Поэты 1820–1830-х годов. Том 1 - Страница 156

96. Благ., 1823, № 11, с. 342, с подписью — й. Ф. сообщил В. П. Гаевскому о своем авторстве (Совр., 1853, № 5, с. 17). И дикомрачным важным тоном Моих бессмыслиц не читал. Гаевский писал (со слов знакомых Дельвига), что Дельвиг читал стихи торжественно и мрачно, подражая Гнедичу. Ср. в эпиграмме Измайлова: «Нахмурившись гудит, Как пес, рычит и воет», и ст. 15. Любви порхать по огороду — парафраза из стих. Дельвига «Мой домик». Пить слезы в чаше бытия! — парафраза из «Элегии» Дельвига («Когда, душа, просилась ты…», 1823). Пародийное упоминание «чаши бытия» есть в «Сатирической газете» (Благ., 1823, № 3, с. 238) и в фельетоне Ф. Булгарина «Литературные призраки». Метафора, однако, удержалась в русской поэзии («Две чаши» С. Шевырева, 1826; «Чаша жизни» Лермонтова, 1831). Как конь взвивался над могилой. Имеется в виду «Романс» Дельвига («Одинок, в облаках месяц плыл туманный..», 1822). Как веет матери крыло и т. д. См. «Видение» В. И. Туманского. Очей, увлаженных желаньем — парафраза из стих. Баратынского «Дориде» (1822). Певца гетер. См. стих. Дельвига «Романс» («Вчера вакхических друзей…», 1823): «Стучите чашами громчей; Дружней гетер и Вакха пойте»). Ср. в статье «Разговор о романтиках..»: «Шиллер, Бейрон, Мур, Жуковский и Пушкин… скорее отказались бы от славы своей, чем согласились считаться однородными певцам любви кипящей, гетер и проч.» (Благ., 1823, № 15, с. 172). Я — как шарад — понять не мог. Уподобление шарадам «романтических стихов», которые «так же загадочны (т. е. содержат перифрастические метафоры. — Ред.) и так же не имеют цели», см. в статьях Н. А. Цертелева (Благ., 1823, № 6, с. 435, № 13, с. 66) и в «Разговоре о романтиках…» Ф. (с. 171).

97. Соревн., 1823, ч. 23, кн. 1, с. 64, под ошибочным загл.: «Одобрение» и с датой: 22 мая 1823 (дата чтения, а не написания). Печ. по Благ., 1823, № 17, с. 303, где есть примеч. автора, указывающее на ошибки первой публикации и содержащее полемический экскурс (см. ниже). Стихотворение писалось для чтения в торжественном собрании ОЛРС в доме Державина 22 мая 1823 г. (см.: Базанов, с. 290 и сл.); 19 мая оно было представлено на последнее подготовительное собрание «соревнователей» и читано 22 мая. «Несколько стихов» из него в тот же день А. И. Тургенев послал П. А. Вяземскому. 25 мая он писал: «В стихах Федорова, кои также доставлю, много хорошего, и публика была ими очень довольна. Он более всех захлопай (чуть не сказал ухлопан)» (ОА, т. 2, с. 325). Совершенно иную оценку стихам Ф. дал А. А. Бестужев в письме Вяземскому 23 мая: «Борис Федоров — гадок, словесный вор и чтец преотвратительный — не знаю, как и когда прошла сквозь оппозицию его пьеса» (ЛН, 1956, № 60 (1). с. 204). Мнения Вяземского и Бестужева почти совпали: Вяземский писал А. И. Тургеневу 31 мая: «Что значат первые четыре стиха Федорова? Нет в них никакой связи»; в письме 3 июня он высказывается еще резче: «Что за стихи у Федорова, когда нет почти ни одной путной рифмы! Посмотри на его „Ободренье“, под которое не подпишу одобренья» (ОА, т. 2, с. 327, 329). Отклик на «Ободрение» появился и в СА, где рецензент (видимо, Ф. Булгарин) ядовито заметил, что автор оды «в самых убедительных выражениях» изъяснил, что «ободрение публики есть первая и необходимая вещь для поэта», и достигнул своей цели, ибо «благосклонная публика вняла гласу призвания» (СА, 1823, № 11, с. 377). В примеч. к стих. Ф. писал: «Нигде не изъяснял я, что ободрение есть вещь первая для поэта; не упрашивал публику ободрять меня; но если по праву поэзии просил ободрения от муз, то не думаю, чтобы какой-нибудь журналист вздумал считать себя музою» (Благ., 1823, № 17, с. 303). Острота споров вокруг стихотворения объяснялась прежде всего крайней актуальностью темы и внутренней полемичностью «Ободрения», отразившего взгляды правого крыла общества. Проблема «ободрения», т. е. положения писателя в обществе, взаимоотношений его с читательской средой, меценатами, властью и т. д., намеченная еще Карамзиным («Отчего в России мало авторских талантов», 1803, и особенно «Речь, произнесенная в торжественном собрании императорской Российской Академии 5 декабря 1818 г.»), была поставлена в известной речи Гнедича 13 июня 1821 г., где было заявлено о пагубности меценатства и необходимости независимости для писателя (Соревн., 1821, ч. 15, кн. 2, с. 138). Она отразилась в ряде посланий Гнедичу (см. примеч. 199; комментарий Ю. Г. Оксмана в кн.: К. Рылеев, Полн. собр. стихотворений, «Б-ка поэта» (Б. с.), Л., 1934, с. 383; И. Н. Медведева, Н. И. Гнедич и декабристы. — В кн.: «Декабристы и их время», М.—Л., 1951, с. 101; Базанов, с. 233), достигнув особой остроты в ближайшие годы. К 1823 г. относится эпиграмма Рылеева «На болезнь Крылова» — с той же темой, а в 1825 г. А. Бестужев заявляет в ПЗ, что недостаток ободрения лишь стимулирует подлинные таланты, в то время как посредственных авторов увлекает свет и «корыстные ласки меценатов»; очень близкой точки зрения придерживался и Рылеев (см. полемику Бестужева и Рылеева с Пушкиным в связи с обзором Бестужева в ПЗ — Пушкин, т. 13, с. 178, 241). Трактовка «ободрения» Ф. прямо противостояла этим тенденциям и в иных случаях превращалась в апологию меценатства. Марон — Вергилий. Флакк — Гораций. Певец Лауры и мечтаний — Петрарка (см. примеч. 47). Позор тому, кем не почтен и т. д. Есть предположение, что здесь содержится намек на отстранение Гнедича от вицепрезидентства в ОЛРС и его отход от дел общества в 1823 г. (Базанов, с. 294). Тасс — см. примеч. 386. Расин поник челом печальным. Речь идет о неуспехе «Федры» Расина, вызвавшем у драматурга депрессию. И Озеров — угас в тиши. Трагический конец душевнобольного В. А. Озерова (1769–1816), проведшего последние годы в совершенном уединении, был ускорен неудачной сценической судьбой его трагедии «Поликсена» (1809); современники возлагали вину за это на кн. А. А. Шаховского. Шувалов Иван Иванович(1727–1797) — екатерининский вельможа, меценат, друг и покровитель Ломоносова. Холмогорский рыболов — Ломоносов. Венчанный лавром страж закона и т. д. И. И. Дмитриев (1760–1837) в 1810–1814 гг. был министром юстиции. Гость чертогов. H. М. Карамзин (1766–1826) был лично близок с Александром I.

98. Благ., 1823, № 11, с. 332. Печ. по Памятнику отечественных муз на 1827 г., с. 76.

99–102. Благ., 1823, № 14, с. 135; № 16, с. 276, 278; № 18, с. 364. Печ. по «Новой детской библиотеке», 1829, № 3, с. 100; с. 109; № 4, с. 96. Вошло в «Эзоповы басни», СПб., 1829. Переложение было осуществлено с русского прозаического перевода И. И. Мартынова (см. объявление о его выходе в Благ., 1823, № 13, с. 72; в Благ., 1823, № 14 Ф. уже сообщал, что им переложено 50 басен). Басни были прочитаны в ОЛСНХ. В предисловии Ф. указывал на близость к тексту как на свою основную задачу. В некоторых баснях («Явор», первая ред. басни «Медведь и Лисица») ощущается текстуальная близость к басням Крылова («Медведь в сетях», «Свинья под дубом»).

103. Гитара и свирель, с. 49. Написано, вероятно, под впечатлением семейного горя: в 1826 г. скончалась жена Ф. (см.: Памятник отечественных муз на 1827 г., с. 59, 60 втор. паг.).

104. ИЗ, 1820, № 8, с. 159. К стихотворению приложена схема размера. Читано в ОЛСНХ 3 октября 1818 г. Попытка передачи «народного стиха» шестистопным хореем с дактилическим окончанием характерна для имитаций 1810 — начала 1820-х годов.

105. Соревн., 1819, ч. 5, кн. 1, с. 67. Перевод басни французского баснописца Буасара (1743–1831) «L’Histoire», переводившейся также И. И. Дмитриевым («История», 1818); по-видимому, как и перевод Дмитриева, связан с выходом в 1818 г. первых восьми томов «Истории Государства Российского» Карамзина.

106. Печ. впервые по автографу ПД, где имеет подпись-псевдоним: Архип Вѣдминский и помету: «Таруза». Представляет собою пародию на «народные рассказы» Ф. Глинки («Бедность и труд») и в особенности на «Овсяный кисель» Жуковского (1816, напечатано в 1818 г.). Последнее произведение — попытка Жуковского ввести в русскую литературу демократическую идиллию И.-П. Гебеля (1760–1826) — подвергалось осуждению даже в ближайшем кругу Жуковского как «грубое» и внеэстетическое. С. близко следует за текстом Жуковского, осмеивая с позиций нормативной эстетики «простонародную» тематику и лексику оригинала, сгущая ее до вульгарной и натуралистической. Пародия С. — одно из ранних проявлений борьбы «измайловцев» против Жуковского; на другом листе рукою С. выписано стихотворение Жуковского «Рыбак» (перевод из Гете), послужившее вскоре объектом критического разбора С. (НЗ, 1821, № 1, с. 56; см.: В. Жирмунский, Гете в русской литературе, Л., 1937, с. 109; Мордовченко, с. 166) и записана его резкая эпиграмма на Жуковского. По свидетельству Измайлова, С. был застрельщиком полемики. 29 июля 1820 г. Измайлов писал П. Л. Яковлеву: «Вчера пришел ко мне в синем парижском сертуке, с тесемками, со снурками и в широких белых портках Орест Сомов. Злодей! Заговорил меня по-французски! Вчерашний же день он поссорился с Гречем. Вот как это случилось. Они встретились в книжной лавке Слёнина. Сомов, взяв в руки последний № Сына отечества, где расхвален отчет Жуковского о Луне, начал упрекать Греча в недостатке вкуса и грозился разобрать эту пиэсу. Греч назвал его моською („Ай моська! знать, она сильна“ и пр.). „Пусть я моська, — возразил Сомов, — однако не из тех, которые лижут задницы!“ — Каков же Сомов? Вот что значит побывать в Париже!» (ПД). В дальнейшем в борьбу против поэтических принципов Жуковского включились и Греч, и сам Измайлов.