Похищение - Страница 18

— Вот родит, понянькается с ребеночком, и все будет по-прежнему. Уверяю тебя! — постарался успокоить его Казаков. — Знаю по своему опыту.

Виктор всего год назад женился на своей секретарше, после того как она от него забеременела, успел стать отцом и говорил это со знанием дела.

— Только не надо меня утешать, как маленького, — раздраженно бросил ему Петр. — Сам же признавался, что у вас с ней бывало и на седьмом месяце, а моя отказывает мне, как забеременела! Убедила себя, что это повредит ребенку!

— Просто у тебя более ответственная жена, — постарался снять напряжение Виктор. — И потом сам знаешь, — пошутил он, — это зависит еще от темперамента.

— Вот именно! — вполне серьезно согласился с ним Петр. — Не тот, видно, у моей жены темперамент. Ну что ж, пусть тогда пеняет на себя, — мрачно добавил он, — если найду ей замену. Я не чурка холодная!

— А что? Это мысль! — весело подмигнув, поддержал его Казаков, посчитавший, что это все же выход из сложившегося положения. — Ведь, как говорится: быль молодцу не в укор.

Видно, и Петр решил, что достаточно пооткровенничал со своим другом, так как встал со своего места, разминаясь и давая этим понять, что их разговор по душам окончен.

В ожидании приезда Петра Юсупова с сестричками после окончания уроков в школе Настя Линева, она же Зина Савкина, прибирала в квартире, фальшиво напевая модную песенку. С детства ей, как говорится, слон наступил на ухо, но петь она очень любила. Закончив уборку в гостиной, Настя присела отдохнуть у журнального столика и стала от нечего делать перелистывать семейный альбом, который накануне откуда-то извлек и рассматривал Петр.

Снимки ее заинтересовали. На них она сразу же узнала хозяина дома по его удивительному сходству с сыном и нетрудно было догадаться, что красивая блондинка рядом с ним это, естественно, мать Петра. Так как она уже знала, что Светлана Ивановна примадонна театра, то завистливо прошептала:

— Да уж, все при ней: и талант, и наружность, и мужик что надо! Но только Бог одной рукой дает, а другой отнимает. — На лице у нее появилась злорадная усмешка. — Посмотрим, как ты запоешь, когда исчезнут твои дочки!

«Интересный какой бугай! Пожалуй, помощнее моего Васи будет, — решила Настя, любуясь на богатырскую стать Михаила Юрьевича, — Однако Седого ему не одолеть, у того всегда перо наготове». Она долго рассматривала фотографии, сравнивая Петра с отцом. «А что, оба мужика хороши! — мысленно заключила любительница приключений. — Папаша хоть и заматерел, еще очень даже могет! И Петруша ему вряд ли уступает. С обоими стоит попробовать!»

Самовлюбленной и наглой, ей даже в голову не приходило, что кто-нибудь может устоять перед ее чарами. Во всяком случае до сих пор от нее еще никто не отказывался. Твердо решив, если удастся, затащить в постель и отца, и сына, Настя захлопнула альбом как раз в тот момент, когда стук двери и веселые голоса в прихожей возвестили, что Петр привез близняшек домой.

Изобразив бурную радость, Настя кинулась их встречать в прихожую, и, расцеловав Оленьку и Надю, наградила Петра сияющей улыбкой:

— А я вас заждалась! Очень скучно без малышек, — она вся источала радушие. — Мойте руки, я всех вкусно накормлю! — весело сказала она и бросила на Петра многообещающий взгляд. — Вы ведь еще побудете с нами, Петр Михайлович?

— Нет, есть я не хочу. Уже днем пообедал, — отказался он. — Как следует освежусь под душем. Целый день об этом мечтаю! Все некогда было.

— Хорошо, Петр Михайлович, — глядя на него влюбленными глазами, ответила Настя. — Мойтесь в свое удовольствие, а я покормлю девочек и принесу вам чистое белье. Можно мне взять его у вашего папаши?

— Молодец, Зина! Ты правильно мыслишь, — одобрил ее предложение Петр. — Конечно, возьми у отца, хоть мне оно великовато. Это здорово — одеть на себя все свежее!

Он ушел принимать душ, а Настя повела Олю и Надю на кухню. Девочки основательно есть не захотели, и она, напоив их чаем с печеньем, отправила во двор поиграть с другими детьми. Затем, найдя в бельевом шкафу чистые майку и трусы, прихватив также купальную махровую простыню, она пошла отнести это Петру.

Дверь в ванную была приоткрыта, и Настя остановилась на пороге словно завороженная. Петр с наслаждением плескался под душем, подставляя свое прекрасно сложенное тело под тугие холодные струи, и она залюбовалась его мужественной красотой. Мгновенно приняв бесшабашно-авантюрное решение, она скинула халат, и с лихорадочной быстротой стащила с себя нижнее белье. Оставшись в чем мать родила, нисколько не стесняясь, повесила принесенное и подошла к ванной.

Петр смотрел на нее загоревшимся взглядом, понимая и не понимая, что происходит. Ему надо бы рассердиться на ее распущенность и наглость, тут же выгнать вон, а может, и отказать от места. Но он не мог оторваться от ее призывно колышущейся полной груди и неудержимо влекущих к себе роскошных бедер. И она, убедившись, как быстро реагирует на нее его солидный мужской орган, смело перешагнула через бортик ванны и прильнула к нему всем телом, крепко обняв и впившись в губы жарким поцелуем.

Будучи не в силах ей сопротивляться, изголодавшийся по женской ласке, Петр жадно сжал в объятиях нежданную добычу и, прямо под душем, стоя, овладел ею. Настя не только позволила ему делать все, что хотел, но вскоре сама взяла инициативу в свои руки, и они забыв о времени с упоением наслаждались друг другом, пока их не образумил звонок в прихожей. Это вернулись с гуляния девочки.

Бросив на Петра заговорщицкий взгляд, Настя набросила на голое тело халат и выскользнула из ванной, а он так и остался стоять под душем, плохо соображая, но машинально прибавив горячей воды, будто желал смыть с себя грязь. Он находился в полном смятении чувств. С одной стороны, он все еще пребывал под впечатлением небывало острого наслаждения после бурного секса с Настей, но, с другой — его нестерпимо мучила совесть. Ведь он изменил Даше, предал ее и свою любовь!

Действуя машинально, как сомнамбула, Петр быстро оделся и выбежал из дома, даже не попрощавшись с сестрами. Влез в свой джип, но не двинулся с места. Он был не способен что-либо делать, не знал, как ему теперь быть. У него было ощущение, что все разом рухнуло и он потерял самое дорогое, чем обладал в жизни. Вот уж никогда не думал, что так легко и просто изменит Даше — той, кого считал единственной из женщин, которую он способен по-настоящему любить и которая создана только для него одного.

— Она сама виновата в том, что я не удержался. Это физиология! — стараясь хоть как-то оправдать себя, вслух бормотал он. — Должна была понимать, что это случится, раз отказывает мне в близости. Но совесть подсказывала ему, что все эти аргументы несостоятельны. Надо было ехать домой, но Петр не мог себя заставить переступить порог своей квартиры. Ему казалось, что он осквернил их с Дашей жилище. Куда же ему теперь было податься?

Выйдя из оцепенения и по привычке взглянув на часы, Петр Юсупов нашел выход и воспрянул духом. Было еще около пяти, и он мог успеть в больницу к деду. В критические моменты своей жизни, когда бывал в затруднении, он, как ни странно, советовался не с родителями, а с ним и бабушкой, которая растила его с малых лет. «Я все равно собирался заехать туда, чтобы его навестить, — облегченно подумал он, зная, что они-то сумеют успокоить его и подсказать, как быть. — Вот и посоветуюсь с ними, поскольку бабушка наверняка находится там же».

Однако Петр ошибся. Когда он прибыл в больницу и вошел в палату к профессору, бабушки там не оказалось. Степан Алексеевич, гладко выбритый, сидел в кресле и просматривал свежую прессу. По всему было видно, что больной успешно идет на поправку. Завидев внука, он отложил газету и, поздоровавшись, сказал:

— Садись, Петенька! Бабушка тоже скоро будет. Поехала на базар за свежими фруктами. Рассказывай, как живешь, как дела у Дашеньки?

Упоминание имени жены больно кольнуло Петра в самое сердце, но он не подал виду, сел в кресло рядом с дедом и, указав на пакет с купленными по дороге гостинцами, мягко произнес: