Подступы к «Неприступному» - Страница 35

— Ну тогда нужно, значит, кому-то из нас взорвать себя вместе с паровозом и этим чертовым мостом.

— А может быть, придется прибегнуть и к этому.

И Нефедов не сомневается, что Азаров сделает это, если не придумает ничего более надежного.

Вот и вечер. Однако Нефедов все еще ничего путного не придумал, хотя ломал голову над этим буквально весь день. Похоже, что и Азарова не осенила блестящая идея. Но он спросил для чего-то, удалось ли Лукошко увеличить время замедления кумулятивного заряда конической формы.

Старший лейтенант Лукошко искусный механик. Он придумал вместо ввинчиваемого в головку кумулятивного заряда стандартного запала замедлением на четыре секунды свой, продлевающий замедление до двух минут. Но что это даст? Даже если удастся прикрепить такую мину с помощью ее магнитных присосок к котлу паровоза, хватит разве двух минут для того, чтобы паровоз успел за это время дойти до моста? Для этого он должен делать не менее ста пятидесяти километров в час, а его конструкционная скорость всего шестьдесят пять. А сколько он делает на самом деле — это только машинисту известно. Но уж никак не более пятидесяти.

Когда до начала ночных занятий остался всего один час, Азаров вызвал Дерюгина-Нефедова к себе в угловую комнату барака, именуемую кабинетом начальника школы.

— Ну-с, господин Дерюгин, — серьезно, как на допросе, спрашивает он Нефедова, — придумали что-нибудь?

— Никак нет, господин обер-лейтенант.

— Распорядитесь тогда, чтобы у дверей подежурил кто-нибудь из наших, и послушайте мой план.

Когда Нефедов возвратился, Азаров шепотом изложил свою идею:

— Ничего гениального, конечно, не придумал. Но раз вы вообще ничего не предлагаете, будем осуществлять мой замысел. Ночные занятия у нас сегодня до четырех ноль-ноль. С этого момента и начнем действовать. К этому времени Вейцзеккер должен уехать. Не уедет, нужно будет его ликвидировать. Поручите это кому-нибудь из самых надежных наших ребят. А машинисту дадим возможность связаться по телефону с поездным диспетчером и, как только он получит разрешение возвратиться в депо, снимем его и помощника с паровоза.

— Но ведь в будке стрелочника дежурит полицейский, — замечает Нефедов. — Он охраняет телефон и стрелочный перевод у выхода на основную магистраль.

— К тому времени там должен дежурить наш человек.

— Ясно. А кто же поведет паровоз, когда мы снимем машиниста?

— Когда-то ведь и вы водили поезда.

— Но ведь я…

— Понимаю, давно не держали в руках ни рукоятки паровозного регулятора, ни ручки крана машиниста. Но это не страшно, придумаем что-нибудь, чтобы дать вам возможность потренироваться. Какие еще вопросы?

— Вопросов больше нет. Я готов!

— К чему вы готовы? — невольно улыбается Азаров. — К самопожертвованию? К тому, чтобы вести паровоз на самый мост? Думаю, что не понадобится. Смотрите сюда.

Азаров расстилает на столе присланную ему командиром партизанского отряда схему участка железной дороги, на котором находится мост через Бурную.

— Вот наша ветка, примыкающая к основной магистрали. Она как раз перед километровым столбом с цифрой двести пять, а центр моста находится на двухсотом. Значит, до моста отсюда ровно пять километров. По имеющимся у меня сведениям, работающий у нас паровоз развивает на этом участке скорость всего лишь в тридцать километров, а не пятьдесят, как мы предполагали. Значит, за минуту он проходит пятьсот, а за две — тысячу метров. Именно на эти две минуты и отрегулировано замедление нашей кумулятивной мины. Паровоз, стало быть, нужно довести только до двести первого километра. И поведем его мы с вами вместе.

— Я могу и один…

— Нет, мы сделаем это вместе, товарищ Нефедов, — твердо повторяет Азаров.

— А когда погрузим взрывчатку?

— После того, как снимем с паровоза машиниста и его помощника. Взрывчатку нужно будет сосредоточить у выхода на основную магистраль. Сколько ее у нас?

— Около двухсотпятидесяти килограммов. Да еще три кумулятивных заряда параболической формы весом по двенадцать с половиной килограммов. Это не считая того кумулятивного заряда, замедлитель которого переоборудовал Лукошко.

— Они ведь начинены смесью гексогена с тротилом и обладают огромной взрывной силой?

— Да, пробивают броню толщиной более трехсот миллиметров и железобетонные стены до полутора метров. Котел паровоза разлетится под струями их ударной волны, как консервная банка, начиненная порохом.

Часа в два ночи на следующий день майор Вейцзеккер, вполне удовлетворенный ходом ночных занятий школы диверсантов, решает отбыть в Овражков.

— Надеюсь, вы тут и без меня… — говорит он Азарову.

— Можете быть вполне спокойны, господин майор. Вот только о чем хотел попросить вас… Для полной уверенности в Дерюгине, мне хотелось бы проверить его…

— Как, вы все еще в нем сомневаетесь?

— Я сказал для полной, а вернее, для окончательной уверенности.

— В чем же вы еще сомневаетесь?

— Действительно ли он машинист? Я ведь, как вам известно, был помощником машиниста. Мы сегодня беседовали с ним об этом, и мне показалось, что паровоз он знает не очень твердо.

— Мог и забыть кое-что. Не молод ведь, да и когда ездил в последний раз! Он просидел несколько лет в лагерях и вырвался из них только перед самой войной.

— Это само собой. Но мне все-таки хотелось бы посмотреть, как он поведет себя на паровозе. Вот если бы вы дали указание машинисту…

— Ну что ж, это можно. Я прикажу ему пустить вас к нему на паровоз. Только «делать это нужно будет как-нибудь так, чтобы Дерюгин не догадался, что мы его проверяем.

— Понимаю вас, господин майор. Я постараюсь его не настораживать… А вот и он идет сюда, легок на помине, как говорится. Послушайте-ка, Дерюгин, вы хвалились как-то, что хоть давно на паровозе не были, а сможете на полном ходу притормозить его так, что…

— Ну, это я, признаться, прихвастнул, — смущенно улыбается Дерюгин-Нефедов.

— А не разучились ли вообще? — спрашивает Вейцзеккер. — Может, попробуете?

— Хоть и давненько не держал я в руках кран машиниста, но, если позволите…

— Эй, Каленов! — кричит Вейцзеккер машинисту, высунувшемуся из окна паровозной будки. — Мы сейчас поднимемся к вам и разыграем пари. Вот господин Дерюгин уверяет, что он затормозит ваш паровоз на полном ходу не хуже, а может быть, лучше вас.

— Ну что вы, господин майор! — испуганно восклицает Нефедов. — Куда мне…

— Уж это верно, — убежденно подтверждает Каленов. — Паровоз — он как скрипка. Руку на его тормозном кране нужно каждодневно упражнять. А без этого…

— Ну, это мы еще посмотрим, — посмеиваясь, прерывает его Вейцзеккер. — Прошу вас на паровоз, господа, — делает он жест в сторону Азарова и Нефедова. — И давайте устроим маленькое соревнование.

А когда все взбираются в будку машиниста, Вейцзеккер приказывает:

— Ну-с, господин Каленов, покажите-ка нам сначала вы свое искусство.

Машинист не без самодовольства берется жилистой рукой за надраенную до блеска рукоятку регулятора впуска пара в цилиндры паровой машины. Другая его рука лежит на ручке крана машиниста. Нефедов замечает, что она пока на первом положении. Значит, тормоза полностью отпущены. Сейчас Каленов отожмет рукоятку регулятора от себя и впустит пар в золотники машины.

До того как поступать в институт инженеров железнодорожного транспорта, Нефедов работал паровозным машинистом. Немало времени провел он на локомотивах и во время студенческой практики. Доводилось иногда водить поезда и потом, когда был уже инженером. Давно, однако, не был Нефедов в будке машиниста, давно не видел арматуры паровозного котла…

Нет, не всё ещё забыто! Даже беглый взгляд на многочисленные его приборы воскрешает в памяти Нефедова всё, что он знал о паровозе и управлении его механизмами. Стрелки котлового и тормозных манометров, уровень води в водомерном стекле, цвет пламени в шуровочном отверстии топки почти исчерпывающе точно отвечают ему на все его вопросы о состоянии паровоза. Давление пара пока невелико: всего десять атмосфер. Воды в котле вполне достаточно — более половины. А вот уголь в топке, судя по коптящему пламени, явно не первосортный.