Поэзия первых лет революции - Страница 1
А. Меньшутин, А. Синявский
Поэзия первых лет революции
ПРЕДИСЛОВИЕ
Эпоха Великой Октябрьской революции и гражданской войны обладает совершенно особым, исключительным в мировой истории жизненным содержанием. События этого времени даже в восприятии их непосредственных участников развертывались со сказочной быстротой, создавали в огромных массах населения России атмосферу небывалого подъема и потрясения, чрезвычайного физического и душевного напряжения. Чтобы сколько-нибудь конкретно представить размах и темп исторической жизни в этот период, сошлемся на ленинскую оценку момента в марте 1918 года. Характеристика истекших событий, сделанная тогда Лениным, охватывает лишь один год российской истории, вместивший, однако, столько крутых поворотов во всех областях социально-политического развития, что при других условиях они могли бы составить содержание многих десятилетий:
«История человечества проделывает в наши дни один из самых великих, самых трудных поворотов, имеющих необъятное - без малейшего преувеличения можно сказать: всемирно-освободительное значение. ...Неудивительно, что на самых крутых пунктах столь крутого поворота, когда кругом с страшным шумом и треском надламывается и разваливается старое, а рядом в неописуемых муках рождается новое, кое у кого кружится голова, кое-кем овладевает отчаяние, кое-кто ищет спасения от слишком горькой подчас действительности под сенью красивой, увлекательной фразы.
России пришлось особенно отчетливо наблюдать, особенно остро и мучительно переживать наиболее крутые из крутых изломов истории, поворачивающей от империализма к коммунистической революции. Мы в несколько дней разрушили одну из самых старых, мощных, варварских и зверских монархий. Мы в несколько месяцев прошли ряд этапов соглашательства с буржуазией, изживания мелкобуржуазных иллюзий, - на что другие страны тратили десятилетия. Мы в несколько недель, свергнув буржуазию, победили ее открытое сопротивление в гражданской войне. Мы прошли победным триумфальным шествием большевизма из конца в конец громадной страны. Мы подняли к свободе и к самостоятельной жизни самые низшие из угнетенных царизмом и буржуазией слоев трудящихся масс. Мы ввели и упрочили Советскую республику, новый тип государства, неизмеримо более высокий и демократический, чем лучшие из буржуазно-парламентарных республик. Мы установили диктатуру пролетариата, поддержанного беднейшим крестьянством, и начали широко задуманную систему социалистических преобразований. Мы пробудили веру в свои силы и зажгли огонь энтузиазма в миллионах и миллионах рабочих всех стран»1.
История, писал Ленин, «летит теперь с быстротой локомотива»2.
Дальнейшие события, связанные с началом иностранной интервенции и гражданской войны, еще более обострили внутреннюю и международную обстановку, усилили до предела накал классовой борьбы, принявшей особенно сложные и ожесточенные формы. Свобода и жизнь первой в мире Республики Советов не раз находились в смертельной опасности, висели на волоске. Процесс разрушения старого и рождения нового общественного строя оказался не столь гладким и спокойным, как предполагали иные «социалисты», далекие от реальной политики. Партия большевиков не скрывала исключительных сложностей и трудностей борьбы за социализм, которые предстояло преодолеть стране, вчера еще одной из самых отсталых в мире, разоренной, истекающей кровью. Но в тяжелейших испытаниях этого времени Ленин и партия умели разглядеть, поддержать и наглядно показать массам реальные завоевания будущего, коммунистического общества, ради которых и был сделан этот трудный, беспримерный в развитии человечества исторический шаг. Примечательны та жизненная аналогия, тот художественный образ, которыми пользуется Ленин, говоря о рождении нового мира и оспаривая публицистов, струсивших и повернувших вспять при виде жертв и лишений, вызванных гражданской войной. Эти сравнения с большой выразительной силой передают и необходимую правомерность, грозное величие, живую реальность революционных процессов, новшеств, преобразований и острейший драматизм, напряженность, болезненность борьбы и страданий, в которых рождалось новое общество. По поводу выступлений напуганной интеллигенции Ленин писал в июне 1918 года:
«Они готовы „теоретически“ допустить революцию пролетариата и других угнетенных классов, наши сладенькие писатели „Новой жизни“, „Впереда“ или „Дела народа“, только чтобы эта революция свалилась с неба, а не родилась и не росла на земле, залитой кровью в четырехлетней империалистской бойне народов среди миллионов и миллионов людей, измученных, истерзанных, одичавших в этой борьбе.
Они слыхали и признавали "теоретически", что революцию следует сравнивать с актом родов, но, когда дошло до дела, они позорно струсили, и свое хныканье дрянных душонок превратили в перепев злобных выходок буржуазии против восстания пролетариата. Возьмем описание акта родов в литературе, - те описания, когда целью авторов было правдивое восстановление всей тяжести, всех мук, всех ужасов этого акта, например, Эмиля Золя „La joie de vivre“ („Радость жизни“) или „Записки врача“ Вересаева. Рождение человека связано с таким актом, который превращает женщину в измученный, истерзанный, обезумевший от боли, окровавленный, полумертвый кусок мяса. Но согласился ли бы кто-нибудь признать человеком такого „индивида“, который видел бы только это в любви, в ее последствиях, в превращении женщины в мать? Кто на этом основании зарекался бы от любви и от деторождения?
...Пусть каркают „социалистические“ хлюпики, пусть злобствует и бешенствует буржуазия. Только люди, закрывающие себе глаза, чтобы не видеть, и затыкающие уши, чтобы не слышать, могут не замечать того, что во всем мире для старого капиталистического общества, беременного социализмом, начались родовые схватки. На нашу страну, ходом событий выдвинутую временно в авангард социалистической революции, падают теперь особенно тяжелые муки первого периода начавшегося акта родов»3.
Эти ленинские слова и ныне могут служить ориентиром не только в социально-политическом, но и в нравственном и в художественно-эстетическом подходе к таким сложным и сопряженным часто с большими трудностями жизненным явлениям, как рождение нового, противоборство будущего и прошлого. Писатели, видевшие тогда лишь страшные и тяжелые стороны действительности, не замечали главного, что несло с собой общество, рождавшееся в муках. Всеми своими целями, идеалами и реальными достижениями оно было обращено к тому, чтобы избавить человечество от страданий, от ужасов империализма, чтобы освободить, накормить, научить человека, создать условия для его всестороннего развития. Недаром «Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа», являющаяся по существу первой Конституцией Советской Республики (ее проект был написан Лениным в январе 1918 года), была проникнута гуманистическим пафосом пролетарской революции и как основную задачу, как главный закон нового государства провозглашала уничтожение всякой эксплуатации человека человеком.
В социальных, политических, культурных преобразованиях, вносимых Октябрем, проявлялась забота партии, социалистического государства о человеке, угнетенном царизмом, помещиками и капиталистами, измученном войной, голодом, разрухой. Обратимся ли мы к первым декретам Советской власти о мире, о земле, или к таким конкретным повсеместным мероприятиям, как открытие дворцов материнства, организация широкой сети библиотек, - всюду в ростках нового, появлявшихся на каждой фабрике, в каждой деревне, обнаруживает себя эта человечность победившего социалистического строя. А в невиданной самодеятельности масс, в их борьбе за Советскую власть, в массовом героизме на фронте и в тылу освобожденный человек встал в полный рост и показал свои могучие творческие силы.
В этом утверждении высокого гуманистического идеала, в широком потоке социальных и культурных преобразований, реформ, начинаний важная роль принадлежала искусству, литературе. Как и все в окружающей жизни, художественное развитие протекало в те годы чрезвычайно бурно, интенсивно. «...Мы, работники искусств Советской России, являемся водителями мирового искусства, носителями авангардных идей»4, - с гордостью заявлял Маяковский. А такие представители буржуазного Запада, как, например, Герберт Уэллс, со смешанным чувством растерянности и изумления свидетельствовали, что «в этой непостижимой России, воюющей, холодной, голодной, испытывающей бесконечные лишения, осуществляется литературное начинание, немыслимое сейчас в богатой Англии и богатой Америке»5. Трудности, действительно, были огромные. Один из видных критиков того времени В. Фриче (чья приверженность к вульгарно-социологическим схемам не мешала подчас верно улавливать запросы литературы, как и самой жизни) по прошествии нескольких месяцев после Октября писал: «Над Российской Советской Республикой нависли... тяжелые тучи. Международное наше положение критическое. Со всех сторон - с севера и юга, с востока и запада - нас обступили, грозя нас задушить, захватчики и грабители. Наша социалистическая республика подобна острову среди бурного моря, ежеминутно готового его поглотить... Перед рабочими и крестьянами встает задача огромной сложности - воссоздать на новых социалистических началах производство и труд. Эта, сама по себе чрезвычайно сложная задача, осложняется еще тем, что ее решение протекает в обстановке разрухи и неорганизованности, в обстановке голода и безработицы. Если принять во внимание все эти условия, то казалось бы, до искусства ли нам, до красоты ли нам...?»6. Такая острая постановка вопроса соответствовала трудностям момента, когда «тяжелые тучи» застилали горизонт новой жизни и самому существованию государства рабочих и крестьян угрожала постоянная опасность. Но была в этом заострении еще и доля полемики против всяческих предсказаний о наступающем якобы полном упадке художественного творчества. И вопреки мрачным прогнозам, представители новых литературных сил уверенно заявляли: революции «до красоты», именно теперь начинается подъем, расцвет искусства. Об этом (с тем же полемическим подтекстом) писал несколько позднее, в обстановке завершения гражданской войны, А. В. Луначарский, подчеркивавший, что «художественная жизнь не замерла, несмотря на страшные препятствия», что «мы переживаем интересную страницу в области художественного творчества»7.