Поединок. Выпуск 9 - Страница 64

Когда тяжелый дымчатый осколок лежал на ладони, Павел поднялся и хотел было окликнуть рабочего, чтобы передать ему образец. Но не мог произнести ни слова. Слова будто застряли в глотке.

Лева стоял над пропастью, на самой кромке, где ниже на карнизе находился геолог, и, покачиваясь из стороны в сторону, округлившимися, безумными глазами глядел в пропасть. Казалось, еще секунда — и он загремит вниз. Состояние, в котором находился сейчас Лева, случается с людьми часто; название этого недуга — боязнь высоты. Она парализует все движения, и пропасть тянет к себе магнитом. Так кролик бывает загипнотизирован немигающими глазами удава. Павел не сомневался, что именно этот недуг поразил Леву.

— Назад! Шагни назад!.. — прокричал он.

Когда геолог быстро поднялся по гранитным выступам на вершину сопки, Лева сидел на камне и сворачивал самокрутку. Он безучастно посмотрел на своего начальника.

— Фу ты, черт, напугал меня!.. — облегченно вздохнул Павел. — Голова закружилась?

— Что я, барышня какая? — закурив, спокойно ответил Лева. — Голова у меня крепкая, сроду не кружилась.

— Ничего не понимаю… Мне показалось…

— Крестись, коли кажется, — перебил Лева, и взгляд его разом принял обычное, хмурое выражение.

Он поднялся, закинул за плечо одностволку и зашагал маршрутом.

…Настало время обеда. Привал сделали в долине, на берегу реки, под огромной разлапистой лиственницей.

Лева вел себя как-то странно. Зачем-то натаскал для костра мокрых кореньев, зная, что они не будут гореть. Содержимое пакета с «Домашним супом» высыпал в походный котелок и повесил его над пламенем, а воды налить забыл. Все сгорело.

Над головою раздались мягкие нечастые удары крыльев. Вытянув длинные шеи, низко-низко пролетели два гуся. Павел быстро поднялся, следя за полетом птиц. Они опустились на той стороне реки, за перелеском, где блестело небольшое озеро.

— Лев, я сбегаю, может, повезет! Хотя гуси чрезвычайно осторожны… — охваченный охотничьим азартом, возбужденно сказал Павел, расстегнул кобуру и вытащил пистолет. — Пожалуй, и твое ружьишко прихвачу. С близкого расстояния дробовым сподручнее бить.

Геолог хотел поднять с земли одностволку. Лева положил на приклад темную ладонь и коротко сказал:

— Ружья не дам.

— Да почему, чудак?.. — опешил Павел.

— Не дам, говорю, и все тут.

Их взгляды встретились. На мгновенье в голове Павла пронеслась жуткая догадка. Но только на мгновенье. «Дьявол, с этим типом я, кажется, сам начинаю с ума сходить! Что в башку пришло…»

— Тяжелый ты человек, Лев, очень тяжелый, — вздохнул геолог.

— С волками жить — по-волчьи выть, — был равнодушный ответ.

— Да разве мы похожи на волков? Что ты чепуху несешь!

— А кто ж вы еще?

— А!.. — махнул рукою Павел, поднял голенища бахил и начал переходить по мшистым камням реку.

Вскоре он вышел на противоположный берег, стараясь не трещать сучьями, углубился в тайгу.

За деревьями показался просвет, пронзительно засинело озеро. В центре озера плавали два гуся, тяжелые, отъевшиеся к близкой осени. Павел пополз по-пластунски, боясь быть обнаруженным пугливыми птицами. Когда расстояние между дичью и ним сократилось до сотни метров, он понял, что не промахнется, пуля поразит цель. «То-то обрадуется наша повариха», — самодовольно подумал он, вытягивая из-за ствола лиственницы руку с пистолетом. Стрелял Павел превосходно. Мушка легла под белую грудь гуся, который был крупнее своего собрата.

Раздался выстрел.

Но стрелял не Павел. Он с недоумением оглядел маленький аккуратный ТТ и только теперь понял, что выстрелил кто-то, кто был позади.

Так часто случалось в маршруте: то Павел, то Лева, не предупреждая друг друга, били по дичи. Но сейчас Павел неосознанно, шестым чувством вдруг понял, что дичь здесь ни при чем, что случилось страшное, непоправимое…

Он бежал к стоянке, забыв о гусях, взлетевших с паническими хлопками крыльев, забыв обо всем на свете. Левая нога пружинисто зацепилась за корневище лиственницы, и он упал, с размаху ударившись лбом обо что-то твердое. Боли не было, вернее, он почувствовал ее гораздо позже. Переправляясь через реку, поскользнулся на камнях и упал вторично, с головою исчезнув в ледяной воде. То, что вода была ледяная, он почувствовал также не сразу.

На стоянке дымился небольшой костерок.

Последний раз Павел видел Леву сидящим на корточках возле костерка и поэтому не сразу заметил его. Лева лежал рядом, на спине. Около него валялась одностволка. Павел подошел ближе и застонал, закрыв глаза: выстрел вдребезги разнес черепную коробку человека.

Тело Льва Кондакова перенесли в лагерь и положили в маршрутке. Потом по рации связались с районным городом и сообщили о ЧП.

Несколько дней Павел находился в странном, так не вяжущемся со случившимся, состоянии апатии. Людей он не замечал, взаимоотношения с товарищами его не интересовали; в маршруты с новым рабочим он ходил механически, как робот; природа его не трогала — зрение с бездушностью фотоаппарата лишь отмечало деревья, скалы, реки, ручьи… Зачем? Пришло письмо от Лили, которого он ждал с таким нетерпением. Павел равнодушно, как заранее известное и скучное деловое послание, вскрыл конверт и пробежал глазами письмо. Женщин сам дьявол не поймет! Лиля писала, что любит только его, Павла, таким, каким он есть, что поняла это внезапно, и клялась в любви до гроба. Как был бы счастлив Павел, если эта весть пришла бы несколько дней назад! Сейчас же в голову полезли нехорошие, скверные мыслишки: она нарвалась на подлеца, обожглась, а годы уходят, и в старых девах оставаться не хочется…

В лагере отметили разительную перемену, происшедшую с Павлом. Не было прежней мягкой безвольной улыбки, которая почему-то очень нравилась девушкам. Улыбаться он перестал. Всегда вежливый, предупредительный, сейчас Павел оскорбительно не замечал вопросов, обращенных к нему, и даже мог нагрубить. Ему прощали все, предполагая, что подобное состояние человека естественно, оно вызвано смертью того, с которым Павел ежедневно делил тяготы маршрута, которого знал лучше других.

В лагере строили догадки: случаен ли был выстрел или Лева покончил с собой? Сомневались в окончательном выводе и товарищи из районной прокуратуры, прилетевшие в лагерь расследовать причину смерти Льва Кондакова. Один из них долго изучал старенькую одностволку. Со спусковым крючком обнаружилась неполадка, ослабла пружина: при взведенном курке достаточно было слегка дотронуться до него пальцем, и выстрел неизбежен. Предположили, что Кондаков, заметив дичь, взвел курок, но по каким-то причинам не выстрелил. Курок он забыл снять с боевого взвода (такое частенько случается с охотниками). На привале Кондаков решил проверить, не залилась ли в ствол тундровая грязь, так как выстрел может разорвать сталь. (Он имел обыкновение носить одностволку дулом вниз.) Лева взял ружье за ложе и заглянул в дуло. Палец случайно коснулся спускового крючка…

Павел продолжал пребывать в состоянии полнейшего равнодушия ко всему на свете, потому что понимал: Леве ничто не может помочь. Ему казались ненужными, нелепыми осмотр места смерти Кондакова, тщательное изучение ружья, беседы следователей с геологами и рабочими. Почему? Потому что он ЗНАЛ причину смерти Левы.

Следователи, разумеется, беседовали и с Павлом.

— Скажите, в каких отношениях вы находились с погибшим?

— Вы хотите спросить, убивал я его или нет? Не убивал. Я не способен убить человека, даже если этот человек будет убивать меня.

— Пожалуйста, отвечайте на поставленный вопрос: в каких отношениях вы находились с погибшим?

— Особых симпатий к нему не питал. Как, впрочем, не испытывал и ненависти.

— А как относился к вам Кондаков?

— Думаю, так же.

— Вы полагаете, что Кондаков покончил с собой?

— Да.

— Причина?

— Он как-то тонул в трясине, но мне удалось спасти его. Расчувствовался он, что ли… не знаю. В двух словах поведал свою жизнь: был женат, жену очень любил, имел сына и дочку, их тоже любил, особенно девочку. Жена с детьми ушла к сельскому учителю.