Поэзия английского романтизма XIX века - Страница 60
Изменить размер шрифта:
1798
Бленхаймский бой
Перевод Арк. Штейнберга
Закончив летним вечерком
Чреду вседневных дел,
Дед Каспар не своем крыльце
На солнышке сидел;
Резвилась внучка рядом с ним,
А внук играл песком речным.
Сестра увидела, что брат
От речки мчится вскачь
И катит нечто пред собой,
Округлое, как мяч;
Предмет, округлый, словно мяч,
Он откопал и мчится вскачь.
Дед Каспар в руки взял предмет,
Вздохнул и молвил так:
«Знать, череп этот потерял
Какой-нибудь бедняк,
Сложивший голову свою
В победном, памятном бою.
В земле немало черепов
Покоится вокруг;
Частенько выгребает их
Из борозды мой плуг.
Ведь много тысяч полегло
В бою, прославленном зело!»
«Что ж там случилось? — молвил внук, —
Я, право, не пойму!»
И внучка, заглядевшись, ждет:
«Скажи мне — почему
Солдаты на полях войны
Друг друга убивать должны!»
«Поверг француза, — дед вскричал, —
Британец в той войне,
Но почему они дрались,
Отнюдь не ясно мне,
Хоть все твердят наперебой,
Что это был победный бой!
Отец мой жил вблизи реки,
В Бленхайме, в те года;
Солдаты дом его сожгли,
И он бежал тогда,
Бежал с ребенком и женой
Из нашей местности родной.
Округу всю огонь и меч
Очистили дотла,
А рожениц и малышей
Погибло без числа;
Но так кончается любой
Прославленный, победный бой.
Такого не было досель!
Струили, говорят,
Десятки тысяч мертвецов
Невыразимый смрад,
Но так кончается любой
Прославленный, победный бой!
И герцог Мальборо и принц
Евгений выше всех
Превознеслись!» — «Но этот бой —
Злодейство, страшный грех!» —
Сказала внучка. «Вовсе нет!
Он был победой» — молвил дед.
«Увенчан герцог за разгром
Несметных вражьих сил!»
«Чего ж хорошего они
Добились?» — внук спросил.
«Не знаю, мальчик; бог с тобой!
Но это был победный бой!»
1798
Суд божий над епископом
Перевод В. А. Жуковского
Были и лето и осень дождливы;
Были потоплены пажити, нивы;
Хлеб на полях не созрел и пропал;
Сделался голод; народ умирал.
Но у епископа милостью неба
Полны амбары огромные хлеба;
Жито сберег прошлогоднее он:
Был осторожен епископ Гаттон [218].
Рвутся толпой и голодный и нищий
В двери епископа, требуя пищи;
Скуп и жесток был епископ Гаттон:
Общей бедою не тронулся он.
Слушать их вопли ему надоело;
Вот он решился на страшное дело:
Бедных из ближних и дальних сторон,
Слышно, скликает епископ Гаттон.
«Дожили мы до нежданного чуда:
Вынул епископ добро из-под спуда;
Бедных к себе на пирушку зовет», —
Так говорил изумленный народ.
К сроку собралися званые гости,
Бледные, чахлые, кожа да кости;
Старый, огромный сарай отворен:
В нем угостит их епископ Гаттоп.
Вот уж столпились под кровлей сарая
Все пришлецы из окружного края…
Как же их принял епископ Гаттон?
Был им сарай и с гостями сожжен.
Глядя епископ на пепел пожарный,
Думает: «Будут мне все благодарны;
Разом избавил я шуткой моей
Край наш голодный от жадных мышей».
В замок епископ к себе возвратился,
Ужинать сел, пировал, веселился,
Спал, как невинный, и снов не видал…
Правда! но боле с тех пор он не спал.
Утром он входит в покой, где висели
Предков портреты, и видит, что съели
Мыши его живописный портрет,
Так, что холстины и признака нет.
Он обомлел; он от страха чуть дышит…
Вдруг он чудесную ведомость слышит:
«Наша округа мышами полна,
В житницах съеден весь хлеб до зерна».
Вот и другое в ушах загремело:
«Бог на тебя за вчерашнее дело!
Крепкий твой замок, епископ Гаттон,
Мыши со всех осаждают сторон».
Ход был до Рейна от замка подземный;
В страхе епископ дорогою темной
К берегу выйти из замка спешит:
«В Рейнской башне спасусь» (говорит).
Башня из реинских вод подымалась;
Издали острым утесом казалась,
Грозно из пены торчащим, она;
Стены кругом ограждала волна.
В легкую лодку епископ садится;
К башне причалил, дверь запер и мчится
Вверх по гранитным крутым ступеням;
В страхе один затворился он там.
Стены из стали казалися слиты,
Были решетками окна забиты,
Ставни чугунные, каменный свод,
Дверью железною запертый вход.
Узник не знает, куда приютиться;
На пол, зажмурив глаза, он ложится…
Вдруг он испуган стенаньем глухим:
Вспыхнули ярко два глаза над ним.
Смотрит он… кошка сидит и мяучит;
Голос тот грешника давит и мучит;
Мечется кошка; невесело ей:
Чует она приближенье мышей.
Пал на колени епископ и криком
Бога зовет в исступлении диком.
Воет преступник… а мыши плывут…
Ближе и ближе… доплыли… ползут.
Вот уж ему в расстоянии близком
Слышно, как лезут с роптаньем и писком;
Слышно, как стену их лапки скребут;
Слышно, как камень их зубы грызут.
Вдруг ворвались неизбежные звери;
Сыплются градом сквозь окна, сквозь двери,
Спереди, сзади, с боков, с высоты…
Что тут, епископ, почувствовал ты?
Зубы об камни они навострили,
Грешнику в кости их жадно впустили,
Весь по суставам раздернут был он…
Так был наказан епископ Гаттон.