

– Позвольте, родился он уже здесь, в Маньчжурии?

– Еще за Амуром. Отец взял с собой двух станичников и перешел кордон, чтобы увести жену и сына. В перестрелке жену и одного станичника убили. Отца тяжело ранили. Сын вместе с другим станичником сумели отбить его и донести до ближайшего маньчжурского села. Но там он и скончался.

– Об этом я тоже не знал, – с грустью проговорил Семенов. – Много их, есаулов, ротмистров, сотников полегло при моей памяти. – И словно то, что отец ротмистра, есаул Курбат, погиб после тяжелого ранения при переходе границы, придало веры в его сына, приказал:

– Адъютант, ротмистра Курбата.

– Курбатова, – вежливо уточнил Родзаевский. Семенов недоуменно взглянул на полковника. Он хорошо помнил, что есаула все же величали Курбатом.

– Для русского благозвучия, – объяснил Родзаевский.

– Отец его из древнего казачьего, однако ж и дворянского, рода Курбатов, который появился здесь еще с полком запорожцев, направленных на Амур для несения пограничной службы. Но с тех пор, когда ротмистр стал членом «Русского фашистского союза», мы сочли, что с запорожскими корнями он порвал окончательно. Опять же – дворянин. Князь.

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com