Поэзия и проза Древнего Востока - Страница 142

А Господь устроил так, что Иону проглотила большая рыба[829]. И был Иона в брюхе этой рыбы три дня и три ночи. И в брюхе рыбы Иона помолился Господу, своему Богу, и сказал:

– Я в злосчастье Бога позвал,

И Господь меня услыхал,

Я из недр преисподней вскричал,

И ты голос мой услыхал.

Ты в пучину бросил меня, 

В сердце моря меня метнул,

И потоки – вокруг меня,

И валы твои – надо мной.

И подумал я, и сказал:

«Вот и убран я с глаз твоих!

Разве храм твой увидеть вновь Доведется мне?

Я до самой души своей 

Влагой бездны объят, гляди, 

Я травою морской, гляди!

С головой укрыт! 

Я спустился до низа гор,

Я навеки заперт землей.

Погаси же теперь во мне Жизнь мою, Господи!»

Да, о Господе вспомнил я,

Расставаясь с душой своей,

И молитва моя дошла

До тебя в твой святой храм.

Тот, кто суетный вздор чтит,

Где он милость к себе найдет?

Так прими же мою хвалу

В дар за то, что ты спас меня!

Все, что Господу обещал,

Совершу теперь.

И Господь устроил так, что рыба извергла Иону на сушу.

И привелось Ионе во второй раз услыхать слово Господне:

– Собирайся, ступай в Ниневию, великий город, и возвести там о том, о чем я сказал тебе прежде! 

И тут Иона собрался и пошел в Ниневию, как ему велел Господь. А Ниневия была у Бога великим городом[830], на три дня пешего хода. И, проходя по городу, сколько за день можно пройти, Иона возвещал и говорил:

– Еще сорок дней, и Ниневия будет разрушена.

И поверили люди Ниневии Богу, и объявили пост, и все, от знатных до убогих, оделись в рубище. И дошла та весть до царя Ниневии, и он встал с престола, снял с себя свое одеяние, надел на себя рубище и сел на золу. И велел объявить в Ниневии такой наказ царя и его сановников: «Пусть ни люди, ни скот, ни крупный, ни мелкий, не принимают пищи, не ходят на пастбища и не пьют воды. И рубищем пусть будут покрыты люди и скот, и пусть изо всех сил взывают к Богу, и пусть отвернется каждый от своего дурного пути и от зла, которое творит своими руками. Кто знает, вдруг Бог и раздумает, и сменит на милость свой пылкий гнев, и мы не погибнем».

И Бог увидал по делам их, что они отернулись от своего злого пути, и ему стало жаль учинять им бедствие, о котором он говорил, и он не учинил им его.

А Иона огорчился этим донельзя и возмутился, И он взмолился к Господу и сказал: 

– Ах, Господи, не это ли я и говорил, когда еще был в своей стороне? Потому-то я и бежал заранее в Таршиш! Ведь я же знаю, что ты Бог добрый и кроткий, долготерпеливый и многомилостивый, что ты полон жалости и отходчив. А теперь, Господи, отними у меня душу мою, потому что лучше умереть мне, чем жить.

Но Господь сказал Ионе:

– Сильно ли ты огорчен?

Тогда Иона вышел из города, остановился восточнее города[831], сделал себе там навес и сел под него в тени, ожидая увидеть, что станет с городом. А Господь устроил так, что выросла тыква[832], которая поднялась выше Ионы, чтобы тень над его головой остудила его недовольство. И тыкве этой обрадовался Иона донельзя. Но Бог устроил так, что на другой день на рассвете червь подточил тыкву, и она засохла. А когда взошло солнце, Господь послал жгучий восточный ветер[833], и солнце било в голову Ионы так, что он изнемог и пожелал себе смерти.

– Лучше,– сказал он, – умереть мне, чем жить. И тогда Бог сказал Ионе:

– Сильно ли ты огорчен из-за этой тыквы? 

– Я прямо-таки до смерти огорчен,– сказал Иона,

И тогда сказал Господь:

– Тебе жаль тыквы, над которой ты не трудился, которой ты не растил, которая за ночь родилась и за ночь погибла. Так как же мне-то не пожалеть Ниневии, такого великого города, где больше ста двадцати тысяч жителей, которые не умеют отличить правды от кривды, и где столько скота?

В отличие от «Книги Бытия», эта более поздняя книга употребляет слова «Господь» (Яхве) и «Бог» (Элохим) безразлично и вперемежку.

Во времена, когда правили Судьи, случился на земле голод, и некий человек из Вифлеема Иудейского[834] ушел жить на полях Моава[835] – он, и его жена, и двое сыновей. Звали его Элимелех, а его жену звали Нооми, сыновей – Махлон и Кильон, все – эфратийцы[836] из Вифлеема Иудейского. Пришли они на поля Моава и зажили там.

Вот Элимелех умер и осталась Нооми с двумя сыновьями. Взяли они за себя дочерей Моава, одну звали Орпа, а другую – Руфь. Прожили там еще лет десять. Но умерли и они оба – Махлон и Кильон, и осталась Нооми одна – после обоих детей и после мужа. Собрались тогда она и ее невестки покинуть поля Моава, потому что достигла до полей Моава весть, что Господь оказал милость своему народу и дал ему урожай.

Вышла Нооми из округи, где жила прежде, и невестки с нею, и пустилась в обратный путь к селениям иудейским. А обеим невесткам сказала:

– Ступайте, возвращайтесь в дома своих матерей. Пусть Господь будет милостив к вам, как вы добры были к умершим и ко мне. И пусть вознаградит Он вас, чтобы каждая нашла приют в доме мужа!

Она их поцеловала, а они заплакали в голос. Сказали они:

– Нет, мы пойдем с тобой, к твоему народу.

А Нооми сказала:

– Возвращайтесь, дочери мои![837] Зачем вам со мной уходить? Как будто в моем чреве родятся еще сыновья и станут вам мужьями? Возвращайтесь, идите, ведь стара я и уж больше не быть мне замужем. А если я и скажу вам, что не лишилась надежды, что вот сойдусь с мужем и рожу сыновей, неужели будете вы сохнуть, пока они вырастут, неужели протомитесь взаперти, без мужа? Нет, не нужно, дочери мои. И так-то мне горько за вас, потому что тяготеет на мне Господня десница.

И опять они заплакали в голос. Орпа поцеловала свекровь и ушла, но Руфь от нее не отстала. Нооми сказала:

– Вот и вернулась подружка твоя к своему народу и к своим богам. Возвращайся и ты.

Руфь сказала:

– Не вели покинуть тебя

И не идти за тобой!

Ты пойдешь – и я за тобой пойду,

Где ты заночуешь,– там и мой ночлег,

Твой народ – мой народ, твои боги – мои боги![838]

Где ты умрешь – там я умру,

И с тобой погребут!

Да совершит Господь по воле своей -

И сверх того![839]

Разлукой нам – одна смерть!

Тогда Нооми поняла, что Руфь решила идти с нею, и больше не говорила. Пустились они в путь и достигли Вифлеема Иудейского. Вошли в Вифлеем, и весь город всполошился из-за них. Женщины спрашивали наперебой:

– Это ли Нооми? Это ли – сладкая?

И Нооми сказала:

– Не зовите меня Нооми – сладкая,

А зовите меня Мара – горькая:

Так-то сильно Господь меня огорчил.

Отсюда вышла – руки полны добра,

Господь возвернул сюда – руки пусты мои.