Подземные ручьи (сборник) - Страница 123
Виктор часто слушал их рассказы. Пульхерия, как подобало христианской матроне, не показывала своих редких полуседых волос, вплотную покрывая их повязкой, расшитой смиренными вдовьими аметистами и изумрудами, так как вдова по семейным традициям принадлежала к партии «зеленых». Лицо ее было неподвижно от толстого слоя белил, румян и сурьмы, желтоватые надутые пальцы не гнулись от множества перстней, складки, расправленные рабами, оставались как вырезанные, шея и пояс был увешаны крестами, ладонками, четками, образками, частицами мощей и амулетами: в одной руке она держала алый платок с золотыми кружевами, в другой веточку лаванды, которую время от времени подносила к набеленным ноздрям, чтобы отбить козий запах пустынника. Изредка поводила бровью, и тогда предстоящая девица веером сгоняла сонную муху с лица или руки госпожи. Рядом стоял домовый священник и вполголоса объяснял слова анахорета, который примешивал к греческим выражениям варварские, махал руками, вздыхал и запинался.
И потом Виктору снились пески и деревья, птицы и олени, похожие на узор его платья, потому что чаще всего он видел эти предметы на материях. Конечно, за городом летали птицы, росли маки и репейники, но юноша не выезжал из Византии далее монастыря Олимпа, куда каждый год во всякую погоду делал паломничество в память св. пяти мучеников 13 декабря. У них при доме был небольшой сад, но благочестивый садовник всем кустам и деревьям придал вид христианских эмблем: кусты барбариса были подстрижены формой сердец и якорей, липы походили на поставленных хвостом вверх рыб, самое имя которых, как известно, составляет начальные буквы следующих слов: Иисус Христос, Божий Сын, Спаситель, а около яблони, ветки которой были подрублены в виде креста, были поставлены две жерди, выкрашенные суриком, изображавшие копье и трость.
Христианнейшая Византия благоухала Творцу, не как сельский крин, а словно дорогое масло, влитое в сосуд, что делали искусные ковачи и златокузнецы, согнувшиеся в темных каморках и привыкшие видеть близорукими глазами небо, цветы и птиц лучшими, более блистательными и ухищренными, нежели их дает нам неискусная простушка-природа.
Вдова Пульхерия давно вздыхала о монашеской жизни, но ей было жаль оставить племянника, покуда он не ввел в дом новой молодой хозяйки. Но тут ее намерениям встретилось неожиданное препятствие, так что добрая женщина увидела, что и самые добродетели могут представлять некоторые неудобства. В невестах не было недостатка. Хотя Виктор не служил и не имел никакого чина, но его богатство и красота делали его для всех желанным женихом и зятем. Но сам юноша не чувствовал склонности вступать в брак, и сердце его, по-видимому, было свободно, так что на все сватовства он отвечал уклончиво. По наведенным справкам у слуг и товарищей, никакая любовная история не связывала молодого человека, так что г-жа Пульхерия не знала, что думать. Наконец она решила поговорить с ним откровенно.
Когда Виктор вошел в женские комнаты, вдова держала на руках белую длинноволосую кошку, подарок антиохийского архиепископа, и расчесывала ее мелким золоченым гребнем. Поговорив о своем, будто бы все слабеющем, здоровье, о хозяйстве, о недавней буре, Пульхерия сказала:
— Что же, племянник, думали вы о том, какую из предложенных мною девиц вы предпочитаете в супруги, чтобы мне можно было начать переговоры с ее родителями?
— Думал, г-жа Пульхерия.
— Ну, и на ком же вы остановились? — Я решил подождать еще.
— Чего же ждать? Вы взрослый человек, я слабею с каждым месяцем, нужно подумать о будущем.
— Я не чувствую ни к одной из них сердечной склонности.
Вдова сердито спустила с колен упиравшуюся кошку и проговорила:
— Какие глупости! Неужели вы думаете, племянник, что жизнь — пастушеский роман или «Эфиопские повести»? О какой сердечной склонности вы говорите? Если девушка достойна и благородна (а в этом вы можете положиться на меня), то, конечно, благословение Неба и церкви будет над вашим домом.
Но на все доводы тетки Виктор твердил только одно, что он не хочет вступать в брак. Пульхерия выслушала его ответ, сдвинув брови насколько позволяли ей это сделать белила, и наконец произнесла загадочно:
— Помните, что нет ничего тайного, что со временем не открылось бы.
— Мне нечего скрывать, поверьте.
— Тем лучше, — ответила тетка и на этом прекратила разговор. Потом, после ухода племянника, вздохнула и позвала домашнего духовника.
Во вторник четвертой недели Великого поста священник получил сельский подарок: мед в глиняном кувшине и десятка два краснобоких яблок на золотом блюде. Вдова писала вкратце, что просит не побрезгать скромным даром и исполнить ее просьбу. К пятнице, вероятно, поручение было уже исполнено, потому что духовник явился в комнаты г-жи Пульхерии и сейчас же после обычных приветствий, отослав слуг, сказал:
— Он чист пред Богом.
Слабая усмешка слегка открыла накрашенные губы дамы.
— Может ли это быть? Виктор — девствен?
— Ваш племянник чужд плотского греха.
— И мои предположения оказались неправильны?
— Слава Создателю, госпожа, вы ошиблись.
Видя, что Пульхерия не выражает особенной радости, а сидит насупленная и неподвижная, духовник продолжал утешительно:
— Вам следует благодарить Небо за такую милость, потому что без особой помощи свыше, конечно, трудно себя соблюдать так, как сохранил себя молодой господин.
Видя, что Пульхерия продолжает безмолвствовать, священник, помолчав, начал осторожно:
— Конечно, госпожа, это подлежит рассмотрению. Я понимаю ваши сомнения. Нельзя считать добродетелью то, что не подверглось искушению. Гнев может не выражаться наружным образом, и тем не менее человек, в душе гневный, остается причастным этому греху.
Госпожа прислушивалась внимательнее.
— Может быть, ваш племянник слишком робок, мало знает свет, страсти спят для того, чтобы с большей яростью овладеть им, когда уже будет поздно. Можно испытать его твердость.
— Что мы можем сделать?
— Ни я, ни вы, госпожа, вероятно, не имеем опыта в этих делах, но у меня есть тоже племянник, которого я несколько отдалил от себя за недостойное поведение, но вот оказывается, что неисповедимы пути судьбы. И грязная дорога ведет иногда ко спасению. У него обширное знакомство в нужном для нас обществе, и я уверен, что он и его приятельницы охотно возьмут на себя проверку молодого господина.
Пульхерии, по-видимому, понравились планы священника, она завела разговор об императрице, которую видела за службой, заметила, что в следующую свою беседу не преминет напомнить о нем как о верном и преданном человеке, спросила, вкусны ли были посланные яблоки, и наконец опустила синие от краски куриные веки, как бы давая понять, что аудиенция кончилась. Лишь на прощанье она добавила, снова слегка оживляясь:
— Только бы племянник не приучился играть! И потом, я вовсе не желаю, чтобы Виктор навсегда остался в этой компании.
— Будьте уверены, госпожа, будьте уверены. Это будет не более как испытание, а потом мы женим благородного юношу.
Доброму священнику стоило некоторого труда отыскать своего беспутного племянника, но в конце концов его извлекли из какой-то ночной харчевни. Он долго не понимал, чего от него требовали, но, уразумев, охотно согласился помочь вдове и заняться ее племянником. Из числа тех дам, которые могли бы проверить девственность Виктора, Панкратий (так звали поповского племянника) вращался, так сказать, в среднем кругу, зная по именам, но не имея доступа к тем женщинам, которые уже достигли богатства и славы, подражали знатным госпожам в одежде и гриме, мимировали усиленное благочестие и пописывали эротические стихотворения с акростихами, часто сбивавшиеся на ирмосы и кондаки. Зная превратности судьбы, видя множество людей: придворных, конюхов, иерархов и заговорщиков, они мечтали о возможности быть взброшенной на трон, так как в этом мире, а особенно в царствующем граде, все возможно. Тупые, честолюбивые и недобрые думы медленно проползали по их стоячим глазам, когда они, как идолы, восседали в цирке, глядя с завистью на места для знатных матрон. Когда же их уносили носилки, вслед им с такою же завистью смотрели смуглые, плоскогрудые продавщицы цветов.