Подрядчик (СИ) - Страница 6

– Ага, – кивнул он. – Статья.

– Так… а триста долларов?

– Ну, – расплылся в улыбке Николай. – Это – совсем другое дело! А чего делать-то надо?

– Значится так… – протянул я. – Значится так…

Настала пора решать другую проблему. Завалиться к Семенову-старшему прямо сейчас я не мог. И дело даже не в том, что времени половина первого ночи – избытком такта никогда не страдал, тем более – в такой ситуации. Попросту я не знал, где он сейчас живет! С Санькой я учился с седьмого класса, а товарищ перешел в нашу школу именно тогда, когда его семья переехала в наш район, то есть через два года. Прийти к себе домой и сказать «здравствуй, мама, вот и я!» женщине, которая на год младше меня – это тоже попахивает шизофренией. Остается один вариант…

– Значится так, товарищ Коля, – повернулся я водиле. – Сейчас мы поедем поменять баксы… тьфу… проклятые капиталистические доллары на твердые советские рубли – самую надежную валюту в мире, а после отвезешь меня в какую-нибудь гостиницу. Знаешь, где можно валюту поменять?

– А то! – расплылся в улыбке шофер. – Поехали!

И такси покатило по тополиной аллее сторону северо-запада – мимо пельменной, ныне – ресторан «Красный Дракон», автоцентра ВАЗ, ныне – техноцентра VOLVO, мимо котлована, где будет стоять шетнадцатиэтажка, стянутая швеллерами. Теперь я смотрел в окно, не отрываясь. Здесь прошло мое детство, именно такими я помнил эти улицы. Многое изменилось с тех пор…

– Прежний-то был что надо, – жаловался по пути водила. – Трижды Герой Советского Союза, да и лет уж сколько было… солидный такой, сказал – как отрезал. А этот… тьфу! Ни одной медальки, с пятном на лысине, да и годками комбайнер не вышел. Без своей бабы – ни шагу… Перестройку эту удумал… может, вы мне скажете, что это за перестройка такая?

Признаться, у меня появилось легкое ощущение дежа вю.

– Перестройка – продолжение дела Октября. Это когда каждый делает свое дело на своем месте. Честно, добросовестно делает. Вот и вся перестройка, – зевнул я, вспомнив курс истории.

– Вот и в газетах то же пишут… – промямлил бомбила.

Между тем Волга заехала во двор «пентагона», и, прокатившись на нейтрале, спряталась за голубятней. Николай, воровато оглянувшись, махнул мне рукой. Я вышел из автомобиля, и, хрустнув суставами, потянулся.

– Ш-ш, – зашипел таксист. – Не попались.

Я еле удержался, чтобы не рассмеяться. Во дворе – ни души, во всем доме горело всего два окна. Рабочий класс уж спит давно – к чему в шпионов играть? Но… у каждого свои правила. Прокравшись вслед за гидом, я вошел в подъезд. Обычный подъезд обычной девятиэтажки – только матерных надписей на стенах меньше – или пионеры сознательнее современных подростков были, или белили его чаще. Но кнопка лифта оказалась выжженной – с этим все в порядке.

Однако мой проводник остановился не у лифта, а у дверей квартиры здесь же – на первом этаже. Он, для верности, еще раз приложил палец к губам, и утопил кнопу звонка.

– Кто там? – почти сразу раздался грозный голос, приглушенный дверью.

– Фима, открывай, – прошипел таксер. – Это я, Колян.

– Чего надо?

– Клиента к тебе привел!

Щелкнул замок, и в прямоугольнике света появился… черт, да ему бы в фильмах сниматься! Какой типаж! Здоровенный детина, с головой, лысой, как коленка у Роксаны, со свернутым набок носом, ртом, полным золотых зубов. Его голова резко, без излишеств типа шеи, сразу переходила в плечи. Пожелтевшая совковская майка оставляла открытыми волосатые плечи, позволяя в деталях разглядеть наколки качка. Ей-богу, если и бывает образ бандита всех времен и народов – то это оно!

– Вот, Фима, – виновато улыбнулся Коля. – Человечка к тебе привел. Ему бы…

– Я так думаю, у человечка свой язык есть, и он сам может сказать, чего бы ему, – хохотнул громила, вытирая об майку руку с тремя синими перстнями. – Фима, – представился он, протянув ладонь.

– Алексей Сергеевич, – ответил я, пожимая экскаваторный ковш.

– Нехило ты прикинут, Алексей Сергеевич, – протянул бандит, оглядывая меня с ног до головы. – Из загранки?

– Есть немного, – нахмурился я.

– И чего же тебе? Девочку? А, может, волыну или ксиву? – ехидно поинтересовался Фима.

– Грины скинуть, – обезоруживающе улыбнулся я, демонстрируя пресс баксов.

Жулик взволнованно вдохнул воздух, и мелко-мелко задрожал. Видимо, впервые видел вживую такую пачку зелени. Совладав с собой, он схватил меня за плечо и затащил в квартиру.

– Жди здесь, – небрежно бросил он таксисту, и захлопнул дверь перед его носом. – Проходите, Алексей Сергеевич, проходите, – произнес громила подозрительно шелковым тоном, обращаясь уже ко мне. – Курточку снять не желаете? Да что вы! Не разувайтесь! Может, водочки, коньячку?

Говоря все это, Фима, бережно поддерживая меня под локоть, вел по квартире. В комнате, обставленной по советским меркам совсем недурно – чешская стенка, финский ковер на стене, кожаный диван с двумя креслами вокруг журнального столика с початой бутылкой водки, открытой банкой огурцов, горкой куриных косточек и парой стопок. В углу расположился цветной телевизор, и, подумать только – видеомагнитофон! На экране, в ужасающей записи, со «снежком», Роджер Мур в роли агента 007, в очередной раз спасал мир. В одном из кресел сидел ужасающе худой, такой же лысый, с оттопыренными ушами, с шеей, как у быка хвост, второй жулик, внешне – почти полный антипод Фимы.

– Скелет, – хозяин кивнул головой. – Пойди, покури. Дай, люди пообщаются, – подмигнул он.

Тот, пошатываясь, поднялся с кресла, и, со вздохом кивнув, покинул комнату. Громила тяжело опустился в кресло у окна, жестом пригласив занять место напротив. И здесь я совершил вторую ошибку – занял это кресло, оказавшись спиной к двери.

– Курс вы знаете? – с улыбкой спросил Фима, доставая из тайника в кресле банковскую упаковку рыжих червонцев. Мы их в свое время называли «лысыми». Почему? Кто хоть раз видел советский червонец – тот меня поймет – именно он был единственной купюрой с изображением бюста Ленина, рискующей оказаться в руках десятилетнего ребенка. – Восемьдесят копеек за доллар. Сколько меняем?

– Какие восемьдесят копеек? – возмутился я. – С утра курс двадцать четыре рубля с копейками был!

– Да побойся Бога! Двадцать рублей за доллар – и ни копейки больше!

– Хрен с тобой, – ответил я. – Тысячи рублей за глаза.

– Тысяча – так тысяча, – согласился бандит, глядя куда-то поверх моего плеча.

Я инстинктивно начал разворачиваться, но не успел – в затылок уперлось что-то твердое и холодное. В меня еще ни разу не такали стволом пистолета, но я, почему-то, догадался, что это он и есть.

– Что, падла легавая, не ждал? – оскалился жулик. – Думал, я поверю, что какой-то лошара такой пресс гринов на кармане таскает?

Да, блин, было же время… когда каждый, у кого в кармане больше пятидесяти рублей уже считался миллионером – то есть врагом Советской Власти. А, если врагом не был – то, значит, работал на нее. Угораздило же меня так встрять!

– Здрасти, приехали, – вздохнул я. – А теперь-то что?

– Теперь мы поменяем тебя на автобус, который довезет нас до Кубы, – ответил из-за спины тонкий, писклявый голос, видимо, принадлежавший Скелету.

– Так братцы… – я осторожно, чтобы не спровоцировать стрелка, навалился на спинку кресла, и каким-то там по счету позвонком почувствовал рукоятку Беретты, заткнутой за пояс. – С пересадкой придется ехать-то… где-то в районе Атлантического океана.

– Вот попандос, Акимыч! – снова пропищал тощий. – Я же говорил, что это – в Бразилии.

– Не парься, Скелет, – отмахнулся Фима. – Сейчас Алексей Сергеевич поделится с нами капустой, и все будет ништяк. Чего зенки-то вылупил? – обратился он уже ко мне. – Лопатник доставай.

И тут я понял смысл этого развода. Ну конечно! Стрелять здесь, в квартире, где оба жулика уже засветились – никто не будет! КГБ в те времена работала на раз – на два бандиты уже смотрели на юг из окон где-нибудь на Новой Земле. Лоховская разводка. Пожалуй, только у законченного совка штаны от такого наезда наполнятся, у тех же, кто жил в веселые девяностые, нервы отштампованы из 120-миллиметрового дюралевого бронированного листа – как лобовая броня у БМПшки.