Поединок. Выпуск 7 - Страница 51
Сорокин действительно был погружен в размышления. Но конечно, не о Борьке. Он думал о том, что они вряд ли донесут до своих живым капитана Колодяжного. Потому что, когда командира сегодня перевязывали, он ясно увидел вокруг раны на бедре сиреневый овал гангрены. А это значило, что дела командира очень плохи. А для него, Сорокина, капитан Колодяжный был не только командиром, но и другом, который научил его многому хорошему. Когда в тридцать восьмом году Сорокин прибыл молоденьким лейтенантом на заставу для прохождения службы, Колодяжный был начальником заставы. Не все тогда, на первых порах, ладилось у Сорокина. Многого он еще не знал, не умел. И Колодяжный не пожалел ни сил, ни, времени, чтобы помочь молодому командиру стать на ноги. Не такая уж большая и разница была у них в летах. А был он, Антон Семенович Колодяжный, и бойцам и командирам как отец. Обо всем об этом и думал сейчас Сорокин. И поэтому, когда заметил неожиданно возле себя Борьку, то в первую очередь вспомнил не о том, что докладывал ему о нем Закурдаев, а о его несчастной доле. Вспомнил и от всего сердца пожалел парнишку, с которым так неожиданно свела их судьба. А парнишка–то оказался смелым и находчивым. И Сорокину уже хотелось не жалеть его, а гордиться им и подбодрить его. И он спросил:
— А из боевой винтовки ты когда–нибудь стрелял?
Борька не ожидал такого вопроса, но обрадовался ему:
— Из боевой, товарищ старший лейтенант, не приходилось. А из мелкокалиберной выбил на «ворошиловского стрелка».
— Вот и я думаю, тяжеловата для тебя будет боевая, — сказал Сорокин.
Борька понял: винтовку, пожалуй, ему не дадут. И взмолился:
— Я справлюсь, Николай Михалыч…
— Ничего, — успокоил его Сорокин. — Мы тебе автомат раздобудем.
«А судить меня не будут?» — так и подмывало спросить Борьку. Но он спросил о другом:
— Какой — наш? Немецкий?
— Скорее всего, немецкий. К нему и с патронами легче, — ответил Сорокин.
Борьке снова захотелось спросить: «А когда добудете?» Но неожиданно в чаще деревьев обозначился просвет. И все стали смотреть в этом направлении. Казалось, что в конце просвета лес обрывался и начиналась пустота. А за ней снова росли деревья.
— Ведь там, наверное, река, — сказал Зубков. — Иначе чего бы лесу через даль видеться?
— Возможно, — не стал возражать Сорокин. — Быстро мы пришли.
— Так ведь и шли ходко, товарищ старший лейтенант, — заметил Зубков. — Гимнастерку на спине хоть отжимай.
— В таком случае, оставайтесь здесь. А я осмотрю местность, — сказал Сорокин.
И пошел дальше. Зубков отпустил его метров на сто и кивнул Закурдаеву:
— Давай–ка вместе с Сапожниковым за ним.
— Ну да. А он заругается, — возразил Закурдаев.
— Сполняй! — даже не пожелал объясняться Зубков. — Быстро сполняй!
Закурдаев кивнул Сапожникову, и они двинулись следом за старшим лейтенантом. Сорокина они увидели лежащим. Старший лейтенант, прижавшись к земле, старался разглядеть реку из–под молоденьких елочек. Но впереди, как назло, висела надломленная береза и закрывала весь вид. Сорокин решил перебраться на более удобное для наблюдения место и увидел пограничников. Но отнесся к этому совершенно спокойно и только сказал вполголоса:
— Давайте немного правее возьмем.
Они продвинулись вниз по течению метров на сто и снова подползли к берегу. И сразу все трое, словно по команде, замерли. Метрах в пятнадцати от берега на воде спокойно покачивался белый катер. На корме сидел немец и смотрел на поплавки удочек. Ни справа, ни слева от него никого больше видно не было. Пограничники отползли назад, в глубь леса. Но настолько, чтобы не потерять белый катер из виду.
— Откуда он тут взялся? — недоуменно спросил Закурдаев.
— Наверно, оттуда, с переправы пригнали, — решил Сапожников. — Захотелось немецкому начальству ушицы отведать, вот он и бросил якорь в тихой заводинке.
— А что у него на борту написано, не заметили? — спросил Сорокин.
— «Белая роза», — ответил Сапожников.
— А другая надпись? — вспомнил Закурдаев.
— На каюте? Курить запрещается, — объяснил Сапожников.
— Хм, — хмыкнул Закурдаев. — Гранату бы ему туда. Сразу бы и ухи отведал, и дыму понюхал.
— Были бы одни, так бы и сделали, — сказал Сорокин. — А сейчас все по–другому делать будем.
Оставив Сапожникова наблюдать за катером, Сорокин и Закурдаев пошли к своим. Зубков несколько удивился, увидев их только вдвоем. Но спрашивать ни о чем не стал. Решил, что начальству видней, где кого оставлять. Тем более что старший лейтенант безо всяких предисловий объявил:
— Будем брать «языка».
— Когда? — сразу спросил Зубков.
— Сейчас.
— Где?
— Здесь, на берегу. Веревка у кого–нибудь есть?
— У меня, — ответил Гусейнов и достал из вещмешка моток веревки.
Закурдаев, справедливо решив, что, поскольку он уже был на берегу, видел немца и знает обстановку, то выполнение этой задачи поручат именно ему, протянул за веревкой руку. Но Зубков остановил его:
— Ты уже только что отличился, — назидательно сказал он. — Я думаю, товарищ старший лейтенант поручит это дело мне.
— Мы все вместе решим эту задачу. И не мы пойдем за «языком», а он сам к нам придет, — сказал Сорокин. — Главным действующим лицом у нас опять будет Борис. А в целом план довольно простой. Берите на плечи командира и марш к берегу. По дороге все обсудим.
У реки группу, как и было ему приказано, встретил Сапожников.
— Полный порядок. Начался клев, немец не успевает таскать плотву, — доложил он.
— Новых «рыбаков» не появилось? — спросил Сорокин.
— Никого. По всему видно, он тут один, — доложил Сапожников.
— Очень хорошо. Продолжайте наблюдать, — приказал Сорокин. — А ты, Борис, вытаскивай приманку.
Сапожников, пригнувшись, поспешил обратно на берег. А Борька снял из–за спины мешок, развязал и вытряхнул из него поросенка. Обвязал его за шею и вокруг спины веревкой и развязал ему рыло. Поросенок тотчас же бодро вскочил на ноги, радостно захрюкал и, совсем как собачонка, потащил Борьку за собой к берегу.
Сорокин, Зубков и Закурдаев, немного поотстав, пошли за ним. Гусейнов, Елкин и Бугров остались возле раненого командира.
Как потом рассказывал Сапожников, все произошло «ну, просто как в кино».
Поросенок захрюкал. Немец сейчас же завертел головой. Потом быстро вытащил из воды удочки, бросил их на палубу, выбрал якорь и схватил шест. Отталкиваясь от дна, он погнал катер к берегу. Он так спешил не упустить трофей, что даже не дал катеру хорошенько пристать к берегу, а спрыгнул прямо в воду. Но потом одумался, снова залез на катер, захватил автомат и спрыгнул на берег.
Поросенок довольно похрюкивал, а немец, ломая кусты, напролом лез к тому месту, откуда доносились эти звуки. Автомат, чтобы не мешал, он закинул за спину. Немец очень спешил. И очень удивился, когда вдруг в живот ему буквально уперлись два ствола. И кто–то сдернул с плеча у него автомат. Он хотел закричать, но высокий красноармеец в зеленой фуражке очень выразительным жестом показал, что рот надо держать закрытым. Потом сзади подошел еще один красноармеец и негромко, но требовательно скомандовал на немецком языке: «Молчать! Руки вверх! Отвечай, кто тут есть еще?»
Немец понял, что попал в плен, что пощады ему не будет, и страшно перепугался.
— Я тут один. Ловлю рыбу для господина майора фон Хебста, — сообщил он.
— Спроси его, катер исправен? — приказал Сорокин.
Сапожников быстро перевел.
— Конечно, конечно. Это очень хороший катер. Его сделали в Польше. Но уже год на нем плавает господин майор, — лепетал немец.
— Ограбили Польшу, теперь нашим добром решили поживиться. Дорого вам это обойдется, — заметил Сорокин. — Как он сюда попал, этот катер?
— Его сначала везли на машинах, потом спустили на воду, — сообщил немец.
— Узнай, где стоят их гарнизоны, — продолжал допрос Сорокин.
Немец с готовностью раскрыл рот, чтобы ответить и на этот вопрос. Но в это время из кустов выбежал поросенок, а за ним, держа его на веревке, появился Борька. Увидев поросенка и поняв, как его одурачили, немей так и застыл.