Поджигатели (Книга 2) - Страница 5
«Словно солдаты в ночной атаке, выталкиваемые из своих окопов и бесследно исчезающие в траншеях врага», – пришло в голову Гауссу.
У дома остановилась машина. Из-за руля вылез коренастый человек. В подъезде вспыхнул свет. Генерал узнал брата Августа.
Тот вошел, немного прихрамывая.
– До сих пор не могу привыкнуть к твоему штатскому костюму, – сказал генерал, заботливо усаживая гостя.
– Прежде всего прикажи-ка дать чего-нибудь… – Август прищелкнул пальцами и предупредил: – Только не твоей лечебной бурды!
– Прошлые привычки уживаются с твоим саном?
– Профессия священника – примирять непримиримое.
– Я хотел с тобою посоветоваться…
– В наше время священник не такой уж надежный советчик, – насмешливо ответил Август. – Речь идет о церкви?
– Нет, о войне. Теперь уже ясно: мы сможем начать войну.
В глазах священника загорелся веселый огонек.
– Ого!
– Да, наконец-то!
– Немцы оторвут вам голову…
Генерал отмахнулся обеими руками и, видимо, не на шутку рассердившись, крикнул:
– Не говори пустяков!
– Ты же сам хотел посоветоваться.
– Не думаю, чтобы такова была точка зрения церкви. Она всегда благословляла оружие тех, кто сражался за наше дело.
– Тут ты, конечно, не прав. Церковь во многих случаях благословляла оружие обеих сторон!
– Раньше ты не был циником, – с удивлением произнес генерал.
– Это только трезвый взгляд на политику. – Август потянулся к бутылке. – Позволишь?
– Наливай сам, – скороговоркой бросил генерал и раздраженно продолжал: – Что дает тебе основание думать, будто мы не сможем повести немцев на войну?
Август расхохотался:
– Ты же не дал мне договорить! Я хотел сказать, что немцы поддержат вас во всякой войне…
– Вот, вот!
– Кроме войны с коммунистами.
– А о какой другой цели стоит говорить?.. Именно потому, что эта цель является главной и определяющей все остальные, мы и обязаны относиться к достижению ее с величайшей бережностью. Мы недаром едим свой довольно черствый хлеб, – с усмешкой сказал генерал. – Мы начнем с Австрии. Это будет сделано чисто и быстро: трик-трак!
– Ты воображаешь, будто никто не догадывается, как это будет выглядеть? Перебросками поездов вы создадите иллюзию движения миллионной армии, которой нет!
– Для проведения аншлюса нам не нужны такие силы.
– Что вы будете делать, если не удастся взорвать Австрию изнутри?
– Воевать!
– Зачем ты говоришь это мне, Вернер?
– Потому, что это так.
– Я же не французский или английский дипломат, чтобы дать себя уверить, будто вы способны воевать хотя бы с Австрией!
– Ты не имеешь представления об истинном положении.
Август посмотрел на брата сквозь стекло рюмки.
– Напрасно ты так думаешь, Вернер. Мы знаем…
– Кто это «мы»?
– Люди… в черных пиджаках, заменяющих теперь сутаны.
– И что же, что вы там знаете такого?
– Все.
– Сильно сказано, Август. Время церкви прошло! Ее акции стоят слишком низко.
– Ты заблуждаешься, Вернер. Просто удивительно, до чего вы все ограниченны!
– Ограниченны мы или нет – реальная сила у нас, – и, вытянув руку, генерал сжал кулак. Синие вены склеротика надулись под белой нездоровой кожей.
Август рассмеялся.
– Вот, вот! Вы сами не замечаете того, что кулак этот состарился. А другие замечают. В том числе и церковь!
– Битвы выигрываются пушками, а не кропилами!
– Кто же предлагает вам: «Откажитесь от огнеметов и идите на русских с распятием»?.. Но мы говорим: прежде чем пускать в ход огнеметчиков, используйте умных людей. В таком вот пиджаке можно даже прикинуться коммунистом. – Август пристально посмотрел в глаза брату: – Если вы этого не поймете вовремя, то будете биты.
– Ни одного из вас большевики не подпустят к себе и на пушечный выстрел.
Лицо Августа стало необыкновенно серьезным.
– Нужно проникнуть к ним. Иначе… – Август выразительным жестом провел себе по горлу.
– Э, нет! – протестующе воскликнул генерал. – Уж это-то преувеличено.
– Нужно наконец взглянуть правде в глаза, Вернер.
– В чем она, эта твоя правда?
– В том, что мы одряхлели.
– Меня-то ты рано хоронишь, себя – тем более.
– Я говорю о нашем сословии, может быть, даже больше, чем о сословии, – о тех, кто всегда управлял немецким народом, обо всех нас. Ваша, военных, беда в том, что у вас нет никого, кто мог бы трезво проанализировать современное положение до конца, во всей его сложности.
– Разве мы оба не признали, что конечная цель – подавить Россию – является общей для нас?
– Поэтому-то и хочется, чтобы вы были умней.
Август достал бумажник и из него листок папиросной бумаги. Осторожно развернул его и поднес к глазам недоумевающего генерала.
– Что это?
Генерал взял листок. По мере того как он читал, лицо его мрачнело: «…Мы спрашиваем верующих: не имеем ли мы все общего врага – фюрера? Нет ли у всех немцев одного великого долга – схватить за руки национал-социалистских поджигателей войны, чтобы спасти наш народ от страшной военной угрозы? Мы готовы всеми силами поддержать справедливую борьбу за права верующих, за свободу вашей веры. В деле обороны от грязных нападок Розенберга и Штрейхера мы на вашей стороне…»
Генерал поднял изумленный взгляд на брата:
– Тут подписано: «Центральный комитет коммунистической партии Германии».
– Приятно видеть, что ты не разучился читать.
– Этого не может быть! – воскликнул Гаусс. – Никаких коммунистов в Германии больше нет! Это фальшивка.
– Фальшивка? Нет! – Август рассмеялся. – Это подлинно, как папская булла.
– Открытое письмо верующим Германии?.. Откуда ты это взял?
– Разве это не адресовано в первую очередь именно нам, служителям церкви?
– Я ничего не понимаю, Август. Ты, фон Гаусс, ты, офицер, наконец, просто священник – и с этою бумажкой в руках! Это не поддается моему пониманию: протягивать руку черт знает кому…
– А ты предпочел бы, чтобы паства шла к ним без нас?
– К этим большевикам?.. Верующие? – Гаусс деланно рассмеялся.
– Они уже идут.
– Но… – Генерал растерянно развел руками и снова посмотрел на листок. – Я не могу понять, куда же это ведет?
– Прямо к ним! К коммунистам… Налей, пожалуйста, рюмку, тебе ближе!
Пока генерал наливал, Август бережно спрятал листок.
– Дай его мне, – сказал генерал.
– Чтобы ты провалил все дело? Нет, пока оно нам на руку, мы вас в него не пустим!
– «Мы, мы», – раздраженно передразнил Гаусс. – Мне совсем не нравится это «мы», словно ты уже там, с ними.
– Я должен «понять свои заблуждения» и от католиков перейти к коммунистам.
– Какая мерзость!
– Милый мой, ты, по-видимому, никогда не читал Лойолы!
– Признаюсь.
– И напрасно: «Если римская церковь назовет белое черным, мы должны без колебания следовать ей». Ad majofem Dei gloriam[1]. Я, собственно говоря, заехал сказать тебе, чтобы ты не удивлялся, если когда-нибудь услышишь, что я «раскаялся» и стал «красным».
– Август! – в испуге произнес генерал.
– Этого могут потребовать тактические соображения: пробраться в среду коммунистов. Разве тебе не было бы интересно узнать, что там творится? Вижу, вижу: у тебя заблестели глаза! Увы, старик, это только мечты! Так далеко я не надеюсь пролезть, но кое-что мы все-таки сделаем. Может быть, тебе придется еще когда-нибудь спасать от рук гестапо своего «красного» брата. – И Август рассмеялся.
Глядя на него, улыбнулся и генерал.
– А теперь говори, зачем ты меня звал? – спросил Август.
– Ты меня заговорил… – Генерал потер лоб. – Вопрос прост: чтобы подойти к главной задаче – покончить с Россией раз и навсегда, нужно решить много предварительных задач.
– Это верно, – согласился Август. – Чем важнее цель, тем больше задач возникает на пути к ней.
– Вот здесь-то, на этом пути, у нас и возникли существенные разногласия.