Подземка - Страница 11
— Где это он?..— удивился Сильвер.
Галина устало взглянула на снимок:
— В Лосево, на Вуоксе. Неделю назад.— Слезы снова потекли из ее глаз: — И сейчас поехал туда же...
Сильвер позвал своих подручных, показал фотографию:
— Надо ехать. Может, он там гасится. Ребят еще подтяни.
Костыль достал из кармана мобильник:
— Сей момент.
Галина вдруг испугалась, что вот сейчас они уедут, и она больше никогда не увидит мужа. Не прекращая рыдать, женщина взмолилась:
— Возьмите меня!.. Я вас очень прошу!..
Сильвер взглянул на нее, немного подумал и кивнул:
— Ладно, поехали.
Никакой жалости к Галине он не испытывал. Она существовала только в контексте исчезнувшего мужа, точнее, документов, с которыми тот решил поиграться. Но могла пригодиться — как наживка.
Одинокий рыбак с удивлением наблюдал, как на берег вырулили новенькие джип и «БМВ». Оттуда вылезли три коренастые фигуры и медленно двинулись вдоль берега. Сильвер вышел из машины, чтобы слегка проветриться, вдохнул морозный воздух и зябко передернул плечами. Когда он достал сигарету, Костыль услужливо щелкнул зажигалкой. Здесь, в районе порогов Вуоксы, природа словно застыла в промозглой полудреме. Ветер гудел в верхушках сосен, ледовая гладь тут и там чернела полыньями. Свет постепенно стирался с неба, уползая вслед за низко сидящим солнцем.
Шайба, обделенный способностью воспринимать прекрасное, механически сравнивал пейзаж с фотографией. Сверившись в десятый раз, он уверенно заявил:
— Кажись, здесь!
Толик сунул нос в фотографию и тоже отличился топографической наблюдательностью:
— Вон и елка та же...
Тихомир — как боец нижнего звена и сторонник решительных действий — подал типичную для себя идею:
— А если баба врет? Может, ее в полынью мокнуть пару раз?
— Ничего не найдем — мокнем,— пообещал Шайба.
Они направились вдоль берега, внимательно оглядывая окрестности.
Сильвер вставил между зубов очередную сигарету:
— Значит, здесь он лососей тягал. Любопытно.
Костыль снова поднес шефу зажигалку:
— Байда какая-то! Откуда здесь лососи?.. Тут и щуку-то замучаешься ловить!..
Со стороны реки подошли Шайба, Толик и Тихомир. На плече последнего болтался рыболовный ящик, в руке он цепко держал «трофейный» подсачник. Увидев знакомые предметы, Галина с криком выскочила из машины:
— Это Валеры!..
Тихомир опустил ящик на землю:
— Похоже, он того... Ласты двинул.
— Там на берегу лед и течение атомное,— дополнил картину Шайба.— Чуть сам не влетел...
— Бумаг нет?..— кивнул Сильвер в сторону ящика.
Шайба отрицательно покачал головой.
— Нема.
Галина подошла к коробу, открыла крышку ящика. Увидев вещи мужа, сползла на обледеневшую землю. Слезы растворили все предметы и людей, стоящих вокруг. Ноги вмиг стали ватными... Она осела на рыхлый снег.
Сильвер повернулся к подручным:
— Посадите ее в тачку!..
Толик и Тихомир подняли Левашову и повели к машине.
— Странно...— задумчиво произнес авторитет.— Чего ж его друзья-рыбаки не сообщили?..
Костыль и Шайба дружно пожали плечами. Костыль попытался угадать мысли шефа.
— Думаешь, они его?..— Он провел ребром ладони по горлу.
— Вот что...— Сильвер вновь взял командный тон.— Бабу направим в ментовку. Прямо в ихний главк. Она им о пропаже сообщит и о документах. Пусть сами эту непонятку распутывают. Им за это деньги платят.
Шайба удивился:
— А нам-то какой понт?..
Сильвер посмотрел на него, как мастер из «путяги» на бестолкового ученика:
— А мы туда позвоним а-но-ним-но! Скажем, у кого «дипломат». Может, они хоть с нищих слезут.
— Не поверят.— Браток отрицательно покачал головой.
— Поверят!.. Эта,— он небрежно кивнул в сторону Левашовой,— эта им про документы подтвердит. А нас она не знает.
— Тачки засвечены,— напомнил Костыль.
— Они по «доверкам»,— ухмыльнулся Сильвер.— Устанут пробивать.— Он поднял вверх указательный палец и описал круг: — Так, все по коням!
Первый день смахивал на пытку. Ему все время казалось, что его узнает кто-нибудь из знакомых, и тогда не будешь знать, куда от стыда деваться. Да что там знакомые! Если та же жена, к примеру, узнает — со свету сживет.
Федор Ильич сам не понимал, как согласился на такую авантюру. Его спасала только одна мысль: все, что он делает, нужно Родине.
Однако прошел день, и участник Великой Отечественной стал входить во вкус, с удивлением обнаружив в себе такие грани, о которых даже не подозревал за все семьдесят с хвостиком лет свой жизни.
...Роговский тесть занял позицию в переходе одной из станций метро. Вернее, туда его посадил Василий, который туманно пообещал «подстраховать, если что».
Федор Ильич выбрал для спецзадания самую старую и поношенную одежду. Глубокие морщины в сочетании с жалостливым выражением лица цепляли за живое. Многие, проходя мимо, ощущали мимолетное чувство вины — на языке профессиональных нищих это назвалось «войти в образ». Гвоздем программы служила табличка с надписью: «Жена пьет, дети пьют, бьют и не кормят. Подайте на хлеб!» Одетая на грудь несчастного старика, она взывала к милосердию и состраданию. Рядом стояла коробка, где людское сочувствие облекалось в материальную форму — оно летело туда в виде звонкой монеты и даже бумажных десяток.
Федора Ильича завораживал этот процесс. Всю жизнь он пахал за гроши, заработал смешную пенсию и пытался оправдать свое скудное существование высокими резонами — мол, государству не до него. А тут он просто сиднем сидел на одном месте (причем в тепле), и за это ему бросали деньги — мистика какая-то!..
Он подумал, может, они не ему свои кровные жертвуют, а от себя откупаются — видимо, в глубине души каждый утешал себя тем, что малой кровью сделал доброе дело. Глядишь — потом зачтется...
От этих философских размышлений пенсионера отвлек постовой милиционер. Он навис над ним, словно монумент, и произнес:
— Слышь, дед, шел бы ты отсюда!..
Федор Ильич ответил ему кротким, как у голубя, взглядом:
— Сынок, я ж с голоду тогда помру!
Милиционер внимательно посмотрел в коробку для подаяний и зевнул от скуки так, что чуть не вывихнул челюсть:
— На улицу иди. В метро милиция с управы работает. Видишь, нет никого...
Пенсионер робко высказал предположение:
— Может, старика не тронут?
Постовой, совсем молодой парень, еще не успел набраться того цинизма, который приходит с годами, и пожалел старика:
— Ну гляди.
— Спасибо, кормилец,— умильно произнес Федор Ильич, провожая милицейскую спину благодарным взглядом.
Люди, далекие от нищенской профессии, редко задаются вопросами: как пожилые или относительно молодые люди умудряются часами сидеть или стоять на одном месте, в однообразной позе, сохраняя при этом известную живость ума и наблюдательность. Представьте, мимо бесконечным потоком спешат люди, они сливаются в безликую ленту, которая скользит мимо вас, погружая в сноподобное состояние. Через час вы перестаете реагировать на окружающее, через два — просто засыпаете, в той позе, которую выбрали. Любой врач знает, что монотонный раздражитель способствует процессу торможения. Но вот тормозиться нищим как раз никак нельзя — упустишь выгодного клиента. Попрошайка должен контролировать лицевые мускулы. Основная задача: продемонстрировать клиенту несчастное выражение лица, застывшую позу, полную немого отчаяния. Это и заставляет прохожего вытащить кошелек и сделать подаяние. В противном случае нищий его не зацепит, и он унесет с собой свою пятерку, десятку, а иногда и вожделенный полтинник.
«Профи» вырабатывают такие приемы месяцами. Федор Ильич овладел ими меньше чем за неделю. Что ему в этом помогло: особый талант, наитие или трудное детство, осталось за кадром. Лично он считал это своим личным ноу-хау. Заключалось оно в следующем: во время «работы» он впадал в подобие транса, при этом определенный участок мозга находился в постоянной активности, наподобие человека, находящегося под гипнозом. Роговский тесть реагировал только на тех, кто подходил, собираясь бросить в коробку монетку. В остальные моменты он просто отключался, как видеомагнитофон в режиме ожидания. Благодаря этому приему Федор Ильич в конце дня оставался свежим и бодрым, а Тамаре Михайловне и в голову не могло прийти, где супруг проводит большую часть времени.