Пограничные зори - Страница 12

Изменить размер шрифта:

Врач отряда Карпухин вылил в пиалу из бачка с неприкосновенным запасом последнюю ложку воды, добавил несколько капель клюквенного экстракта и дал больному. Но не прошло и минуты, как сам потерял сознание.

С каждым часом зной становился невыносимее. Но куда скрыться от него в пустыне? Окаменелостями лежали на склонах барханов черепахи, уйдя в свои панцири. Лошади сгрудились, понуря головы, тяжело вздымая бока. Даже каракумские жаворонки нахохлились, притаились в безлистых кустах саксаула. Только неутомимые пустынные славки, совсем крохотные пичуги, — видимо, им жара нипочем, — перепархивали с куста на куст, да юркие ящерицы стремительно перебегали от норы к норе.

В желтоватом небе, словно впитавшем цвет бескрайних песков, — ни облачка, одно беспощадное солнце.

Воды! Если бы сейчас хоть глоток воды! А веревка все скользит, словно у колодца нет дна.

Сухим, распухшим языком Булатов облизнул потрескавшиеся губы. Он сидел на плаще, прерывисто дышал, расстегнув ворот пропотевшей, коробившейся от соли, гимнастерки и обмотав голову полотенцем. Лицо, с которого за короткую зиму не успевал сойти загар, стало темно-коричневым. На крутом лбу, на заострившемся носу, на скулах кожа облупилась.

Веревка на секунду перестала скользить и вдруг отчаянно запрыгала.

— Вытаскивай! — скомандовал Шаров.

Комсомольцы Никитин и Сахаров — они чувствовали себя лучше других — навалились на рукоятку железного ворота, и через несколько минут в четырехграннике сруба показались обсыпанные песком чалма и плечи проводника.

— Плохо, начальник, совсем плохо! — встревоженно проговорил Ислам, пожилой туркмен с подстриженной бородой, и разжал кулак. На ладони лежал сухой песок.

Булатов посмотрел на командира: что же делать?

— Будем откапывать! — сказал Шаров.

Ислам поднял руку и слегка подул на ладонь. Песчинки разлетелись.

— Совсем сухой! На дне сухой, с боков сыплется. Обвал будет, другой колодец надо идти.

Идти до другого колодца? Булатов оглянулся на неподвижно лежавших пограничников. Куда с ними? Они подняться не смогут.

Шаров наклонился к Булатову:

— Надо откапывать. Как себя чувствуешь?

Булатов уперся руками в горячий песок и, пошатываясь, встал. Барханы закачались перед глазами, полезли кверху; вместо лица командира он увидел расплывчатое пятно. Тряхнул головой, и барханы стали на место.

— Надо, — согласился он.

— Обвал будет, — снова предостерег проводник. — Пожалуйста, верь Исламу. Дальше идти надо.

Ислам лет двадцать чабанил в Каракумах, и Шаров всегда считался с его советами, но сейчас приходилось пренебречь опытом проводника и попытаться добыть воду именно здесь.

Булатов застегнул ворот гимнастерки, стащил с головы полотенце, надел фуражку и, тяжело ступая, подошел к лежащим на песке пограничникам. Те, у кого еще хватало силы, повернулись к секретарю партийного бюро отряда. Некоторые смотрели так, словно им было все равно, что скажет сейчас этот коренастый, плотный, крутолобый человек. Они уважали его, но что он может сделать? Скажет: «Будем ждать каравана». А где этот караван? Может, он уже прошел где-нибудь рядом, за барханами, и не заметил дыма сигнальных костров…

Булатов откашлялся и хрипло, не узнавая собственного голоса, сказал:

— Товарищи коммунисты и комсомольцы! Кто из вас может встать?

Несколько пограничников медленно поднялись.

Булатов сосчитал их. Шесть человек: секретарь партбюро второго эскадрона Киселев, комсомолец-снайпер Семухин, рыжеволосый, веснушчатый балагур Ярцев, три новичка — земляки-иркутчане Молоков, Добров, Капустин.

Булатов перевел дыхание и продолжал, делая после каждой фразы паузу:

— Наш долг — прийти на помощь отряду Джураева… Не поддержим — погибнут…

И тогда с трудом поднялись еще трое: коммунист Забелин, комсомольцы Кругликов и Садков.

— Надо откопать колодец…

И тогда, пошатываясь, поднялись беспартийные бойцы Вахрушев и Коробов.

«Только бы самому не упасть», — думал Булатов и, помолчав, собравшись с силами, закончил:

— Первыми со мной спускаются товарищи Киселев и Никитин.

— Может, тебе самому-то, Сергей Яковлевич, не спускаться? — негромко спросил Шаров, обвязывая Булатова веревкой.

— Спущусь.

— Ну гляди, чтоб была вода, — деланно улыбнулся Шаров.

— Будет.

Булатов пятый год служил в этих краях на границе, но, волжанин, так и не мог привыкнуть к здешнему климату и мучительно переносил тропическую жару каракумского лета. Не раз во время переходов по пустыне он мысленно обращался к командованию с просьбой перевести его куда-нибудь в более прохладное место. На Кольский полуостров, в Карелию, на Чукотку — куда угодно, только бы там не было этой проклятой жары! Однако, стоило ему немного отдохнуть, отмыть пыль, напиться крепкого, утоляющего жажду зеленого чая, как приходили совсем другие мысли. Если все станут жаловаться на жару и добиваться перевода в прохладные места, кто же будет служить в Каракумах? Ведь не одному ему здесь тяжело! Вон Шарова чуть не каждый год треплет лихорадка, а терпит!..

— Нет, никуда я не уеду, пока здесь будет хоть один басмач, — говорил Сергей командиру.

В начале тридцатых годов положение на границах среднеазиатских республик было тревожное. Десятки басмаческих банд нарушали советскую границу, прорывались в тыл, совершали набеги на мирные селения, грабили и сжигали их, убивали активистов, увозили награбленное, угоняли пленных и скот.

И где бы ни появлялись басмачи — в долинах Памира, среди хребтов Тянь-Шаня или в отрогах пустынного Копет-Дага, в жарких прикаспийских, приаральских степях или в оазисах Каракумской пустыни; где бы ни поили они своих коней — в холодном горном потоке или в широкой мутной Аму-Дарье, в бурном Мургабе или в стремительном Чирчике, — всегда следы их вели за Пяндж и Кушку, за Атрек и Сумбар — за границу. Там басмачи получали новенькие карабины, и джентльмены в белых пробковых шлемах учили бандитов обращению с новым оружием.

Части Красной Армии и пограничной охраны разгромили эти банды. И вдруг снова набег…

Перед тем как отправиться в погоню за бандой Ахмат-Мурзы, Шаров сказал секретарю партбюро:

— Ну что ж, Сергей? Скоро, значит, распрощаемся? Последнюю басмаческую банду идем громить!

И вот как обернулось дело. Вместо того чтобы настигнуть банду, они сами оказались на краю гибели.

Телеграфный приказ из Ашхабада гласил:

«…Настигнуть банду Ахмат-Мурзы и уничтожить».

Известие о том, что Ахмат-Мурза снова прорвался через границу и устремился в Каракумы, было получено четвертого мая 1933 года, но пограничники никак не могли напасть на след банды. Обнаружил ее добровольческий отряд Касыма Джураева. Джураев сообщил об этом по радио, указав приблизительно свое местонахождение — километрах в двухстах к северо-востоку от пограничного оазиса. У Ахмат-Мурзы четыреста сабель, у Джураева — всего пятьдесят, и он не ввязывался в бой, а, скрываясь в песках, не выпускал банду из виду.

По сообщению Джураева, Ахмат-Мурза шел к югу. По-видимому, он намеревался опять улизнуть за кордон, и пограничникам следовало спешить.

Выступили с рассветом девятого мая. За отрядом шел караван с десятисуточным запасом воды и фуража. Накануне Шаров и Булатов вместе с колхозниками выбрали для каравана верблюдов, хотя, собственно, выбирать было и не из чего: только недавно закончилась пахота, да к тому же была пора линьки, и «корабли пустыни» выглядели жалко: шерсть клочьями, горбы обвисли. Самые крепкие верблюды могли поднять пудов семь, не больше.

Пустыня началась сразу за последними домами и дувалами оазиса. «Сув ал»[1], — машинально прочел Булатов давно знакомое предупреждение на прибитой к придорожному столбу дощечке.

Высокие пирамидальные тополя и раскидистые карагачи, словно испугавшись пустыни, остались охранять границы оазиса — зеленого островка в океане затвердевших глин и песков.

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com