Поединок. Выпуск 7 - Страница 63

На участке было вес спокойно. И вдруг в лесу раздалось несколько одиночных винтовочных выстрелов. Квачадзе поднял телефонную трубку и доложил старшему:

— Товарищ «Береза», стрельба какая–то началась.

— Где?

— В лесу. Апределенна у самого болота.

— Кого–нибудь видишь?

— Никого не вижу, товарищ «Береза».

— Продолжай наблюдать.

— Апределенна, товарищ «Береза».

Квачадзе смотрел в бинокль, но разросшийся под кронами высоких деревьев пышный, густой подлесок не позволял видеть лес и на десяток метров. К тому же стрельба так же неожиданно смолкла, как и началась, и впереди снова все стихло.

Немного погодя старший сам запросил пост:

— Ну, что там у тебя?

— Все тихо, товарищ «Береза», — доложил Квачадзе. — А кто же, по–твоему, стрелял?

Квачадзе пожал плечами, будто старший мог это увидеть.

— Наверно, немцы. Вы же сами говорили, что наших там нет, — сказал он.

— Я говорил — не должно быть, — поправил его старший. — Но полностью это исключать нельзя. Понял?

— Апределенна!

Он снова поднял к глазам бинокль, и в этот момент ветер вдруг донес до него злобные голоса собак. Квачадзе показалось, что он ослышался. Но визг повторился. А потом послышался и лай. Квачадзе попытался связать воедино и то, что доносилось из леса, и то, о чем предупреждал его старший. Картина нарисовалась сама собой. Собаки, а вместе с ними и немцы явно кого–то преследовали. А кто–то уходил от них и отстреливался.

Он так и доложил старшему.

— Дай точное целеуказание! — приказал старший.

Квачадзе назвал ориентиры:

— Восточная опушка рощи «Густая». Глубже метров триста. Дальше я бы не услышал, ва!

— Продолжай наблюдать, — ответил старший и связался с командиром минометной батареи.

— Слушай, «Дубрава»! Похоже, на участке рощи «Густой» к фронту пробиваются наши. Хорошо бы поддержать их огоньком.

Командир минометной батареи попросил уточнить координаты цели.

— Пока не знаю, — ответил старший.

— В таком случае подготовлю неподвижный заградительный огонь по трем участкам. Пометь на–своей карте, — сказал командир минометной батареи.

Они наметили участки «А», «Б» и «В». НЗО «А» преграждал путь немцам на опушку. «Б» не дал бы им возможность обойти опушку от просеки справа. «В» прижимал их к минному полю.

— Жду команды на открытие огня! — предупредил командир минометной батареи.

Квачадзе не слыхал этого разговора. Но он вдруг услышал взрыв мины. И увидел поднявшийся над деревьями черный султан. Было ясно: кто–то напоролся на минное поле. Но кто? Он по–прежнему не видел. Но зато теперь точно знал, где это произошло, и тотчас доложил об этом старшему. А еще немного погодя доложил и о том, что слышит автоматную перестрелку.

— Понятно, — ответил старший и передал минометчикам: — А ну давай «А». Да побыстрей. А то и опоздать можно…

Квачадзе показалось, что не прошло и пяти минут, как над головой у него вдруг засвистало, завыло, и треск автоматной перестрелки, доносившийся из леса, утонул в грохоте разрывов. Над деревьями поднялись дым и пыль.

Налет продолжался недолго, несколько минут. Потом стал слышен глуше. Огонь перенесли в глубь леса. А еще немного погодя Квачадзе разглядел в бинокль между деревьями двух человек, военных, в нашей форме и в зеленых фуражках. Один держал в руках два автомата. У другого на руках был парнишка. Они стояли, оглядываясь по сторонам, словно раздумывая, куда идти. Квачадзе испугался, что они зайдут на минное поле, выскочил из своего окопа и, размахивая пилоткой, бросился им навстречу.

— Стойте! Стойте! — кричал он. — Стойте!

Его услышали и заметили, потому что стали смотреть в его сторону.

— К сосне выходите! К сосне! На опушку нельзя! Там мины! — кричал Квачадзе. — К сосне выходите!

Те, что стояли под деревьями, пошли к сосне. А Квачадзе снова вернулся в свой окоп и доложил старшему:

— Выходят двое, товарищ «Береза», и несут еще одного.

— И это все? — удивился старший.

— Больше никого не видно, — ответил Квачадзе.

— Наблюдай!

— Нэпрэмэнна, товарищ «Береза»!

Квачадзе смотрел внимательно. Но из леса так больше никто и не вышел. А тех двоих он видел в бинокль уже совершенно отчетливо. Оба они заросли щетиной, лица у них были худые, обмундирование было мокрым и грязным, с черными пятнами крови.

— Куда они идут? — спросил старший.

— Ко мне идут! — доложил Квачадзе.

— Не разрешай. Может быть, провокация! — предупредил старший. — Дай команду: пусть выходят к оврагу. Там их встретят.

— Понял, товарищ «Береза». Понял! — ответил Квачадзе. — Только это наши. Самые настоящие наши пограничники!

— Вот когда документы проверим, тогда будут наши! — строго сказал старший.

— Понял! — повторил Квачадзе и закричал вышедшим из леса: — Правее держите. К оврагу бегите! К оврагу…

— К оврагу бегут, товарищ «Береза». Встречайте! — доложил Квачадзе.

Вечером немцы снова обстреляли из артиллерии и минометов боевые порядки полка. На этот раз досталось и левофланговому батальону. Батальон понес потери. Ранило в плечо и Квачадзе. Санитары вытащили его из окопа и доставили на полковой пункт медицинской помощи. Там, уже после операции, Квачадзе снова встретил пограничников. Теперь они были уже выбриты, переодеты во все сухое, со свежими повязками. Они сидели на койке, на которой лежал парнишка, и разговаривали с ним.

— Ты, крестник, не робей. Руки–ноги у тебя целы, голова — на месте. А что малость тебя приглушило, это пройдет, — успокаивал паренька один из них. Он достал из кармана письмо и протянул его парнишке: — Раз уж так получилось, что мы с тобой за эти дни породнились, значит, и дальше надо нам вместе держаться. Я вот тут написал матери своей письмишко. Ты ей его отвезешь. Ну и пока мы воюем, подождешь меня у нее. И ей с тобой веселей будет. Да и ты в чем надо старушонке поможешь. А кончится война — соберемся вместе, решим, что дальше делать. Держи письмо.

Парнишка взял письмо и всхлипнул.

— Все правильно, Борис, — сказал другой пограничник с тремя кубиками на петлицах. — Хочешь не хочешь, а расстаться на время придется. Сам понимаешь: наше место тут, а тебе воевать еще рано. А там, дома у Григория, будешь дальше учиться. Пиши нам. Понял? И мне ведь ты тоже как родной стал…

Парнишка размазал по лицу слезы.

— Все равно я тоже пограничником буду, — сказал он.

— Будешь, — подтвердил старший лейтенант… — Выгоним немцев с нашей земли и снова встанем на свои границы. И ты будешь часовым Родины. Только никогда не забывай о тех, с кем свела тебя война и кого уже нет с нами. Замечательные это были люди. Только таким и можно доверять охрану границы. Помни их поименно И во всем будь их достоин…

— Буду, товарищ старший лейтенант. Обязательно буду, — поклялся Борька. — И никого не забуду!.. Никогда не забуду!

— …Я приехала вместе с мужем. Мы потеряли друг друга!

— Вы разминулись здесь, на вокзале? — спросил Денисов.

— В городе… — Женщина хрустнула переплетенным: пальцами. — Не могу представить, что с ним сейчас творится! Он с ума сойдет.

Выстекленное до самой крыши здание вокзала было заполнено людьми, они неслышно двигались, словно в огромном аквариуме. Было поздно. Где–то совсем близко завыл поломоечный комбайн, отъезжавшие ночным скорым подтягивались к выходу.

За стеклом простирался февральский перрон, неохватный, как взлетное поле. Мела поземка.

— Откуда вы? — Денисов внимательно ее изучал.