Поэзия и проза Древнего Востока - Страница 5

Отчетливо выразились в Библии и острые столкновения гуманистической и негуманистической (иногда антигуманистической) тенденций. Это отразилось уже в трактовке образа бога Яхве, который, став из племенного, полутелесного совершенно духовным, монотеистическим богом, был вынужден логикой этой метаморфозы вобрать в себя и вместить в себе одном обе стороны древнеиранского дуализма – и Добра и Зла. Недаром говорит Яхве о себе: «Мне благословение и Мне проклятие». Однако этот «сверхъединый» бог недалеко ушел от двуликого Януса. У писателей из корпорации ортодоксальных священнослужителей, выразителей антигуманистической тенденции, Яхве совершенно подавляет человека, проявляя себя не только яростным ревнивцем, требующим во что бы то ни стало покорной любви к себе, любви из-за страха и боязни, но и коварным, жестоким, мстительным: он «избирает» себе «свой» народ и заключает с ним сделку («Берит» – «Завет»), требующую за обещанные блага беспрекословного рабского подчинения. Подобные антигуманистические, даже человеконенавистнические элементы существуют в таких книгах Библии, как «Числа», «Иисус Навин», «Судьи». В противоположность этому, у писателей, хотя и происходивших из той же среды священнослужителей, но поднявшихся уже в тот век до гуманистической идеи, совершенно иное изображение образа того же бога Яхве – как милосердного, сближающего друг с другом иноплеменные народы (яркий образец – «Книга Ионы»). Изображается и дружба между людьми разных племени и веры («Книга Руфь»). Эти тенденции весьма противоречиво переплетаются у «Больших пророков». Особенно это можно увидеть у «Исайи», у которого, наряду с выражением жреческих воззрений, можно прочитать и стихи о социальной утопии всеобщего братства людей, и гневные проповеди против угнетателей, и человеколюбивое пророчество о том, как будут благоденствовать в дружбе между собой извечные противники: «Асур», «Мицраим» и «Исраэль» (Ассирия, Египет и Иудея).

Сквозь все противоречия различных составных частей Библии в ней ярко прорывается выстраданная великими писателями всего Ближнего Востока мысль о человеке и его счастливом уделе на земле, мысль о его значимости, выраженная и в религиозной формуле создания человека по «образу и подобию божьему», ставящая таким путем человека рядом с богом, и в художественном образе героической личности – богоборца, начиная с эпизода борьбы Иакова с богом и завершая Иовом.

Литературный синтез, осуществленный в древнееврейской литературе, в концентрированном виде выявляет многие общие черты, свойственные завершающей ступени всех древневосточных литератур.

В очерке П. А. Гринцера о древнеиндийской литературе в настоящем томе отмечены черты присущего ей литературного синтеза. Все это подтверждает, что создание подобного литературного синтеза само по себе является одной из важнейших общетипологических черт, по-разному проявляющихся в разных регионах.

Что касается местного своеобразия отдельных литератур, то они освещаются в каждом из очерков, помещенных в настоящей книге.

* * *

Противоречивое многообразие художественной формы не только всей совокупности древневосточных литератур, но и каждой в отдельности, невероятная гамма изобразительных средств и приемов действуют ошеломляюще: то, знакомясь с иными произведениями тысячелетней давности, поражаешься, до чего это близко нам по своему нравственному, эмоциональному и даже эстетическому настрою, а то – как чуждо, далеко и невоспринимаемо! Вот почему можно ограничиться лишь самыми общими определениями «стиля» древневосточной литературы. Первым определением и является характеристика ошеломляющего разнообразия, следствия того, что в этой древней литературе, как в зародыше, «завязи», содержатся те элементы, которые на основе литературного синтеза принимают в последующем развитии более определенно выраженные, обновленные и новые формы.

Более четкие очертания в древневосточных литературах на завершающей ступени приняли жанровые различия как в поэзии, так и в прозе. Подобно тому как в древних представлениях переплелось практическое сознание с фантастическим отлетом мысли от действительности, так и на вершине художественного творчества Древнего Востока сочеталось эмпирическое, натуралистическое изображение с абстрактной символикой, героическое с будничным, монументальность с миниатюрностью.

Вся литература Древнего Востока пронизана религиозной идеологией. Но сколь противоречиво в литературе идеологическое выражение – от языческого антропо– и зооморфирования божества к рабскому богопочитанию или, напротив, героическому богоборчеству и человеколюбию, то ли в образах беззаветной любви к богу, а то и полного игнорирования его.

* * *

Как известно, мировая литература сложилась лишь в новое время, на рубеже XVIII и XIX веков. Но это могло произойти лишь потому, что с самого возникновения письменных литератур на земле (вначале – древневосточных) они развивались в постоянной оплодотворяющей связи друг с другом, питались одними и теми же общественно-историческими корнями.

Западная античная литература также никогда не была изолирована от древневосточной, пережив две эпохи этой связи; одну – в самом начале зарождения (I тыс. до н. э.), другую – при ее завершении в культуре эллинизма, в последние века до нашей эры. Отличие ее от восточных хотя и является глубоко качественным, но вовсе не принципиально противоположным.

Мир просторен, многолик, и вместо с тем он един – такой вывод вытекает из изучения проблемы начала, и даже самого «начала начал», литературного творчества.

Выше уже говорилось, что литературы Древнего Востока всегда были связаны меж собой, учились друг у друга и друг друга обогащали. Эти связи перерастают региональные рамки и становятся всемирными. Литературный синтез – яркий показатель плодотворности сближения и взаимообогащсния литератур.

На рубеже двух эпох – до нашей эры и нашей эры – сближение литератур Древнего Востока и античного западного мира привело к созданию нового явления – западно-восточного литературного синтеза, воплощенного, в частности, в эллинистической литературе.

Значит, литература в каком-то смысле слова всегда была «всемирной», но она не осознавала себя таковой. Когда литературы, выйдя из условий средневековья, стали национальными литературами, то их дальнейшие связи и привели к литературе интернациональной, мировой, в которую включаются все новые и новые литературы народов, добившихся национального освобождения. Мировая литература все больше перестает быть только европейской (даже – только западноевропейской), она становится и азиатской, и африканской, и латиноамериканской, короче – мировой литературой всех континентов.

Но, как мы видели, она была уже с самого начала мировой литературой «в себе», она была фактически всемирной, но не осознавшей себя, пока не стала интернациональной многоязычной мировой литературой «для себя», то есть мировой в нынешнем смысле этого слова.

Ознакомление с литературами Древнего Востока не только дает нам возможность пережить радость встречи с «началом начал», но и – убедиться еще раз в том, что мир – един и неделим, что человечество, осознавшее всю ответственность и все благо возложенных на него историей задач, – едино и вечно. Это и обеспечивает бессмертие нестареющему в веках гуманистическому художественному слову Древнего Востока.

* * *

В заключение автор вступительной статьи с благодарностью вспоминает неизменный интерес, проявленный к подготовке тома академиком И. И. Конрадом, и его многочисленные советы.

И. Брагинский