Поэзия страсти - Страница 4
— Ну? Что остановился? — возмутился Жак. — Если боишься, давай я открою.
— Нет. — Жанлен едва удержался, чтобы не отпрыгнуть в сторону.
— А! Ревнуешь? — понимающе кивнул брат. — Я тоже не люблю, когда чужие трогают мои картины. Но уж очень хочется взглянуть.
Жанлен закивал и стал медленно распаковывать рамку. Он специально положил ее вниз стеклом: изображение должно целиком и сразу показаться зрителю, а не постепенно, сантиметр за сантиметром выползать из-под лохмотьев бумаги-обертки. И все же Жанлен медлил.
Словно чего-то ждал. Ему почему-то вспомнилась ухмылка Ньиве Керк. Что-то не так. Что-то не так, шептало ему сердце, а пальцы неловкими движениями рвали бумагу. Но вот последние обрывки на полу. Жанлен слышал, как затаил дыхание Жак, почувствовал, как остановилось время. Ему вдруг почудилось, будто в его руках все тайны бытия и стоит только перевернуть рамку — и постигнешь их.
— Ну? — подмигнул брат.
Жанлен решился и одним движением ловко перевернул свою драгоценность изображением вверх.
Она смотрела из рамки как-то испуганно.
Каштановые волосы, подхваченные ветром, замерли в воздухе подобно причудливому узору, вышитому на лазури неба. Несколько прядей, тонких-тонких, закрученных в озорные спиральки, нетронутые порывом, свисали на лоб. Зеленые глаза выглядывали из-под них изумрудным блеском. Словно это были две капли росы, застывшие в чашечках листков клевера. Изогнутые брови. Алые губы приоткрыты в немом удивлении. Родинка на левом ухе, оголенном все тем же ветром, напоминала сережку.
— Она… она открыла мне свой образ! — залепетал Жанлен. — Ньиве Керк предстала мне в своем женском обличье. Посмотри, какая чистота черт, мягкость линий…
Жак захохотал.
— Опомнись. — Он едва мог говорить, смех не давал ему вымолвить ни слова. — Опомнись! Вот чудак. Ты просто сфотографировал не вовремя.
Посмотри, она обернулась внезапно, щелчок фотоаппарата застал ее врасплох. Фигура наклонена вперед. Она бежала мимо и случайно попала в кадр. — Он снова зашелся в приступе хохота.
А бедняга Жанлен не знал, радоваться ему или плакать. Так вот почему Виктор намекал на брак. Отлично! Она… она испортила такой снимок! Жанлен снова стал вглядываться в лицо незнакомки. Но…
— Но она этого достойна, — закончил он вслух и добавил:
— Хватит смеяться, идем, а то все остынет.
Глава 2
Зеленоглазая красавица бежала быстрее, чем, казалось, могли позволить ей довольно узкая юбка и туфли на каблуках. Каштановые волосы, завитые мелкими кольцами, без всякого зазрения совести трепал ветер. Он то встряхивал их, то, разметав по лицу и плечам, разом откидывал в сторону… Девушка была взволнована. Кто знает, куда она торопилась в это ясное утро, почему бежала, едва замечая происходящее вокруг. Теперь Жанлен мог как следует ее рассмотреть. Тонкая будто тростинка, кажется, только тронь — и переломится пополам, немного бледная, испуганная. Ноги семенят по асфальту, отбивая дробь шпильками туфель, клетчатая юбка сковывает движения.
Вот девушка достигла площади. Мгновение, и Жанлен увидел самого себя. Взгляд его поднялся в небо: вот-вот пройдет туча и пространство пронзит солнечный луч. Он присел на корточки, приготовился и…
Огненное светило показалось неровным боком, словно нехотя вылезло из-под теплого одеяла. Все произошло очень быстро: луч озарил незнакомку, Жанлен почти почувствовал, как палец надавил на кнопку. Щелк! Все кругом остановилось, пространство замерло. Солнце, облако… Красавица, в испуге обернувшись, даже еще не успела понять, кто это поймал ее в сети пленки. Да и не поняла, что поймана, однако как бежала, так и замерла, будто настигнутая волшебным заклинанием. Остался неподвижным и фотограф. Жанлен смотрел на самого себя, и ему захотелось рассмеяться. Что за нелепость?
Сколько провозился с этим кадром, и кто-то вот так, будто шутя, невзначай, загубил его одним неловким движением. Это не правильно.
Как вышла подобная несуразица? Жанлен засмеялся от души. Да, злую шутку сыграла с ним Ньиве Керк. Теперь можно не сомневаться — это ее рук дело.
А девушка все стояла, развернувшись навстречу испугавшему ее звуку. И словно эхом отдавалось в ушах: «щелк!», «щелк!», как будто кто-то невидимый продолжал съемку… Жанлен открыл глаза. Прямо около его кровати стоял Жак, лицо его отражало полное недоумение и растерянность.
— Ты… как? — спросил он нерешительно.
— А что? — не понял Жанлен.
Брат замялся.
— Ты вроде… смеялся и звал кого-то. Я пришел посмотреть, все ли в порядке. Ты во сне.
Думал, будить тебя или не стоит.
После довольно плотного праздничного ужина, который, как всегда, затянулся допоздна, Жак остался. Чего ехать через полгорода ночью.
Места в квартире много.
— Да все нормально, — поспешил успокоить брата Жанлен. — Я просто видел сон… — Он запнулся. Рассказать или не стоит? Пожалуй, рассказать, но не сейчас, утром.
— Ладно. — Жак пожал плечами. — Извини, что разбудил. — Он ушел в свою комнату.
А Жанлена охватила непонятная тревога.
Впервые в жизни ему вдруг остро стало чего-то не хватать. Он закрыл глаза и попытался отогнать бравшие голову отчаянным приступом мысли. Но они не уходили, навязчиво напоминая о себе. Пойти посмотреть на портрет?
Жанлен поднялся и, шаркая шлепанцами по полу, поплелся в гостиную. Рамка лежала на столе, где ее и оставили, среди немытых тарелок и недоеденных блюд. На стекле маячили в сумраке белесые отблески лунного света. Жанлену вдруг сделалось не по себе. Она, такая утонченная и изысканная, и среди грязной посуды. Кощунство! Истинное кощунство. И, подхватив красавицу ловким движением, Жанлен увлек ее в спальню. Но от этого легче не стало. Создавалось еще большее ощущение святотатства, надругательства. Черт бы побрал дурацкий снимок!
Жанлен поставил его к стенке напротив кровати, и теперь оттененное, темное лицо выглядывало из рамки как-то уж очень живо, а зеленые глаза уставились на хозяина квартиры в трепещущем испуге.
— Как будто я ее насиловать собираюсь! — возмутился Жанлен. — Что ты так смотришь?
Он отвернулся. Странно, но взгляд тяжелым копьем впился в спину. Вот незадача. Что же делать со злополучным снимком? Стоило Жанлену закрыть глаза, как воображение рисовало испуганное бледное лицо с мельчайшими подробностями. Да что же это, в самом деле? Ведь не дает спать. Может, вынести в коридор? Или лучше на кухню? Нет, эти места ее недостойны.
Жанлен опять поднялся, взял рамку и пошел к брату. Тот, вероятно, уже успел задремать, потому что ответил на стук не сразу. Наконец в темноте скрипнула дверь и заспанный Жак появился в черном проеме. Ничего не объясняя, Жанлен сунул ему фотографию.
— Забери, спать не дает.
И ушел. Со стороны сцена выглядела презабавно. В три утра один мужчина передает другому фотографию, утверждая, что та ему мешает.
При этом тот, второй, покорно кивнув, забирает ее, словно рамки с женскими фотографиями очень даже распространенная помеха. Всем известно, что такие вещи по ночам бегают и прыгают, производя жуткий грохот, и потому их следует изолировать на время сна.
Так или иначе, но в доме наконец воцарилось спокойствие.
Утро выдалось загадочное. Серые тучи в небе, звуки капель дождя по подоконникам. И не хотелось вылезать из постели. Тепло, сухо, зачем сегодня вообще покидать облюбованное гнездо?
Однако Жак был неумолим.
— Вставай, хватит валяться! — Он принялся стаскивать с брата одеяло. — Уже почти полдень, а ты все лежишь.
— Отстань, — проворчал Жанлен, отворачиваясь к стене. — Я старший. Хочу — сплю, хочу встаю, ты мне не указ.
Это была давняя семейная шутка. Жак действительно появился на свет на несколько минут позже брата. Врачи говорили, что приблизительно на пять. Каких-то пять минут, велика разница! Шутки шутками, однако в семье Тартавелей Жаку досталась роль младшего ребенка. И причем вполне серьезно. Мать частенько спускала ему те шалости, которых Жанлену не прощала никогда в жизни. Ему кое-что разрешали, на какие-то вещи закрывали глаза, не так строго наказывали. Сначала Жанлена это возмущало, но потом он нашел в своем положении ряд преимуществ. Ведь младший в какой-то степени всегда в подчинении у старшего. Вот тут-то и началось. Принеси ножницы! Помой за меня посуду! Твоя очередь гулять с собакой. Жак, тихий и скромный от природы, повиновался брату с более сильным характером.