Поединок. Выпуск 9 - Страница 72

Каждого из прибывших летчиков принял лично, с глазу на глаз, командир ВВС французского Сомали, предупредив:

— Мы тут не шутим, чуть что — сразу расстреливаем.

Дело в том, что в Джибути и в соседних гарнизонах бывали уже удачные и неудачные попытки бегства. Поэтому принимались различные предосторожности: на ночь и в нелетную погоду из моторов под личную ответственность дежурного вынимались детали. Ангары запирались на замки. Часовые стреляли в каждого подошедшего.

Эти порядки существовали уже два года и всячески «совершенствовались».

Начальником ангара был старшина Пьер Лабат. При первом же знакомстве он и Игорь Эйхенбаум поняли, что у них одинаковые цели, взгляды и настроения.

Выбраться из Джибути поездом нечего было и думать (на границе с Абиссинией военные власти разобрали полотно), угнать самолет — почти невозможно. Но они все равно решили лететь. Правда, были люди, которые знали морской «брод» и могли провести через него. Однако бежать на самолете было не только заманчиво, но и необходимо: ССФ не имели своей техники, и каждый самолет, не только боевой, но и просто транспортный, ценился на вес золота.

А в Джибути обстановка становилась все мрачнее: в гарнизоне выпускалась вишистская газета, где сообщалось, что немецкие войска вот-вот победят Советский Союз, что Сталинград пал. Поощрялись также доносы на патриотов: «Кто скажет, где находится голлистская сволочь, получит две пачки сигарет». Радиоприемники были изъяты у населения, и хотя в официальную информацию не верилось, все-таки оснований для оптимизма было мало.

Две попытки побега сорвались. И вдруг снова везет: Лабату предложено лететь в Алис-Абъет, где из-за технических неполадок совершил вынужденную посадку самолет, который теперь надо ремонтировать.

В последний момент перед отлетом Пьер делает вид, что болен, и остается на аэродроме. А Игорь, воспользовавшись тем, что «заведовал» оружием, завладев ключами, в течение ночи полностью разоружил базу, вынимая детали из пушек и пулеметов и прокалывая шины у самолетов, чтобы исключить возможность погони.

Они выбрали для побега самолет устаревшей конструкции — «Потез-25» (максимальная скорость — 200 километров в час). На современной машине бежать не решились — сложно пилотировать, ведь оба — не пилоты, а техники. Это дополнительный риск, ведь их легко могут нагнать, но зато — меньше возможности разбиться. И вот «Потез-25» в воздухе. Пограничники, получившие телефонограмму о побеге, обстреляли самолет. Сделали несколько выстрелов и англичане, пока не увидели сброшенный им сигнал — дымовую шашку — и утяжеленную коробочку с запиской, содержащей просьбу дать посадку. Это произошло 5 декабря 1942 года в 6 часов утра.

Побег имел резонанс: два авиатехника, не умея пилотировать, бежали к де Голлю на самолете! Из Лондона пришел приказ — направить смельчаков в Англию. Там формировались французские десантные части для будущей высадки союзников.

Но неожиданно старшина Игорь Эйхенбаум, авиамеханик, стрелок-оружейник и моторист, получает совершенно иное предложение. Приходит запрос из России: кто из механиков запишется добровольцем во французскую авиачасть «Нормандия»? Он был механиком и, значит, станет добровольцем. К тому же он еще и стрелок!

На следующий день после вероломного нападения гитлеровской Германии на Советский Союз генерал де Голль встретился с советским послом в Лондоне И. Майским и высказал желание, чтобы добровольцы-французы сражались в рядах Красной Армии против гитлеровцев.

К тому времени многие французские летчики, бежавшие из петеновской Франции и колоний, рвались в бой, но не имели самолетов. Советский Союз согласился принять французских добровольцев в ряды своих ВВС и обеспечить их боевой техникой. Весной 1942 года по распоряжению Национального комитета «Свободной Франции» в Раяке[6] (Ливан) стала формироваться новая истребительная авиачасть «Нормандия», позднее ставшая полком. Первая группа добровольцев — четырнадцать летчиков и пятьдесят восемь механиков — прибыла в Советский Союз в конце 1942 года. 4 декабря эскадрилья «Нормандия» приказом командующего ВВС Красной Армии была включена в состав Советских Военно-Воздушных Сил. Почетное наименование «Неманский» полк получил 28 ноября 1944 года, отличившись в боях при прорыве обороны немцев на Немане. С этого дня «Нормандия» стала называться «Нормандия — Неман».

Но Игорю Эйхенбауму не пришлось быть ни механиком, ни стрелком. Майор Мирлесс, офицер связи, только что вернувшийся из Москвы в Тегеран, вызвал его к себе. Разговор носил конкретный и неожиданный характер.

— Вы летите туда не как техник, а как переводчик.

— Переводчиком — ни за что! Я не попугай! Я не смог стать пилотом из-за близорукости, но я механик, а главное — специалист по вооружению, стрелок, и хочу летать и бомбить фашистов.

— Но «Нормандия» — истребительная часть. И в самолете-истребителе есть место только для пилота.

— В таком случае я отказываюсь быть добровольцем в «Нормандии».

Он упрямо стоял на своем, спорил, и майору Мирлессу понадобилось еще трижды беседовать с ним, чтобы в конце концов убедить:

— Подумайте, ведь большинство парней из «Нормандии» не знают ни слова по-русски, они чувствуют себя потерянными в этой стране, столь отличающейся от нашей. Кроме того, начинается наступление под Ельней, и командир Пуйяд никогда еще так не нуждался в человеке, который свободно говорит по-русски и сможет, находясь на передовой, осуществлять радионаводку и вызывать истребителей «Нормандии» для поддержки наземных войск.

Игорь Эйхенбаум согласился, но все равно некоторое время был твердо уверен, что прибыл в Советский Союз не драться с врагами, а просто повторять чужие приказы.

— Итак, — в последний раз спросил Мирлесс, — даете ли вы согласие?

— Да, мой майор. Но поймите меня — мне не хотелось бы быть только переводчиком.

Майор Мирлесс оказался прав: профессия фронтового переводчика — это не только перевод, это — непрерывное действие. И особенно в полку, где почти никто из пилотов не говорил и не понимал по-русски. Правда, некоторые слова понимали все: «давай, ами француз, давай», «от винта», «есть», «прием, прием», «француз, мерси» и, конечно, — «Орел», «Смоленск», «Орша»…

На фронте его ждали самые разнообразные поручения и наиболее трудная и опасная для переводчика военная работа — радионаводка на передовой… Он разыскивал своих пропавших без вести товарищей, летал в партизанские отряды.

Но тогда, 18 сентября 1943 года, на тегеранском аэродроме, имея в руках билет до Москвы, он не представлял еще себе всего круга будущих обязанностей.

Вместе с ним летел Поль Пистрак, тоже с детства знавший русский язык и тоже до конца войны — бессменный переводчик полка.

Остановка в Астрахани. Первое, что они видят, — огромный эвакогоспиталь, расположенный недалеко от древней кремлевской стены. Они поражены количеством тяжело раненных. Некоторые забинтованы с ног до головы, многие на костылях, кто-то не в силах самостоятельно идти, опирается на плечи товарищей, кого-то несут на носилках.

19 сентября 1943 года. Сталинград… Им дали возможность увидеть город с высоты бреющего полета. Самолет описал несколько кругов над городом и над Волгой. Круги эти навсегда запечатлелись в его глазах, потому что это были круги ада.