Поэты пражского «Скита» - Страница 14
Изменить размер шрифта:
XI
Медлительно жевали жвачку
волы в пыли известняка,
и деготь липнущий запачкал
бешмет истертый старика.
На перевале близ аула,
качнув на каменном горбу,
мой проводник — Али сутулый —
разбил скрипучую арбу.
И, сгорбленный, следя за бегом
оторванного колеса,
сказал в тускнеющее небо,
прищурив зоркие глаза:
«В ауле нам не встретить вечер,
не починить в горах арбы…
Так каждому предел намечен
тяжелым колесом Судьбы».
XII
В порту под грохот разгрузки
(не знает отдыха порт)
спешат по лестницам узким
в таверну «Мартовский кот».
Хозяин, грязный и тучный,
склонясь над стойкой, следит:
карманы вытрясти лучше
за каждый выпитый литр.
В углу под грязные шутки,
под гул и крики еще
сидит с надеждою жуткой
индеец — пьяница Джо.
Готов любому за виски
с ножом прижаться в окне
и тень с ликующим свистом
скальпировать на стене.
Под звон уплоченной меди
хозяин выбросит нож:
Бродяга пьяный — последний
из прерий изгнанный вождь.
XIII
От бессилья хотелось плакать,
но я сжал побледневший рот.
Я сказал ему: «Ты! Собака!
Как теперь мы пойдем вперед?»
Он с усмешкой во взоре строгом
Мне в упор посмотрел в глаза:
«Господин знает слишком много,
чтоб пути не найти назад».
Я ударил его: «С Тобою…
Ты, проклятый, со мной пойдешь!»
Но не дрогнувшею рукою
он кривой протянул мне нож:
«Все мы гости на этом свете.
Я расстаться с живыми рад.
Никогда господин не встретит
больше девушки у костра».
МУЗЕЙ ВОСКОВЫХ ФИГУР
Только змеи сбрасывают кожи.
I
Грузовики спесиво протрусили,
над мостовой кривая тень легла,
затянутые рыжей паутиной
четыре ржавых дрогнули угла.
Столетний дом встряхнулся беспокойно:
он чует смерть в рычаньи колеса —
она склонилась за стеной с поклоном
и вежливо блестит ее коса.
За парусиной острие не ранит:
печаль и гнев для жизни исчерпав,
она лишь слушает, как в балагане
смеются восковые черепа,
как бродит тень по трещинам мозаик —
по мишуре плакатов и реклам,
и спит спокойно ласковый хозяин,
подушками прильнув к ее ногам.
II
Вы видели хозяина?
Так просто
его узнать в толпе: он средних лет,
вес средний,
без примет лицо
и роста
как будто среднего…
В осенней мгле,
когда над улицами дождевые
клубятся облака
и в небе мгла,
и памятниками городовые
на освещенных высятся углах,
вот он короною возносит зонтик.
Вот он спешит в сиянье площадей,
чтоб раствориться в близком горизонте
пальто и прорезиненных плащей!..
И растворяется…
В шеренгах улиц
двоится зонтик, пухнет котелок:
их сотни!
Тысячи!
Как дымный улей,
шуршит земля под шагом черных ног.
Ill
Но черный шорох сердцу только сладок:
охотнику — стеречь тропу зверей;
хозяину — пытливо между складок
доход у парусиновых дверей;
хозяину, чтоб по часам улыбку
на губы натянув: весь смех — наперечет!
в поклонах — горбуном крикливым, липкой
слащавой лестью оправдать доход;
чтобы звенеть о старый мрамор сдачей
отполированного пятака,
чтоб кротко ждать, пока его не спрячет
рука очередного простака,
чтоб, наконец, доверчивые спины
пронзить иглой: игла — правдивый взгляд —
и чувствовать: от взгляда сердце стынет —
и видеть: руки от него дрожат!
IV
Всего лишь миг!
Так — в полуночной тундре
Олений сон тревожит мерзлый хлыст!
Так — бледность жуткую
скрывая пудрой,
тревожит сердце опытный артист.
Мгновение!
И вновь в круговорот
знакомых дней увлечена душа,
и снова гости входят, беззаботно
по доскам покоробленным шурша…
Британских щек кирпичные румянцы,
минутная восторженность славян
фокстротом слов —
американским танцем
французские,
немецкие
слова!
Скользят друг к другу
льстивыми речами
торжественные посетители…
Хозяин, слышите?
Они — скучают…
Спешите к ним!
Развеселите их!
V
Скорей!
Развеселите их, хозяин,
пока сознание у них на дне.
Скорей!
Скорей!!
Вы знаете: нельзя им
теперь со мною быть наедине.
Ведь здесь — по этим выщербленным доскам —
хожу и я,
и близок мой черед!
Ведь я могу быть чутким подголоском
их совести…
Вот — проскользнув вперед
неслышным шагом
(в тростниковой чаще
так хищный зверь скользит на водопой),
одним прыжком
в углу
на гулкий ящик,
толпе — над головами — над толпой
я крикну!
Розовыми пузырями
сорвутся маски с восковых людей:
с имен, что мы привычно презираем,
с примеров подражанья для детей.