Пограничными тропами - Страница 13
— А поверят ли нам в ОГПУ? Ведь у нас никаких документов нет.
— Действительно, загвоздка. И у меня нечем удостоверить донесение. — Слесарев секунду, другую подумал. — Ладно, возьмите вместо печати вот это. — И он снял треугольник с петлицы.
Добровольцы ушли. С минуту Слесарев прислушивался к тишине. Но там, где ползли допризывники, было тихо.
К отделкому подошел уполномоченный по подписке, спросил дрожащим голосом:
— Слыхали? Разобьем ли? Их тысячи прут. Сомнут они нас.
— Кто говорит, что сомнут?
— Вот тот чернобородый. — Уполномоченный показал на Кряжина. Мужик спрятался за спину других и оттуда подал свой голос:
— Сам Кивлев припожаловал. У него нрав строгий.
— Кто добровольно ему сдается — того с миром отпускает на все четыре стороны, а сопротивляющихся вешает беспощадно, — поддакнул и Горлов.
— А ну-ка, Кряжин, выйди сюда! — приказал Слесарев.
— А что я? Я ничего… Люди говорят… — забеспокоился мужик, подталкиваемый к Слесареву подводчиками.
— Закрыть паникера на замок! — решил отделенный. — А чтобы ему в одиночестве не скучно было, заодно и Горлова туда же. Потом разберемся.
Слесарев понимал, что нужна крепкая военная дисциплина не только среди призывников и пограничников, но и среди мирного населения. Без твердой дисциплины гарнизон не выдержит осады. Отделенный принимает на себя полностью командование гарнизоном. Подозвав Нестерова, говорит ему:
— Берите карандаш и бумагу. Будем писать с вами первый приказ.
Кто-то пододвинул ящик, за который сел Нестеров. Кто-то поднес ближе коптилку…
На одном из стендов центрального музея пограничных войск в Москве под стеклом хранится полуистлевший на сгибах лист, вырванный из ученической тетради. Эта та самая бумага, которую под диктовку Слесарева писал землеустроитель Алма-Атинского окрзу Аркадий Григорьевич Нестеров. Вот что там написано:
«Приказ № 1 по гарнизону Кзыл-Агачского красного отряда.
Всем нам известно, что мы окружены со всех сторон бандитами и находимся в серьезной опасности. Только твердость духа, революционная дисциплина, преданность делу партии, прочная спайка наших рядов и сознание своего долга могут быть порукой к спасению. В целях создания крепкой боевой организации объявляю себя начальником гарнизона. Своим помощником назначаю землемера Ковалева.
Весь гарнизон разбиваю на пять отделений. Командирами отделений назначаю пограничников Лощинского, Мокрослоева, Тимофеева, Игнатьева и Полетаева, их помощниками — Зубова, Корниенко, Скворцова, Ивченко и Борисенко.
Заведующим снабжением назначаю счетовода кооператива Фейсенко…
Во главе команды обслуживания гарнизона ставлю товарища Воловского, а во главе санитарной части — Нестерова.
Ввиду серьезности положения и возможности кулацкой измены виновные в нарушении дисциплины, как бойцы, так и допризывники и подводчики, будут преданы полевому суду с применением строгих мер наказания, вплоть до расстрела.
Граждан Горлова и Кряжина заключить сейчас под стражу до моего особого распоряжения.
Приказ подписали Ковалев, Володин, Прохоров, Воловский, Нестеров и Фейсенко.
Но вернемся к той памятной ночи 29 марта 1930 года. Закончив с организационными вопросами, Слесарев вновь и вновь задавал себе вопрос: «Где достать патроны?»
— Самое главное для нас сейчас — патроны, — делился Слесарев. — Для охотничьих ружей боезапас есть. А вот что с винтовками делать — ума не приложу. По нескольку обойм у каждого бойца в подсумке да немного россыпью. Запас ограниченный. Есть у нас, правда, ручной пулемет, но в разобранном виде. Можно было бы собрать, да что толку? Даже один диск набить нечем.
— Товарищ командир! — ближе к свету пробрался Прохоров. — Однажды на Кубани мы в окружение попали. В гражданскую. Так один охотник научил нас набивать порохом стреляные винтовочные гильзы и лить из дроби самодельные пули. Три дня мы отбивались такими патронами от наседавших белоказаков… Может, нам попробовать?
— Что ж, давайте, товарищ Прохоров, — согласился Слесарев. — Вам Фейсенко передаст весь огнеприпас. А бойцам я прикажу сейчас же собрать все стреляные гильзы и беречь их как зеницу ока. Тогда мы сможем и пулемет собрать…
Приказ такой был отдан. Но выполнить красноармейцы не успели. Бандиты снова бросились на штурм, на сей раз с трех сторон. И лишь со стороны реки не слышалось стрельбы.
Из бойниц ударили выстрелы пограничников. Вступили в бой и землеустроители, паля из своих «тулок» и «зауэров». И снова бандиты откатились, неся потери.
Наткнувшись на организованное сопротивление, Кивлев не на шутку разгневался. Как потом утверждали на допросах очевидцы, он грозился повесить Кряжина, не сумевшего выполнить его приказ. Но для этого сначала нужно было взять кооператив, оказавшийся крепким орешком.
И главарь приказал готовиться к решительному штурму, который был назначен на утро.
Использовали передышку и осажденные. Прохоров набрал себе помощников из местных охотников и подводчиков. Они выбирали из собранных гильз сгоревшие капсюли, вставляли новые, насыпали порох… В кузнице на вздутом горне плавили в пустых консервных банках свинец. Воловский ладил формы для отливки пуль.
А Слесарев собирал ручной пулемет Дегтярева. На рассвете к нему подошел Прохоров, держа в горсти патроны.
— Вот, товарищ командир, наша продукция. Можно попробовать.
— Молодец! Сейчас и попробуем.
Слесарев заложил в магазин винтовки пять патронов, дослал один в канал ствола и выстрелил вверх.
— Пойдет! Только пулемет заряжать ими не будем. Для Дегтярева соберем настоящие патроны.
Скоро пулемет был установлен на крыше. Сам Слесарев снарядил один-единственный диск. И на него ушли почти все патроны. Зато когда утром бандиты пошли на штурм, двух коротких очередей оказалось достаточно, чтобы их отбросить.
Начался второй день осады. Работал вовсю кустарный патронный завод. Подводчики собирали стреляные гильзы, сносили их Прохорову. Его помощники быстро наловчились делать патроны. Даже пули все больше походили на настоящие. Правда, пули эти, не имея оболочки, летели недалеко. Но ведь бандиты были рядом. И самодельные делали свое дело. Теперь настоящие патроны были лишь в диске пулемета. Да и тех оставалось на две-три хороших очереди.
И все-таки вторые сутки бандиты ничего не могли поделать с осажденным гарнизоном. К вечеру им удалось захватить магазин, расположенный на отшибе. Это была тяжелая потеря для осажденных: там были все запасы продовольствия.
— Придется есть пшеницу, — сказал Фейсенко, на плечах которого лежало снабжение осажденного гарнизона.
Что ж, пшеница так пшеница. И кашевар варил в общем котле зерно. Ни посолить, ни заправить варево было нечем.
Неожиданно свалилась другая беда… В короткую передышку между атаками бандитов Фейсенко сообщил:
— Вода подходит к концу.
— Откуда всегда брали воду? — спросил Слесарев у Фейсенко.
— Из Кзыл-Агачки. Есть водовозка. По утрам водовоз привозил воду, наполняя ею бочки для питья. Брал себе, сколько требовалось, кузнец.
— Проверьте, сколько воды осталось!
— Уже проверил. Литров тридцать, не больше.
— Тридцать литров? Не густо. Без моего разрешения не тратить ни капли. Только на пищу.
Но что такое тридцать литров на семьдесят с лишним человек?
— Будем рыть траншею к речке, — приказал начальник гарнизона. — По очереди. День и ночь. Пока не пробьемся к воде. Река недалеко. — И Слесарев первым взялся за заступ, чтобы пробить дыру в стене кооператива, обращенной к речке.
— Идут! — крикнул наблюдатель через некоторое время.
Слесарев бросил заступ на краю уже глубокой ямы и кинулся на крышу к пулемету. Вспыхивал бой.
…Так проходили часы, сутки. Осажденные отбивались и одновременно укрепляли свой бастион мешками с пшеницей, землей, вынутой из траншеи, которую начали копать. Готовились они и к рукопашной схватке, ковали пики полосового железа. На отдых не оставалось времени. Если удавалось бойцу подремать прямо у амбразуры — это было большой удачей.