Поэтика за чайным столом и другие разборы - Страница 31
На автора вроде бы указывают и сигнатурные мотивы Пастернака:
- «сестра»: Это ведь двойники…; И теперь они оба Точно брат и сестра;
- «обмен дарами»: Дар подруг и товарок Он пустил в оборот И вернул им в подарок Целый мир в свой черед;
- «жизнь»: Жизнь своих современниц Оправдал он один…; Пред живым чернокнижьем…;
а на Ивинскую (отбывшую в 1949–1953 гг. заключение) — тюремные мотивы. Однако догадки вынуждены оставаться догадками, дальше порога текст нас не пускает.
Эта любовная линия, в одном месте впрямую соотнесенная с историей Марии Стюарт, развивается в современности, но у нее есть и еще один скрытый хронологический аспект. Над образом шотландской королевы, в частности над соответствующим переводом из Суинберна, Пастернак размышлял с давних пор, и о чудесном напластовании времен он писал в этой связи в ранней заметке «Несколько положений» (1922; Пастернак 2003–2005: V, 25–26). Этот историко-биографический факт бесспорно релевантен для понимания «Вакханалии» с ее установкой на временной палимпсест
[124], но, как представляется, относится не к общедоступному, публичному ее фасаду, а к интимному интерьеру.
Аналогичный статус «домашней семантики» может иметь и сложная подоплека образа церкви Бориса и Глеба:
• ее включенность в юношеский опыт Пастернака;
• виртуальность ее присутствия;
• сопряженная с двумя сакральными именами тема мученичества, уходящая (в pendant к шотландской) в далекое прошлое;
• наконец, звучащее под сурдинку совпадение первого из двух имен с именем автора.
В теоретическом плане подобное прочтение означает более сложную стратификацию реальных комментариев и модусов их включения в структуру целого. Находка Сергеевой-Клятис и Лекманова в высшей степени релевантна, но не столько как решение какой-то главной загадки текста[125], сколько как реализация центральной темы на одном из его полускрытых уровней. Вглядывание в эти действительно загадочные места «Вакханалии» — в ее темный терем — добавило бы к числу объектов, подлежащих комментированию, конкретные обстоятельства и человеческие фигуры, как это и характерно для текстов с ключом.
«Во всем мне хочется дойти…»: диалектика сути[126]
[Л]учшие произведенья мира, повествуя о наиразличнейшем, на самом деле рассказывают о своем рожденьи. Борис Пастернак
В этом позднем (1956 г.), отчетливо дидактическом стихотворении, казалось бы, все ясно, как того и требует стремление к сути, и, значит, разбирать особенно нечего. Я в течение полувека воспринимал его именно так, хотя какие-то зигзаги и неувязки, — выражаясь по-риффатерровски, «неграмматичности» (см.: Riffaterre 1978), — мне в нем всегда мерещились, подталкивая к анализу. Попробую разобрать его в более или менее свободном формате медленного чтения, всматриваясь как в движение смыслов, так и в поэзию грамматики.
I
1. Исходный тематический импульс задается первыми же строками:
Во всем мне хочется дойти
До самой сути.
Это предложение — синтаксически простое, умеренно распространенное, а по смыслу и порядку слов четко нацеленное на суть. При этом суть сразу же предстает соотнесенной с тем всем, квинтэссенцией чего она по определению является, и с той проблематичностью, которая присуща человеческому покушению на абсолюты, откуда скромная модальность инфинитивного оборота хочется дойти, подхваченного, впрочем, повтором приставки до- в аналогичном предлоге следующей строки. Речь заводится не столько о высушенной абстрактной сути, сколько о конкретном (и настойчивом) стремлении до нее добраться.
В поэтическом мире Пастернака, мотив сути — один из инвариантных[127], причем спектр его воплощений включает как полное отрицание всего не-существенного, так и разные градации более гармоничного соотношения сути с ее внешними оболочками, ср.:
— Что в том, что на вселенной маска? <…> Но вещи рвут с себя личину, Теряют стыд, роняют честь;
— Как с полки, жизнь мою достала И пыль обдула;
— Но ветер смел с гражданства шелуху, И мы на перья разобрали крылья;
— Слова могли быть о мазуте, Но корпуса его изгиб Дышал полетом голой сути, Прорвавшей глупый слой лузги;
— История не в том, что мы носили, а в том, как нас пускали нагишом;
— Ты появишься у двери В чем-то белом, без причуд, В чем-то впрямь из тех материй, Из которых хлопья шьют;
— А ты прекрасна без извилин, И прелести твоей секрет Разгадке жизни равносилен <…> Твой смысл, как воздух, бескорыстен <…> Словесный сор из сердца вытрясть И жить, не засоряясь впредь;
— И вот я вникаю на ощупь В доподлинной повести тьму;
— Ворочая балки, как слон, И освобождаясь от бревен, Хорал выходил, как Самсон, Из кладки, где был замурован. Томившийся в ней поделом, Но пущенный из заточенья <…> Дорога со всей прямотой Направилась на крематорий;
— Я с неба, как с губ, перетянутых сыпью, Налет недомолвок сорвал рукавом;
— Он в глыбе поселен, Чтоб в тысяче градаций Из каменных пелен Все явственней рождаться;
— И неба безобразье, Как речь сказителя из масс И женщин до потопа, Как обаянье без гримас И отдых углекопа;
— А потому, что только там Шла жизнь без помпы и парада <…> Был осязателен без фраз, Вещественен, телесен, весок Уклад подвалов без прикрас И чердаков без занавесок.
Соответствующие сдвиги в трактовке сути во многом определят ход поэтического сюжета нашего стихотворения.
Установке на суть вторит намечаемая первыми же двумя строками строфика: чередование четырех- и двухстопных ямбов с соответственно мужскими и женскими окончаниями (42мж). Длинные строки как бы представляют идею всего, а вдвое более короткие — идею его сути. Впрочем, говоря вдвое, мы невольно впадаем в подсказываемое терминологией преувеличение, поскольку расположение окончаний (мужских в длинных строках, а женских в коротких) смазывает пропорцию: реально имеет место пропорция 8:5, а не 8:4 (и тем более не 9:4, как при 42жм).
Более того, на стыке нечетной строки со следующей четной (…дойти / До самой…) образуется как бы правильная ямбическая последовательность, способствующая слитному прочтению, — а не резко противопоставительному, возникающему при обратном порядке окончаний, ср. «Матрос в Москве»:
Чтоб фразе рук не оторвало
И первых слов
Ремнями хлещущего шквала
Не унесло
[128]
.
Смазанность противопоставления обращает на себя внимание и в рифмовке, где велико «ненужное» сходство между разными рифмами: благодаря общему, хотя и по-разному акцентированному, слогу ―ти, рифменные слова дойти и сути (к тому же, оба двусложные) звучат почти как варианты одного[129]. Это ослабляет контраст между сутью и стремлением к ней, породняет их.
2. В заключительных строках I строфы:
В работе, в поисках пути,
В сердечной смуте —
начинается постепенное развитие исходного импульса: краткое во всем развертывается в перечисление однородных членов, указывающих на те сферы, где происходит поиск сути. Налицо органичное применение к теме все приема варьирования[130], особенно уместное при разработке именно таких тем, как суть. Интересен в этом плане характер того «разного», которое будет привлечено к варьированию сути. Для поэтики Пастернака, с ее акцентом на «великолепии и силе»[131], важнейшим параметром этого приема является мощность варьирующих перечислений — их длина, настойчивость, причудливость, противоречивость.