Пограничник - Страница 2

Легкое шуршание в ванной сменилось полной тишиной - Клод перешел под лучевой душ. Маринка заторопилась, и само то, что ей приходится торопиться, доставило ей радость, о существовании которой она и не подозревала еще три месяца назад. Это чудесно - делать что-то для Клода, делать так, чтобы он не заметил, как она старается, и делать это всегда. Ведь теперь это будет всегда, потому что Клод остается. Остается, сказала она про себя, и это слово породило в ней какое-то новое чувство, остается - со мной. Для меня. Из-за меня.

Она подошла к пульту пищеблока, просмотрела меню, не удовлетворившись этим, быстро прогнала по экрану каталог, потом бегло взяла аккорд на панели заказа. И у нее осталось еще две-три минуты, пока Клод там, в ванной, потягивается под неощутимо-теплым дыханием полотенца. Маринка юркнула в спальню л остановилась перед зеркалом. Несколькими движениями, скорее рефлекторными, чем необходимыми, она поправила волосы, одернула свитер, мелко покусала губы, потом остановила взгляд на своем отражении. Я, подумала она, почему я? Клод Речистер, пограничник, "человек с Тартесса" - и Маринка Нун, студентка Академии обслуживания. Не может быть. Но она знала, что может, что есть, - и это было счастье.

- Может, все же пойдем в кафе? - спросил Речистер, появляясь в дверях ванной. - А то знаешь, как-то... - Он передернул плечами.

- И вы все там такие? - улыбнулась Маринка.

- Какие?

- Одичалые. Ну зачем ходить куда-то, когда можно позавтракать дома?

- Сфера обслуживания, - сказал Речистер. - Ясно. Может, хоть в комнате? Не могу я есть в координаторской. Неуютно. И вообще завтракать вдвоем - архаизм.

- Сам ты архаизм, - сказала Маринка. - Огромный архаизм. Рыжий. Я люблю тебя.

Как и всякий нормальный человек, Маринка владела своим телом. Но то, что делал Клод, всегда ставило ее втупик. Вот и сейчас - она просто не поняла, каким образом он, только что спокойно стоявший рядом с ней, оказался вдруг сидящим на полу, прижавшись щекой к ее коленям. Рука ее почти невольно скользнула в дебри его шевелюры. Легким движением она запрокинула Клоду голову и заглянула в глаза: из их прозрачной глубины плеснуло на нее такое восхищение, что ей стало страшно. Она улыбнулась и взъерошила Клоду волосы. Он смешно, совсем по-кошачьи потерся головой о ее колени и замер; только кожей Маринка чувствовала его дыхание. Какой-то доверчивой незащищенностью пахнуло на нее от всего этого, и она невольно почувствовала себя много опытнее и старше. Пусть он "человек с Тартесса", координатор Клод Речистер все равно он просто влюбленный мальчишка Клод, которого она должна оберечь в этом непривычном для него, пограничника, Внутреннем мире. От чего оберечь - она не знала, просто в ней зашевелился инстинкт, мохнатый и древний, как горные медведи Заутанского заповедника. И тот же инстинкт подсказал ей слова:

- Тебе не хочется завтракать в кухне? Это естественно: ведь ты мужчина. Мужчина вдвойне, потому что ты пограничник. Но попытайся взглянуть на нее моими глазами, увидеть в ней не парадоксальное нагромождение техники, а одно из величайших достижений человечества. И не улыбайся, Клод, это не так уж нелепо!..

В первую секунду Речистер поразился тому, как может Маринка сейчас говорить о таком отвлеченном, таком неглавном, зачем нужен ей этот исторический экскурс. Но потом внутренняя логика и властная страстность ее слов, казалось, не подбираемых сознательно, как это всегда было с ним, а спонтанно самозарождающихся по мере необходимости, увлекли его. И вдруг - внезапным озарением - он действительно увидел. Увидел ее глазами, и от этого видимое стало осязаемо близким.

...На протяжении Темных веков кухня была символом закабаления женщины. И естественно, что женщина рвалась к равноправию с мужчиной. В Предрассветные века она получила это равноправие. Но что принесло оно ей? Труд на благо общества плюс ту же кухню...

В итоге женщины стремились избавиться от того, что присуще им изначала: от деторождения, воспитания детей, заботы о домашнем уюте. Общество же старательно помогало им в этом, создавая пункты общественного питания, дома бытовых услуг, систему яслей, детских садов и интернатов. Эти институты должны были заменить женщину-мать, женщину-кормилицу, женщину - хранительницу домашнего очага. И если находились женщины, не хотевшие отказываться от всего этого, - их считали патологическими самками, тормозящими эволюцию. К чему это привело"? К снижению демографического коэффициента, к появлению узкобедрых амазонок, больше похожих на мужчин, чем на женщин.

Только создание первой Сферы обслуживания положило начало новой эре - эре подлинного освобождения женщины, всех ее творческих возможностей. Человечество поняло наконец, что нельзя требовать от женщины полного уподобления мужчине. Ей вернули возможность рожать детей и воспитывать их самой, а не в инкубаторах-интернатах; ей вернули возможность создать свой дом, где она может накормить и одеть своего мужа, - не потому, что он не в состоянии сделать этого сам, а потому, что это доставляет ей радость и никто не имеет права лишать человека радости. При этом женщина остается полноправным членом общества, потому что Сфера обслуживания позволяет ей сделать за несколько минут то, на что раньше требовались многие часы...

Кухня была символом закабаления женщины, и диалектически закономерно, что кухня же стала символом ее освобождения. И как может женщина, понимая все это, не любить свою кухню?!

Маринка замолчала. Мелькнула нелепая мысль - за такую филиппику Дин поставил бы ей высший балл. И вдруг она увидела устремленный на нее взгляд Речистера: выражение его глаз постепенно менялось, как меняется свет звезд, когда ты удаляешься от них с субсветовой скоростью. Ей стало зябко.

Маринка задержалась в Академии. Речистер уже привык к этому: она кончала последний, шестой курс и писала сейчас дипломную работу - "История костюма веков Восхода". Из-за этого ей часто приходилось застревать то в Объединенном информарии, то на Станции аутспайс-связи, запрашивая информарии других планет, то еще где-нибудь. Вот и сегодня: она вернулась только в десять, наскоро поужинала, - Речистер целый час обдумывал и вызывал этот ужин, решив под конец, что управляться со строительством Суан-Схунского комплекса было все же проще, - и легла спать. Речистер прилег рядом, но как только она уснула, встал и вышел в кухню. Он сел возле окна, машинально потянулся было за биттеролом, но передумал и сунул пачку в карман халата.