Погреб - Страница 3

Может, зря он волнуется? Он и сам смотрит Лене на грудь и ноги, в снах с ней в обнимку. Он сам – не лучше. Будь ночь и Лена, он, в общем, тоже бы…

Всё равно не так.

Что-то очень не так, он чувствует! Взять хоть карту: Ведьмина Кута – нету.

Сманивают? Тьма случаев. Паренёк подал знак, мигнув. Присные прибегут с ружьём, постреляют их, изнасилуют Лену, джип разберут в запчасти, сбагрят по сервисам. Глушь, облоги… Здесь можно год лежать на безлюдье, прежде чем сыщут.

Он видел Макса, ведшего свой джип с форсом.

Туп Макс, не чувствует! Но и Хо, прячась в тёмных очках, молчит. Рядом с ним, полуголая, Лена тоже не думает об опасности, а лишь злится, что её Макс (её!!) лип к местной… Да ещё Влас в «кенгурятнике», притворясь, что плевал на всех, шпарит в детские игры… Спрос, меж тем, с Власа, коль что не так пойдёт. Влас, будущий спецагент, не понял, как повернулось? Их в академии учат анализу ситуаций или не учат? Что, он не видит?!

Впрочем, Влас прав. Со всех сторон. Он ведёт себя грамотно, даже пусть заподозрил. Местные не полезут днём. Коль затеют что – ночью. Ночь всё покажет.

Ночь…

Дима вытер ладонь о брюки. Стало не жарко – знойно от нервов… Плюс он не в шортах, как Хо и Макс, не в бриджах, как Влас. Он – в брюках. Ног он не смел открыть, бледных. Ног он стеснялся, так же, как рук, жуть слабых. Он так завидовал бицепсам Макса, силище Власа! Впрочем, и Хо не слаб… Лишь ему явить, кроме длинного тела, скованного неврозами, фобиями, заботами, для каких причин мало, нечего. Прожил ведь он, не сдох ведь, хоть каждый день ждал кошмары? Прожил… Но он семнадцать лет каждодневно жил с мыслью, что страшного не случилось, так как судьба весь ужас вывалит завтра.

Вот и сейчас вдруг впало: он до сих пор жив – чтоб здесь погибнуть.

Тронули в ров меж круч, образованный оттого, что столетия здесь старались дожди, снег, транспорт. Выбрались, взяли вправо. Здесь их путь сделался травяным, неезженым, и шёл склоном вдоль речки, скрытой за избами да дворами.

Зной изводил.

– Кондей включи, – молвил Дима, тронувши ворот. Он задыхался.

Макс ухмыльнулся: – Если Россия – пусть целиком, как есть: бездорожье и зной, и мухи. Сам хотел. Все хотели.

– Жесть! – ныла Лена в тряских ухабах, стукаясь в дверцу, то вдруг валясь на Хо голым мягким плечом. – Нам долго?

– Я разве знаю? – Макс глянул в зеркало заднего вида. – Гид ведёт… Ты расслабься.

Дима порадовался кратковременной их размолвке, давшей шанс на его успех.

Хорьколицый же, наклонившись над Леной, тронул бретельку на её лифчике.

Лена дёрнулась прочь к окну. – Офигел, скот?! Что, блин, ты делаешь?!

Дима понял: Лена и налитая, красивая её грудь – разное, спорящее друг с другом, то помогающее друг другу яро.

– Будь, чува, – вёл гид, – проще! – Из «кенгурятника» он рванул ремень дамской сумочки, что была возле Лены, и, когда повалился хлам бижутерии и косметики, цапнул пачку (презервативов): – Порешься? Не ромашка?

Лена взбесилась.

Дёрнув смартфоном в играх-стрелялках, не подымая взор над тяжёлой щетинистой, в мелких оспинах челюстью, Влас негромким, сгущенным басом бросил: – Ты не хами, друг.

Дима, постигнув: Лена спит с Максом (презервативы), – сникнул. Также вдруг понял, что он ничтожество. Он вспылил бы и вызвал драку, и паренёк бы побил его. Влас же хама пресёк спокойно. Лена довольна. Знает, кто защитит её. Этот кто, блин, не Дима.

– Спок! – повернулся гид к Власу. – Гониво? Я, слышь, взял свою штуку – н@х вас… – Он закурил. — Воткнулся?

– Мы здесь не курим.

– Чё тут, детсад у вас?

Пареньку не ответили.

Миновал километр. Избы сбились руинами, за которыми речка стала заметней. Слева по склону были бурьяны.

– Глушь! – бросил Макс.

– В натуре, – вёл паренёк. – Все померли, избы, слышь, разобрали.

– Где ты работаешь?

– А нигде.

– Был в армии?

– Кент, откинулся я, из зоны… Срезал тут одного… Нас в армию не впрягают… Сколько твой джип-то? Ну, стоит бабками?

– Два лимона.

– Есть бухло?

Дима вынул бутылку из холодильника, а Хо дал её в «кенгурятник».

Гид пил и хмыкал: – Мля! – А когда колеи пошли вниз, добавил:

– Всё, кент, приехали.

Цель была от моста в селе и от сельского стадиона, как явил счётчик, в трёх километрах.

Прежде чем съехать с квази-дороги, Макс сказал, что, начнись дождь, снизу не вылезут, джип ведь всё же не танк. Хо вспомнил, что на неделю метео обещало сухо и ясно. Солнце палило.

Тронули в полный трав ров.

Макс бросил: – Краску сдеру…

– Захлюздил? – встрял деревенский. – В августе бы содрал, кент. Там всё дубеет. А тут июль, слышь. Ехай не хлюзди!

Лена вдруг фыркнула, продолжая сидеть лишь в стрингах и в узком лифчике после речки: – Ты же в России! Это ведь Родина! Она что, меньше краски? Краску жалеешь? Родину нет?

Вздев голову, Макс ощерился. Джип скатился.

Травы до стёкол… Пчёлы… букашки… листья обвисли… Дима, с усилием отведя дверь, встал на пороге. Зной одурманил. Он взглянул на отжатую дверью зелень.

– Слева… – рыгнул гид. – Там есть изба, слышь… Звать Ведьмин Кут… Мля, вломно… Чё, остаётесь? Или боитись?

Двигатель замер, но все молчали. Глушь подавляла. Травы, хоть и цвели, – томили. Всем было страшно в их чадный хаос, – всем, вероятно, кроме спокойного с виду Власа.

– Нравиццо? – Лена ляпнула, но чуть зло, раздражённо.

Дима вник, отчего винят женщин в разных грехах. Вот Лена: их провоцирует, хотя все здесь – из-за неё, блин! В действиях и в словах, наговоренных и предпринятых на далёкой теперь уж трассе, тайный мотив – быть с нею. Он, кстати, сам ведь начал в той мысли, что с ней расстанется и она в Москве будет с Максом. Вспомнив идиллию двух влюблённых на море, он отрицал её низвержением «штампов» отдыха. Перешли на Россию, что выражает «глушь». Все решились в глушь.

Он лично – чтобы быть с Леной.

Макс — чтобы спать с ней в сердце России.

Влас и Хо не таскались за Леной, если уж честно… Но Дима чувствовал, что не будь с ними Лены, не было б и поездки в глушь. Ведь не зря Влас и Хо уступили. Главный же довод – что и сейчас, при всех тревогах, он хочет Лену, думая, как сидит она, почти голая, сзади, сдобная и манящая… Сходно Хо её хочет, если мужчина, Влас её хочет, хоть притворяется, что, мол, по фиг. И паренёк трогал лифчик… Женщина виновата. Женщина затемняет мозг, формулировал Дима… – и соглашался быть затемнённым с Леной, чем просветлённым, но без неё зато.

Макс открыл свою дверь.

– Кут. Ведьмин! – выпалил паренёк с хорьковатым лицом и выпил.

– Имя-то от чего?

– От ведьмы. Ведьма жила тут.

– В древности?

– А я знаю?.. Всё, кент. Бывайте… Мне, слышь, пивасика на дорожку… – Вылезши, гид пошёл прочь.

– Чёрт, позабыли, – вспомнил Макс, – провиант купить… В селе есть ларёк? – он окликнул, и гид кивнул ему.

– Съездим, – молвил Макс. – Всё осмотрим да съездим… Стой! – он окликнул вновь. – Подвезём!

Паренёк шёл проходом, сделанным в травах джипом, и не ответил, лишь помахал рукой.

Все сидели, глядя на крышу, стывшую над кустами. Пахло дурманом, пчёлы гудели, травы стесняли джип, осыпаясь пыльцой и блошками. Зной был зол, и хотелось, чтобы машина, сдав назад, выбралась в поле, где посвежее.

– Он не остался… Ты предлагал подвести его, он ушёл, – вёл Дима, двинувши дверцей. – Вдруг дом развален? Я ездил к бабушке, и у них, как пошла ельцилюция, доски в избах, что без хозяев, сняли с полов, свет срезали; всё украли. Здесь то же самое… Он сбежал, чтоб не отняли деньги… В доме — разруха. Надо назад, к селу. Там мы снимем сарай да койки. Здесь всё не то, блин. Чую!

Лена, взяв розовый и гламурный iPhone, сказала: – Связь. Всё в порядке!

Тягость ослабла: цивилизация даже здесь, в глуши.