Подсадной - Страница 4
Оставалось лицедейство. Конкурс в театральный, как всегда, был двузначным, и Коля рассчитывал вылететь уже после первого тура. Особо не расстроился бы, не плакал бы в подушку и не кричал: «Я не мыслю себя без сцены!» В следующем году поступит в какой-нибудь технический вуз и получит нормальную мужскую специальность, например, программиста. Говорят, скоро они будут очень востребованы.
Однако и собеседование, и первый тур благополучно проскочил, с революционным задором прочитав комиссии своего дежурного Маяковского.
Бабушка ничуть не удивилась:
– Я же говорила, поступишь. Главное – верить.
По выражению ее лица Коля понял, что дело не только в вере и Маяковском. Без протекции дело не обошлось. Вспомнил, как однажды бабуля с нежностью рассказывала про свои теплые отношения с одним из театральных педагогов, основанные не только на любви к искусству. Но бабушка так и не призналась в содействии внуку. Сам, исключительно сам. Зря, что ли, в студии столько занимался?..
В итоге – студенческий билет в кармане, отсрочка от армии и льготный проезд на общественном транспорте. И перспектива выбиться в суперзвезды, конечно.
Но на третьем курсе Коля понял, что с выбором профессии все-таки промахнулся. Рассказы старших товарищей, получивших диплом драматического артиста, но вынужденных торговать на рынке турецкими куртками и китайскими кроссовками, оптимизма не добавляли. Перспектив – ноль целых хрен десятых. Постперестроечный российский кинематограф в муках загибался, по «Ленфильму» бродили бездомные собаки и гулял ветер, а жизнь на театральную копейку – прямая дорога на паперть. Если, конечно, Спилберг не предложит роль в массовке, заскочив случайно в какой-нибудь питерский Дом культуры на новогодний утренник и увидев Колину гениальную игру в образе Санта-Клауса. Или Снегурочки.
Поэтому все чаще и чаще в учебном журнале появлялись недостойные великого артиста оценки, а педагоги намекали на досрочное окончание курса.
Плюс еще одно обстоятельство. Если от бабушки Коля получил театральные гены, то от дедушки – спиртосодержащие. Дедушка, покинувший этот мир на пару лет раньше бабушки, весьма уважительно относился к ликеро-водочной продукции. Именно уважительно, но не болезненно. И не смог пережить, когда в конце восьмидесятых безумный «Горбач» объявил войну всем порядочным людям, введя талоны на алкоголь. Правда, умер дед не своей смертью. Мученически пал в очереди за водкой (за идею!). Штурмуя магазин, застрял в дверном проеме и свалился прямо на пороге с криком: «Куда пре… Своло…»
«Скорую» вызвали только через час, когда в гастрономе закончились все запасы спиртного, и очередь рассосалась. Врач зафиксировал асфиксию от сдавливания грудной клетки, перелом нескольких ребер и ушиб печени. Не рассчитал дед силенок, молодость взяла верх над опытом.
Коля поднял упавшее знамя. Благо нашелся достойный повод. Внутренняя дисгармония, обусловленная ошибочным выбором жизненного пути. Сокурсники – будущие заслуженные и народные артисты, с которыми он делился своими переживаниями, относились к проблеме с пониманием. Особенно когда угощал Коляныч. Некоторые употребляли еще и для профессионального роста, искренне полагая, что настоящий художник и трезвость несовместимы. Сколько таких примеров в отечественном театре и кино! И не сосчитать. Хочешь достичь вершин – бухай!
Пил Коля на честно заработанные денежные средства, иногда на халяву. Подрабатывал ведущим на свадьбах и юбилеях, подготовив нехитрую программу. Сто баксов за вечер плюс выпивка с закуской. А еще он пристроился в одно желтое криминальное издание – натурщиком. Изображал окровавленных жертв бандитского беспредела. В основном покойников. С ножом в груди (и не только в груди) или огнестрельными ранениями головы. Реже – душегубов со звериным оскалом. Пятьдесят рэ за снимок. Притащил его в журнал бывший партнер по театральной студии. Партнер наловчился изображать повешенных. Снимали в основном в редакционном туалете (кетчуп-кровь легко смывался с кафеля). Печатались снимки, разумеется, как подлинные, якобы с безумным риском добытые из настоящих уголовных дел, глаза жертвам полоской не закрывали. Но через полгода Коля из журнала свалил. Во-первых, стали узнавать на улице – тираж журнала был достаточно высоким («Ой, вас же убили! Ножом в жо…!»). А во-вторых, напарник-висельник как-то после очередной съемки нюхнул паленого кокаина и действительно влез в петлю. То ли не смог выйти из образа, то ли жизнь достала. Коля, хоть и был человеком несуеверным, судьбу искушать не стал.
Артистическая карьера закончилась в «аквариуме» отделения милиции, куда Коля угодил после очередного студенческого капустника. К тому времени он имел с десяток хвостов, несметное количество прогулов и столько же «последних китайских» предупреждений. Руководство института не собиралось дожидаться пьяного падения свежеиспеченного артиста в оркестровую яму на первом же спектакле.
Слава Богу, бабушка не дожила до этого позора. Мама плакала, батя махнул рукой, мол, живи, как знаешь.
Последующие два года Коля жил в казарме Забайкальского военного округа, проходя срочную службу в войсках противовоздушной обороны. Уничтожать ракетами «земля – воздух» вероятного противника, правда, он так и не научился. Отцы-командиры, узнав о театральном прошлом рядового, бросили его на самый напряженный фронт – организацию досуга личного состава. Поэтому Коля чувствовал себя в полку довольно комфортно, даже всеобщая и обязательная дедовщина обошла его стороной. Прессовать артиста не решались – вдруг звездой станет и припомнит… Правда, доставал особист: «Не желаешь ли конфиденциально дружить, сообщая мне о нарушителях устава и дисциплины? Получишь три дня к отпуску». – «Вы меня вербуете?» – «Именно». – «Не желаю, это противоречит моим нравственно-моральным принципам». – «Два наряда вне очереди».
Отдав Родине почетный долг, Николай вернулся в Питер, хотя его уговаривали остаться прапорщиком при клубе, обещая даже комнату в общежитии. Для акклиматизации и лечения от «фронтового синдрома» он месяц отлеживался на родительской даче, принимая нужные лекарства с повышенным содержанием спирта. По выходным переходил на легкие процедуры, глотая пивко за компанию с приезжавшим отдохнуть Виталиком.
Друг детства все-таки воплотил свою мечту в жизнь. Армия, два с небольшим года в полицейской академии и в итоге – территориальный отдел. Борьба с поднимающим голову бандитизмом и давно вставшей на ноги уличной преступностью. Время было переходное, капитализм наступал широким фронтом, поэтому работы Виталику хватало, а денег – нет. Вместо «сокровищ Агры» и «бриллиантов для диктатуры пролетариата» он успел заработать только нервный тик и первые признаки гастрита. Которые и лечил пивом на даче вместе с другом Колянычем.
Последний, несмотря на жалобы соседа, в глубине души все-таки завидовал ему белой завистью. Как известно, самые сильные впечатления и эмоции человек получает в детстве, когда организм не окреп. Чем и пользуются подлые сочинители книжек, намертво вбивая в нежные детские головы всякую дребедень и чепуху. А дети, повзрослев, страдают.
Алкоголь – это, несомненно, прекрасно, но сам он из дачной колонки не лился. Надо было думать о трудовом устройстве и получении прожиточного минимума. Да и надоело валяться на батином матрасе без дела. Позировать в журналах или веселить пьяных гостей на торжествах он уже не желал, не мальчик. По знакомству устроился на более достойную должность. Экспедитором в строительную фирму. С высшим образованием больше не заморачивался. Армейский плац отбил это желание напрочь. Спустя год пересекся на встрече одноклассников с Серегой Кошкиным. В школу КГБ того не взяли, видимо, помешали огрехи в биографии родственников или недостаточный уровень патриотизма. Поэтому вместо внешней разведки Серега отправился на внутренний рынок – торговать стеклопакетами, входившими тогда в моду.
Фирма, естественно, принадлежала не ему, а двоюродному дядюшке, но одноклассник планировал со временем накопить денег, опыта, наглости, отпочковаться и открыть собственный торговый дом. Сейчас он уже ездил на личном «Пассате» пятилетней давности, пользовался мобильным телефоном – роскошью, которую позволяли себе только определенные круги, и тихо посмеивался над юношескими шпионскими бреднями. Узнав, что Коля мыкается, развозя по стройкам кирпич и цемент, искренне огорчился: