Погибель - Страница 9

Бой кипел в пожарище, но большинство защитников бессмысленно бегали, словно сойдя с ума.

–Где воевода?! Где?! Где князья?!

Все метались испуганным стадом. Вокруг уже было полно конных врагов.

Семён бросил рубиться и кинулся к валам Среднего города – там можно было задержать татар. Солнце тускло светило в зените – полдень. На валах никого не было. В воротах толпились убегающие. Семён продрался в Монахов город, побежал по улицам, миновал площадь у открытых ворот детинца – в Рождественском монастыре выли в голос. Ему навстречу неслись конные дружинники. А в голове было одно – спасти Наталью! Она в усадьбе Петра Ослядюковича, её нужно успеть спрятать за каменными стенами детинца.

Запыхавшись, он остановился у запертых ворот усадьбы, застучал ногами и руками.

–Наташа!!! Наташа!!!

Она выскочила в распахнутой шубе, без платка. Глаза горели испугом.

–В детинец! Быстрее! Татары в городе.

Семён схватил за руку, потащил. Бежали, что есть силы.

–Где отец? Где брат?

–В детинце все! – кричал он.

Они оказались на площади – татары неслись мимо, рубя встречных, в посад, в распахнутые ворота детинца. Семён в бессилье остановился. Наталья завизжала.

Обезумевшую толпу дружинников татары сжимали кольцом.

Всадники проволокли по улице зарубленных Всеволода и Мстислава. В двери Успенского собора, где укрылись княгини, вотчинники, воеводы и священники, татары долбили тараном, но подъехал спесивый татарин, закричал, воины отхлынули, засуетились, начали обкладывать брёвнами, хворостом, досками. Подожгли. Плач и пение в церкви усиливались.

Семён вертел головой, держа меч и нож наготове. Спиной чувствовал дрожащие руки Натальи.

Вдруг, шею захлестнула обжигающая льдом верёвка, сильный рывок опрокинул его в грязный снег, поволокли.

–На-та-ша-а!!!

«»»»»»»»»

Семён пришёл в себя в темном шатре. Он лежал на мягком войлоке, в очаге светились уголья. Глаза разобрали силуэт сидящего человека.

–Здравствуй, Семён.

–Где я? – прохрипел Семён, приподнимаясь.

Человек рассмеялся.

«Монгол», – понял Семён.

–У друга.

Человек наклонился к очагу, и Семён увидел в красном свете лицо Аяна.

–Забыл меня?

–Помню. Брата мне помог спасти. Михаила.

–Как он?

–Умер.

–О-о. Но твой товарищ здесь.

–Микула?

–Он. И твоя жена.

–Жена?

–Та светловолосая пери.

–Наталья?

–На-та-лия. Красивое имя. И она красивая.

–Почему ты спас меня, Аян?

Монгол долго молчал, покачиваясь взад– вперёд.

–Хочу покарать врага твоими руками.

–Кого?

–Не бойся, не русского. Монгола. Укажу. Его убьёшь.

–Зачем мне это?

–У тебя нет выбора.

–Выбор всегда есть. Ты говорил мне, тогда, в Руме, что монголы не мыслят воевать с Русью, но вы тут, земля моя горит, народ мой гибнет. Помогать я тебе не буду. Можешь казнить.

Аян сухо посмеялся.

–Орусуты не понимают доброго отношения. Эй, караульный!

В шатёр заглянул покрытый инеем туленгит. Аян указал на пленника.

–Выбросить на мороз.

В шатёр вбежали воины, пнули Семёна влицо, подхватили под руки. Его вылокли на улицу, бросили в снег. Вокруг стояли юрты, бродили караульные – городская площадь. Крики и вопли с окраин оглашали морозную тишину – насилие и казни не прекращались даже ночью. Чёрный от копоти Успенский собор стоял с настежь распахнутыми воротами, в него входили и выходили татары, таская утварь. Чуть в стороне лежали тела задохнувшихся в храме княгинь, служек, вотчинников.

Семёна начала колотить дрожь. Постанывая, он сел, сжался. Он замёрзнет. Такая ему смерть. А в глазах стояла Гашка, забытая жена с сыновьями, словно выписанная на иконе.

Перед Аяном бросили белого, дымящегося холодом, пленника. Он подтащил его к очагу.

–Упорный орусут, плохой орусут.

Сначала орусут не шевелился, но потом начал приходить в себя.

«Просто так ты не подохнешь. Я вытащил тебя из ада не для того, чтобы заморозить», – зло размышлял Аян, наблюдая, как бьёт дрожью согревающегося.

Через час, когда рассвело, Семён осмысленно посмотрел Аяну в лицо.

–Я не хочу причинять тебе боль, Семён. Но пойми меня. Тогда, в Руме, ты клялся, что будешь благодарен мне за спасение твоего брата. Теперь я прошу того же – спаси моего брата. Убьёшь нашего нойона, спасёшь мне брата и тысячи жизней своих соплеменников – он умелый военачальник.

Семён упорно покачал головой.

–Врагам не помогаю.

–Значит, я враг. А мне казалось, мы до сих пор друзья. С врагами у нас поступают иначе.

Аян позвал туленгитов, велел скрутить Семёну руки за спиной, прижать его к полу, задрав голову, чтобы он мог видеть происходящее. В шатёр втолкнули Наталью.

–Она заплатит за твоё упрямство.

Семён дёрнулся.

–Нет! Отпусти её! Отпусти! Слышишь?!

–А ну, скрутите её! – приказал Аян туленгитам.

Воины вцепились в молодую женщину, нагнули её головой к полу. Она завопила, что есть силы, задёргалась.

Аян усмехнулся. В нём пробудилось желание. Подойдя к женщине, он стремительно разорвал на ней одежду. Она кричала, билась в сильных руках воинов. Хрипел и плакал, прижатый к полу, Семён.

Аян обхватил её за талию и стремительно вошёл в неё. Истома охватила, он начал лихорадочно бить своим телом, вколачивая твёрдый член в горячее лоно. Все вокруг слилось в страшный вопль горя. Эмоции рвали мозг. Он не выдержал, закричал, выплёскиваясь:

–Якши! Якши! Якши!

Бату отогнул полог шатра, шагнул внутрь и замер. Аян насиловал орусутку на глазах её мужа. Оглянувшись на Орду, повернул обратно. Молча стоял на улице, глядя на свои гутулы, потом велел подать коня. Долго ехали молча по покорённому, сожженному городу – воины посекли жителей, вынесли всё ценное, отогнали в обоз разумеющих в ремесле и годных для хашара, можно было идти дальше – грабить, убивать, насиловать. Бату посмотрел на старшего брата.

–Не таким был раньше Аян. Испортился.

–Это он у Берке штучек набрался, – буркнул Орда.

Через распахнутые «Золотые» ворота, выехали из города в поле. У шатра Бату коновязь была полна лошадей, туленгиты держали бунчуки тёмников и тысячников – на совете необходимо было решить, как действовать дальше. Предстояло найти и разбить основное войско орусутов, успеть захватить, как можно больше беззащитных городов до распутицы. Бату рассчитывал покончить с Суздалью ещё зимой, чтобы вывести перегруженное добычей войско без потерь.

Он слез с коня, бросив повод караульному, стремительно вошёл в шатёр. Все смотрели на него. Лица сосредоточены. У тысячников – взволнованные, у тёмников – ехидные и мало почтительные. Особенно у Гуюка и Бори. Две гремучие змеи на груди. Надо их развести, пусть поменьше общаются – так будет спокойнее.

Когда совет начался и многое прояснилось, все чингизиды единогласно высказались за войну, какую любил вести Чингисхан – быструю, маневрённую, с одновременными ударами в разных направлениях, благо силы это позволяли. Воинов было больше семидесяти тысяч, у Юрия в Ярославле ( пленные орусуты рассказали, где искать великого князя) около пятнадцати– восемнадцати тысяч, между князьями сладу нет, и это хорошо – брат Юрия Ярослав собрал в Новгороде больше тумена воинов, но соединяться с великим князем не желает. Так было всегда – враги спорили между собой, вспоминали обиды, кичились самолюбием, когда было необходимо объединяться, и гибли под согласованными ударами монголов. Будет и теперь. Бату совершит задуманное – расправится с северными государствами орусутов ещё зимой, летом его войско отдохнёт, а следующей зимой он пройдёт огненным смерчем по югу, перевалит Карпаты и покорит Венгрию. Да, так будет, ибо он наследник и продолжатель славы своего деда. Ему будет скоро тридцать лет, как много времени у него впереди, как много великих дел он совершит – он выполнит наказ Чингисхана, данный отцу – покорить все земли на Западе. Так будет. И тогда его слава затмит славу деда!