Поезд - Страница 109
– Может, зайдем в здание? Что мы здесь стоим? – вздохнул он.
– Нет, ты тут доложи. Там для твоего озорства у меня времени не будет. Говори, не таись.
Свиридов принялся рассказывать… Приехал он со своими помощниками вчера в Стройбанк. Надо было заручиться их поддержкой в восстановлении забытых еще с войны третьих путей на подходе к Северограду. Необходимость этих работ доказана. Дорог был каждый день, и Свиридов решил строить частями, по мере готовности проекта… Всех он сумел убедить. Сам приезжал в организации и не покидал кабинетов, пока не заручался поддержкой. Дело доходило до курьезов. Один из его помощников, узнав о «слабости» директора проектного института, приехал на прием со знаменитой на всю страну эстрадной певицей, в присутствии которой и сдался строптивый директор-меломан. Вот она жизнь! И не поверишь, если услышишь… Постепенно Свиридову покорился и Дорстройтрест, управляющий которого согласился вести работы, но на особых условиях: путевое хозяйство наладит служба пути управления дороги, всю энергетику оборудует служба электрификации. Ну и хитрец! За одну реконструкцию полотна будет все лавры собирать! Но Свиридов согласился, не до славы ему. Выхода не было – первый квартал на исходе, а тут такие предстоят работы. Надо начинать, надо начинать! Нельзя медлить и часа. Это понимали в Министерстве, изыскивали всяческие лазейки. И шпалами помогли, и рельсы нашли… Все бы ладно, только встал на пути Стройбанк. Уперлись – ни в какую! «Год начался, по всем работам титулы закрыты, нет лишних денег. Планируйте на будущий год, если еще успеете…» С одним из финансистов и схлестнулся вчера Свиридов. Началось все в кабинете заместителя управляющего. Свиридов приехал в банк не один, с помощниками. Привезли для убедительности графики, таблицы, схемы. Было ясно, что без третьего пути Североградской дороге несдобровать, что это не прихоть. Заместитель управляющего поддержал Свиридова. И тут влез этот страж финансовой дисциплины, из транспортного отдела. Принялся нашептывать, нашептывать на ухо заместителю управляющего: и что в Госплане не разобрались, и что это противозаконно… Казенная душа! Все же заместитель управляющего решил: будем финансировать, и баста!
– Ну, а когда мы вышли из кабинета, тот самый хмырь из отдела транспорта… Синицын, что ли? – силился вспомнить Свиридов.
– Синицын, – подтвердил заместитель министра. – Знаю его.
– Так этот Синицын в коридоре обернулся ко мне, сложил дулю и крикнул как ненормальный: «Вот вам деньги! Не подпишу! Авантюристы!» Ну я и не выдержал…
– Вот как?! – удовлетворенно отметил заместитель министра. – И были свидетели? Что он тебе дулю показал.
– Ну! Ребята даже рты пораскрывали.
– И ты, значит, его поставил на место, – определил заместитель министра.
– Да нет, просто попенял, – Свиридов развел руками. – Встряхнул легонечко за лацканочки. Сказал, что он – чиновник, казенная душа. Что если он не подчинится указанию и примется искать блох, чтобы отказать в финансировании, то я его вздую при всех.
– Так и сказал?!
– Не помню дословно, но по смыслу так.
– Да. Вполне современный метод решения деловых вопросов.
– Он уже пожаловался?
– Не он. Нашлись доброхоты. Позвонили мне.
Свиридов хотел спросить, знает ли об этом инциденте министр. Но сдержался. Могло бы не так прозвучать.
– Черт с ним! – проговорил Свиридов. – Пусть раздувает кадило, лишь бы денег дал. И такая козявка, понимаете… Начальство – за, он – против!
– Козявки иной раз погоду и делают, слонами себя мнят… Думаю, теперь он деньги даст, – подытожил заместитель министра. – После скандала не может не дать. Подумают, что со зла мстит… Он тебя в другой раз на крючок насадит.
– В другой раз ладно, – сказал Свиридов. – Мне бы пути построить, кислород дороге вдохнуть. А там пусть казнят, согласен.
Свиридов собирался выступить сразу после докладчика. И в ожидании просматривал бумаги. В основном это были предложения отца и сына Кацетадзе, только приправленные данными последних нескольких месяцев…
«Современный пассажирский поезд, состоящий из восемнадцати вагонов, вмещает около восьмисот пассажиров и по объему услуг равен крупной гостинице, – прочел Свиридов на первой странице, – при этом условия работы в поезде намного сложнее, а обслуживающий персонал во много раз меньше. Покупая билет, пассажир оплачивает и услуги, которые дорога обязана ему предоставить. Однако с уровнем этих услуг пассажир сталкивается непосредственно после начала поездки, исключая тем самым право выбора или отказа от поездки. Поэтому основная масса жалоб падает на качество обслуживания, а не на перевозку как таковую».
Свиридов перелистал несколько страниц. Он вспомнил Аполлона. Их последний разговор по телефону. Конечно, Свиридов мог взять его с собой на коллегию. Но не взял. Почему? Может быть оттого, что не хотел разочаровывать, если сообщение коллегия примет с прохладцей. Или возможно сам до конца не был уверен, что выступит именно с этими предложениями. Точнее – доложит коллегии именно так, как написано на этих страницах, – ведь кое с чем Свиридов был не согласен… Вообще их встреча оставила в душе Свиридова ощущение неловкости. Слишком натянуто держал себя Аполлон. Людям трудно свыкнуться с мыслью, что тот, кого знаешь давно и не замечал в нем каких-либо особенных талантов, – а их, как правило, не замечаешь при тесном общении, – вдруг оказался отмечен благосклонностью судьбы. Свиридов и Елизавете ничего не сказал о встрече с Аполлоном. Елизавету интересовали его отношения с друзьями – большой город без близких людей ее угнетал…
Энергичный голос начальника главка вещал собравшимся железнодорожным командирам о состоянии пассажирских дел. Наступает лето, время больших перевозок…
По хмурому лицу министра чувствовалось, что он с трудом себя сдерживает, чтобы не вмешаться в доклад. И Свиридова сообщение не увлекало. Статистика, цифры, общие положения… Понятное дело – обзорный доклад. Но тем не менее все слишком осторожно. В зале сидели железнодорожные волки, талдычить им, что хорошо известно, дело пустое. Многие из них летели в Москву самолетом чуть ли не двенадцать часов с другого конца России не для того, чтобы выслушивать то, что знакомо. Им дело подавай. Или, на худой конец, хотя бы возможность вслух сказать то, о чем только между собой перешептываются. А услышат громогласно произнесенные с трибуны их собственные думы и решат, что неспроста о них заговорили, тронулся лед, наступил конец изнуряющей душу всяческой кривде. Ради этого и стоило болтаться над облаками, солнышко обгонять…