Поединок. Выпуск 7 - Страница 46

Сорокин взглянул на часы. Он дал старшине всего десять минут. Больше не мог. Сейчас немцы обстреливали высоту и подтягивали силы. Через десять минут — Сорокин понимал это — они снова будут штурмовать позицию пограничников. И тогда вряд ли удастся кого–то куда–то перетаскивать и где–то сосредоточиваться.

Прошло три минуты. Сорокин увидел, как по траншее на правый фланг потянулись раненые. Потом потащили, где волоком, где на руках, тех, кто сам передвигаться уже не мог. Сорокин снова посмотрел на часы. Отведенное им для этой операции время истекало. А по склону высоты густой цепью следом за танками шли немцы.

«Ничего. Мы успели», — подумал Сорокин и вложил в ствол ракетницы красную ракету. Высота молчала. Экономя патроны, бойцы без команды не стреляли. И немцы шли в полный рост.

Когда осталось метров сто, Сорокин громко скомандовал:

— Огонь! — и выстрелил из ракетницы в небо.

Пограничники ударили по врагу. Немцы падали. Но цепь их не дрогнула. Огонь обороняющихся был слаб и редок.

К Сорокину снова подполз Зубков. Он тяжело отдувался. На голове у него появилась повязка.

— Раненые все до одного собраны на правом фланге, — доложил он.

— Отправляйте их немедленно в лес! — приказал Сорокин.

Всегда расторопный Зубков на сей раз даже не пошевелился. Сорокина это немало удивило.

— Чего же ты ждешь? — нетерпеливо спросил он.

— Я думаю, не успеем мы уже, — ответил Зубков. — Может, пока еще в окопе сидим, вдарить из последнего всем разом…

— Выполняйте, старшина, приказ, — сердито прервал его Сорокин. — Я же сказал, нас поддержат!

Он послал в небо вторую ракету. И, уже провожая Зубкова взглядом, поднял ракетницу и выстрелил в третий раз. Над высотой стоял неимоверный грохот. И, естественно, старший лейтенант не мог слышать, как где–то, за несколько километров от высоты, в тылу, приняв этот сигнал, в помощь пограничникам открыл огонь гаубичный дивизион. Но ему показалось, что он все же уловил сквозь треск автоматной стрельбы отзвук далекой канонады. Во всяком случае, он очень хотел этого. Очень. Потому что немцы были уже совсем близко. И было ясно, что на сей раз, своими силами, пограничникам их не остановить, от танков не отсечь и к земле не прижать. Сорокин взял винтовку и, тщательно прицелившись, выстрелил. Шагавший в цепи высокий гитлеровец будто переломился пополам. Сорокин стал целиться снова. Уложил еще одного. Для него, «ворошиловского стрелка», промазать с такого расстояния было просто невозможно. Руки привычно перезаряжали оружие, глаз наметанно совмещал мушку с очередной целью, а в голове неустанно билась одна и та же мысль: сбиты заставы, уже больше часа ведет жестокий, кровавый бой последний резерв их погранотряда. В действие вступают регулярные войска Красной Армии. Вот связной, он же из стрелковой дивизии военного округа. Значит, война? Конечно, для них, для пограничников, она началась уже давно: необъявленная, скрытая, но самая настоящая — беспощадная и коварная. Шпионы, диверсанты лезли на нашу землю чуть ли не каждую ночь. Их ловили. Они лезли снова. Пуля, нож врага на каждом шагу поджидали пограничников. Такова уж специфика службы на границе. Но сейчас перед ним на высоте были не шпионы и не диверсанты. Судя по всему, это были регулярные войска вермахта, с артиллерией, танками, авиацией.

Выстрелить в очередного гитлеровца Сорокин не успел: в боевых порядках атакующих вдруг начали рваться снаряды. Они взметали в небо огромные фонтаны земли, высоту затрясло, со стенок окопа посыпался песок. Артиллерийский налет, начавшийся так неожиданно, ошеломил гитлеровцев. К тому же на одном из танков прямым попаданием снесло башню. Два других тут же повернули обратно. Цепь кое–где залегла. Частью покатилась по склону высоты вниз. Сорокин понял: другого подходящего момента для отхода у пограничников не будет — и подал команду. Пограничники, продолжая вести огонь, начали отход. Артиллерийский налет продолжался минут десять. За это время некоторые бойцы успели отойти к лесу. Остальные почти достигли кустарника. Но отсюда добираться до леса было уже не так сложно. По крайней мере, так казалось Сорокину. Но, как это часто бывает на войне, обстановка вдруг резко изменилась. Артиллеристы перенесли огонь в лощину, куда по логике должны были откатиться атакующие, и в тот же момент немцы рванулись на позиции пограничников. Они смяли заслон, отсекли одну группу бойцов от другой и начали быстро продвигаться к лесу, явно намереваясь отрезать путь отступающим. Но в лесу уже были раненые. Их ни в коем случае нельзя было оставлять одних. И Сорокин с группой бойцов, находившихся рядом с ним, забросав немцев гранатами, прорвался в лес. Возле раненых был Зубков и еще несколько человек.

— Поднимайте на руки тяжелораненых и несите их к болоту. Остальные, товарищи, отходите сами. Желательно по разным направлениям! — скомандовал Сорокин.

Тяжелораненых понесли. Скоро под ногами бойцов захлюпала болотная жижа. Потом началась топь. Идти стало значительно трудней. И в это время немцы открыли по болоту огонь из минометов. Они не видели бойцов и били по площадям. Но огонь был плотным, и бойцам, чтобы спастись от осколков, то и дело приходилось окунаться в воду с головой.

Ночью в лес на противоположной стороне болота вышло всего семь человек и вынесли одного тяжелораненого.

Отошли от болота с полкилометра и остановились. Надо было передохнуть, а главное, сделать носилки для раненого. Нести его дальше на руках было тяжело и для него невыносимо мучительно. Только здесь Сорокин оглядел бойцов. Он знал их всех, кого лучше, кого хуже, но знал. Вместе с ним в лесу оказались старшина Зубков, опытный солдат, имевший на своем счету немало задержаний, человек немногословный, решительный и крепкий; рядовой Закурдаев, рослый, сухощавый боец из донских казаков, уже заканчивавший службу на границе, безудержно смелый, с несколько своеобразным, строптивым характером; рядовой Сапожников, бывший учитель, рядовые Гусейнов, Бугров и Елкин. Раненым был капитан Антон Семенович Колодяжный. Его ранило осколком в грудь во время отражения первой атаки немцев. И потом в плечо — уже теперь, в болоте. Он был почти без сознания.

Носилки сделали из двух жердей и двух шинелей. Положили на них капитана.

— Кто–нибудь еще вышел? — спросил Сорокин.

— Вроде левее у мысочка кто–то бултыхался, — сказал Закурдаев.

— Еще?

Пограничники молча переглянулись.

— Значит, не видели, — решил Сорокин. — Пойдите, Закурдаев, поищите людей. Должен же еще кто–то выйти!

Закурдаев исчез в кустах.

Бойцы в ожидании его залегли под деревьями. К Сорокину подполз Зубков.

— Кого теперь найдешь? Темно. Да и кто тут будет сидеть? — вполголоса проговорил он.

— Мы должны попытаться найти своих, — ответил Сорокин.

— А сами что будем делать дальше? — спросил Зубков.

— Выполнять приказ, — коротко сказал Сорокин.

— Понятно, — привычно ответил Зубков.

Но Сорокину показалось, что произнес он это чисто машинально, и потому добавил:

— Нам приказано соединиться с полком. Мы это и сделаем.

Помолчали. Каждый думал о том, как теперь будет. Хорошо, если полк надежно сдержит врага и останется на своем рубеже, а если начнет маневрировать? Прошло минут тридцать. Вдруг послышался легкий шум. Будто кто–то раздвигал ветки. Потом треснул сучок. Пограничники насторожились. Прошло несколько минут, и в просветах между деревьями показались два силуэта: Закурдаев вел какого–то паренька небольшого роста, щуплого, в белой рубашке.

— Вот. Под кустом нашел. Из местных, — объяснил Закурдаев.

— Как зовут? — спросил Сорокин.

— Борька, — ответил парнишка. И добавил: — Борька Ипатов.

— Откуда ты?

— Из Кривули.

— А что же ты здесь, в лесу, делаешь?

Борька рассказал обо всем, что с ним произошло.

— Видели мы, как горела твоя Кривуля, — сказал Сорокин. — Что же ты теперь делать будешь?

— Не знаю, — всхлипнул Борька.

— Родичи какие–нибудь у тебя здесь проживают? — спросил Зубков.