Поединок крысы с мечтой - Страница 18

В творчестве популярного американского беллетриста Майкла Крайтона тема динозавров возникла уже в самом конце ХХ века, то есть в принципиально иную эпоху сайенс-фикшн. После Ипра и Хиросимы, после Чернобыля и фреоновых атак на озоновый слой любому мало-мальски уважающему себя писателю-фантасту с планетарным мышлением (а из теперешних фантастов – кто без планетарного мышления?) стало очевидно: Бог махнул рукой на человечество, не оправдавшее светлых надежд; зато человек, наплевав на природную доброту, проявил патологическую склонность к самоистреблению в больших масштабах. Дабы не отстать от веяний времени, Крайтон волей-неволей вынужден своими книгами доказывать эту печальную аксиому. И если конан-дойловские ящеры имели право существовать сами по себе, то динозавры из «Парка юрского периода» были специально выведены в секретной лаборатории профессионально безответственными учеными и, стало быть, попадали в один ряд с нейтронной бомбой, бинарными ОВ или ЛСД. Шуточки с допотопными ящерами экспериментаторам выйдут боком, сразу же догадывался пытливый читатель книги. Ему оставалось лишь ожидать, когда тиранозавр либо велоцираптор попробует на зуб первую человеческую жертву, а пока коротать время за нуднейшими научными разглагольствованиями ученого Иана Малкольма (в отличие от Конан Дойла современный автор не мог обойтись без разгадки генетического феномена в дебрях Коста-Рики). Под конец писателю приходилось убивать и Малкольма – единственная возможность заставить зануду-лектора замолчать, когда уже всем и все давно ясно.

«Парк юрского периода» стал бестселлером, однако появление на свет романа-сиквела «Затерянный мир» оказалось уже чрезмерным. Мысль о греховности опытов с динозаврами еще не забыта публикой и пока не требует буквального повтора. Напоминание о хороших охотничьих качествах велоцирапторов тоже излишне: кульминационная сцена, где упомянутые чешуйчатые твари кровавую пищу жуют за окном, смотрится уже чистым киношным дублем. Вдобавок Крайтон не нашел ничего лучшего, как воскресить резонера Малкольма и вновь поручить ему заполнение пауз между эпизодами в стиле экшн. Вновь безответные дети, пробравшиеся в экспедицию зайцем (необычайно свежий и оригинальный сюжетный ход!), обязаны расплачиваться за свое легкомыслие выслушиванием очередных малкольмовских лекций. Как и в минувшей книге, в новом романе ученый излагает свои финальные тезисы в бреду (прежде – в предсмертном, теперь – в наркотическом), что, видимо, и не позволяет читателям в полной мере насладиться гениальным открытием Малкольма о роли прионов – «примитивных микроорганизмов, способных вызывать заболевания», – в судьбе костариканских динозавров. Ценные и подробные рекомендации, касающиеся режима питания допотопных рептилий, едва ли могут всерьез заинтересовать читателя, пусть и не чуждого биологии. Слишком незначителен шанс, что читатель сможет применить почерпнутые из книги знания на практике.

Аллюзии на роман Конан Дойла, навеянные заголовком и некоторыми фабульными мотивами, тоже не в пользу Крайтона. «Бывшая в употреблении» экзотика «затерянного мира» становится функциональным придатком сюжета, лишаясь самоценной роли, а персонажи сиквела (биолог Сара Хардинг, механик Торн, палеонтолог Ливайн и уже названный Малкольм) даже сообща не могут составить «коллективного Челленджера»: переизбыток компетентности без намека на профессорскую эксцентричность превращает героев в предсказуемых статистов, за перемещениями которых следить еще скучнее, чем за ужимками и прыжками динозавров.

Собственно, фабула «Затерянного мира» изначально содержит родовые травмы, свойственные сиквелу. Выясняется, что в предыдущем томе ящеров истребили не полностью. Что существовал еще один остров с зубастыми тварями. Что требуется новое исследование на месте. Вместо страшноватого Парка юрского периода возникает нечто вроде набившего оскомину ЦПКиО с ограниченным ассортиментом аттракционов, на которых все желающие уже прокатились по нескольку раз и больше такого желания не испытывают.

1996

Лоис Макмастер Буджолд. В свободном падении. М.: АСТ («Координаты чудес»)

В мире все относительно. Каких-нибудь среднестатистических Ивана и Марью могут запросто зацапать в аэропорту Толедо с пакетиком марихуаны – в то время как таких же заурядных Мари и Хуана в аэропорту Шереметьево-2 без звука пропустят хоть с целым мешком травки иван-да-марья.

Другой пример, еще более красноречивый. Пока ученые-физиологи многих стран ведут напряженную дискуссию, от тех ли обезьян произошел человек и не могла бы эволюция выбрать себе для экспериментов примата покрупнее и пошерстистее, ученые-теологи тех же стран остервенело спорят, что было бы, если бы человека по образу своему и подобию взялся изваять не старина Саваоф, а, допустим, ибисоголовый египетский Тот или многорукий индийский Шива.

Любопытство теологов, кстати говоря, в значительной мере разделяют и писатели-фантасты. Их персонажи едва ли не с первых дней существования жанра сайенс-фикшн самонадеянно пытались загнать промысел Божий в пробирку и смутить гладь Мирового Зеркала на редкость безответственными опытами с живой плотью. И если Виктор Франкенштейн у Мэри Шелли еще лепил из подручного материала нечто пусть уродливое, но по крайней мере антропоморфное, то уже безумный уэллсовский мясник доктор Моро, вооружившись острым скальпелем, нагло присвоил все функции Творца и без анестезии настругал целую кунсткамеру до того причудливых полуразумных монстров, что, возникни они всей честной компанией перед ликом св. Антония, великий страстотерпец был бы деморализован и немедленно искушен.

По мере вступления планеты в атомный век фантасты все яснее сознавали, что плоть можно кроить и без ножа: путь от спонтанных мутаций вечной труженицы мушки дрозофилы до разнообразных, не всегда предсказуемых мутаций вида хомо сапиенс был пройден сайенс-фикшн за рекордно короткие сроки. После чего случайные и неслучайные мутанты, более или менее сходные обличьем с первоисточником, заполонили страницы НФ.

Первое время сами фантасты еще не знали цены своему могуществу, и потому по страницам романов мрачно бродили, распугивая народ, уродливые символы постъядерных антиутопий: многоглазые, безволосые, с нечетным числом конечностей и четным числом пальцев на каждой; все эти донельзя уродливые анацефалы с кулаками-кувалдами и зловредные мозгляки с телепатическими способностями. Внешняя аномальность подобных персонажей дополнялась внутренней дисгармонией, монстры демонстрировали либо коварство, либо немотивированную агрессивность и никаких симпатий априори вызвать не могли (своеобразное исключение составил разве что мощный двухголовый герой хайнлайновских «Пасынков Вселенной» гангстер-инсургент Джим-Джо Грегори, чьей неуемной витальностью двигался, по преимуществу, весь сюжет романа). Чисто формально описываемые мутанты не были виновны в уродстве и скверном нраве – радиационный фон, подпортивший генотип их предков, вписывался в рамки объяснения «среда заела». И тем не менее отношение читателей к монстрам было настороженным, если не сказать – враждебным.

Роман Лоис Буджолд «В свободном падении» написан в конце 80-х, то есть в пору, когда генетики достигли многообещающих успехов в деле направленных мутаций, а идущие в авангарде мастера сайенс-фикшн на страницах своих книг довели существующие тенденции до логического предела. Так в романе появились плоды евгеники: популяция четвероруких (вместо ступней – лишняя пара ладоней) квадди, предназначенных для наилучшей работы в условиях невесомости. Суперкомпания, финансировавшая этот многолетний эксперимент, увы, недолго праздновала победу. Подросла лишь первая квадди-молодежь, а уже конкурирующая суперкомпания изобрела компактную установку для создания поля искусственного тяготения. «Рыночная» ценность четвероруких сапиенсов свелась к нулю. Вылетающие в трубу экспериментаторы приняли решение «утилизовать» всю популяцию мутантов (тем же способом, каким списывают устаревшее и ненужное оборудование) и затем отправить в металлолом орбитальную станцию, где жили квадди. Веркоровская нравственная проблема «люди или животные?» как бы автоматически выводилась за скобки организаторами будущего геноцида, ибо специально выведенные генетические аномалии юридически не подходили ни под ту, ни под другую категорию. Весьма своеобразным оправданием предстоящий бойни становилось мнимое раскаяние экспериментаторов, посягнувших-де на прерогативу Создателя и готовых-де признать свое поражение и восстановить статус-кво. А заодно и урегулировать финансовый вопрос.