Пограничные зори - Страница 18

— Вот этот джигит взял меня, — громко и быстро заговорил старый басмач. — Он мальчишка, но мне не стыдно, что он взял меня. Он смелый человек. Он рубился со мной в ущелье. Я не хотел стрелять. Я боялся, что горное эхо разнесет звуки выстрелов и ты, начальник Тарасов, пришлешь своих аскеров. Поэтому я приказал моим людям не стрелять, и мы рубились в узком ущелье. Я не знаю, почему он не стрелял. Может быть, он еще недостаточно умен. Или он хотел взять меня живым. Я не знаю. В бою он нашел меня, и мой клин сломался о его клинок. Он не убил меня, хотя я ранил его в руку. Он взял меня в плен, и тогда те мои джигиты, которые остались в живых, тоже сдались на твою милость, начальник Тарасов. Если ты угадал, что я пойду здесь, пока другие мои люди бьются с твоими аскерами там, в долине, если ты угадал и послал мне навстречу смелого мальчишку, тогда по праву считай меня своим пленником. Но я думаю, что не твоя хитрость победила сегодня мою хитрость. Молодость и судьба! Вот что победило Шайтан-бека. Судьба любит помогать молодым, начальник Тарасов. Судьбе надоедают старики. Я старый воин. Я не боюсь смерти и не жалею ни о чем. Я ненавижу моих врагов, но больше всех я ненавижу тебя, начальник Тарасов, и я рад, что не тебе суждено было взять меня.

Тогда наш Старик улыбнулся и положил руку на плечо молодого Тарасова.

— Может быть, — сказал Старик Шайтан-беку. — Может быть, ты кое в чем и прав, Шайтан-бек, Но знаешь ли ты, кто взял тебя?

Старик говорил, все время улыбаясь.

— Знаешь ли ты, Шайтан-бек, — сказал он, — знаешь ли ты, старая лисица, что смелый человек, победивший тебя, — сын мой?

Шайтан-бек пристально посмотрел на Старика и потом на молодого Тарасова. Наверное, он увидел, как похожи они друг на друга. Он поклонился Старику.

— Тогда я твой пленник, — сказал он, выпрямляясь и закрывая глаза.

Старик повернулся к сыну, он улыбался все время. Он сказал:

— Но за самовольство ты отсидишь десять суток.

Сын Старика хмурился и глядел в землю.

— Слушаюсь, — сказал он и, помолчав, прибавил: — прошу об одном: вороного оставить мне.

Он говорил о коне Петрова, о чудном вороном жеребце, на котором ездил покойный Петров.

— Хорошо, — ответил Старик.

Он все время улыбался. У него было очень счастливое лицо.

Вот с тех пор знаменитый вороной жеребец остался у сына Старика.

Жеребец был чудесный, и на нем сын Старика два раза выигрывал окружные скачки, а через год вороного жеребца убили в бою, но это уже совсем другая история.

Вот и позади учеба на ташкентских курсах оружейных мастеров. Вернулся я в Кушку, к своим боевым друзьям-пограничникам, в первых числах мая 1931 года.

Теперь наша часть называлась не маневренной группой Ашхабадского погранотряда, как раньше, до моего отъезда, а кавалерийским дивизионом пограничных войск ОГПУ.

Нам, пограничникам, вместе с частями Среднеазиатского военного округа и отрядами самооборонцев-дехкан, предстояло завершить уничтожение басмаческих банд, подстрекаемых и поддерживаемых империалистами и их разведками — американской, английской и французской.

После того как в 1930 году пограничники нанесли ряд сокрушительных ударов по бандам Ибрагим-бека в верхнем течении Аму-Дарьи, басмачи разрозненными группами стали просачиваться в глубь Туркмении и Узбекистана. Наиболее крупной из этих групп был отряд Чюмбы.

Разгромить банду Чюмбы поручили нашему кавалерийскому дивизиону. Нам было известно, что она продвигается к Мургабскому оазису с целью перейти афганскую границу. Басмачи шли быстро и вот-вот могли появиться в районе 6-й заставы.

Не допустить перехода бандитов через границу — таков был приказ командования.

Помню, жарким, безоблачным майским днем, навьючив верблюдов боеприпасами, нагрузив повозки пулеметными лентами и снарядами, мы двинулись к 6-й заставе.

Наш дивизион сумел намного опередить басмачей — те появились у границы только к исходу следующего дня.

Мы заняли полукруговую оборону вдоль границы, замаскировали пулеметные тачанки, поставили на прямую наводку артиллерию. Басмачи, не подозревая о нашем присутствии, четырьмя группами, на полном галопе, с воплем «Алла!» бросились к границе…

Они все ближе и ближе. Уже можно различить широкие пояса на темных халатах, желтые повязки на рукавах… Звучит короткое слово команды. Встретив шквальный огонь, басмачи кинулись врассыпную. А мы, пользуясь замешательством врага, пошли в сабельную атаку.

Около сотни головорезов потеряла тогда банда Чюмбы, обращенная в бегство.

В том бою мы захватили немало пленных и трофеев. Все попавшее в наши руки оружие — пулеметы, маузеры, шашки — было английского производства, далее седла и нагайки английские…

Среди пленных оказалось несколько русских, белогвардейцев, бежавших в свое время на Запад и завербованных в подмогу басмачам. Попали в плен и «святые отцы» — узбекский мулла и русский поп…

Как только рассвело, наш дивизион снялся с участка 6-й заставы. Дорог был каждый час. Изрядно поредевшая банда Чюмбы уходила вниз по Мургабу.

К полудню мы въехали в небольшое селение, встретившееся на пути. Басмачи побывали здесь минувшей ночью. Перед нами открылась страшная картина разбоя.

Дехкане этого селения незадолго до прихода басмачей объединились в колхоз — в ту пору по всей Туркмении создавались хлопководческие и овцеводческие коллективные хозяйства. Увидев прибитый на одном из саманных домов кусок фанеры с надписью «Правление колхоза», бандиты учинили дикую расправу над мирными дехканами. Врывались в дома, расстреливали и рубили саблями всех, кто только попадался на глаза, не щадили ни женщин, ни стариков, ни младенцев. Председателя колхоза изрешетили пулями, а потом повесили, вырезав на его груди слова «Смерть ОГПУ» и воткнув ему в рот бумажку, на которой было накарябано:

Басмачи угнали всех верблюдов и лошадей, перерешали колхозных овец…

В горестном молчании стояли мы, пограничники, над телами безвинно убитых людей. И каждый из нас мысленно дал клятву сполна расплатиться с врагом.

…Час от часу сокращалось расстояние между нашим дивизионом и бандой Чюмбы. Мы подходили к Иолотани. Неподалеку от этого городка, в балке, произошла стычка между нашим головным взводом и басмаческим заслоном; нам удалось взять пленного. Пленный показал, что Чюмба решил не заходить в Иолотань, а уйти по пескам к Аму-Дарье. Наши разведчики донесли, что банда действительно двинулась по пескам к железной дороге, в направлении станции Репетек.

…Тридцать с лишком лет отделяют меня от тех дней, но некоторые, казалось бы рядовые, эпизоды надежна врезались в память.

Никогда не забуду, например, встречи, оказанной пограничникам в Иолотани.

На главной улице нас приветствовал отряд самообороны. Целые сутки этот отряд туркмен-добровольцев провел в засаде, готовый дать отпор бандитам, если бы они попытались войти в город. Самооборонцы несли красное полотнище с надписью по-русски: «Слава красноармейцам-чекистам!» Когда мы проезжали по городку, все жители от мала до велика высыпали на улицы. Старики, с седыми бородами, в праздничных халатах, выводили нам лучших коней, дарили оружие. Девушки подносили вяленые дыни, глиняные блюда с пловом, кувшины чала — холодного напитка из верблюжьего молока.

В нас дехкане и рабочие-туркмены видели своих защитников. Нужно ли говорить, как волновали нас такие встречи…

Нам предстоял нелегкий 150-километровый переход вдоль железной дороги, через барханы. Мы готовились в путь, разбирали и навьючивали на верблюдов оружие, укладывали в тюки продовольствие, грузили на повозки ящики с боеприпасами, наполняли водой бурдюки. Воды старались взять как можно больше, у каждого из нас было по три-четыре фляги. Мы вволю напоили верблюдов и лошадей, напились сами, что называется, до отвала…