Подружки - Страница 10

Диана заголосила, к нему бросилась. Бусы отнимает, приговаривает:

— Отдай! Отдай немедленно! Это же моё! Хенд-мейд! На ярмарке купила! Кучу денег стоили! Моё! Моё!

А Андрюха не отдаёт. Вцепился и вопит. Типа, это мой обед, отдай, отдай!

Слышу я: ключ в двери поворачивается. Мама пришла!

— Говорю тебе, мои бусы! — крикнула Диана и вырвала у Андрюхи свой «хенд-мейд».

Тот заревел. Я бросилась к нему, подхватила на руки.

— Ну как вы тут, всё в порядке? — спросила мама.

— Конечно! — заявила Диана. — Памперс поменяли, пюре яблочное почти готово, опасные для жизни бусы вне досягаемости ребёнка. К тому же мы почти починили ваш блендер.

— Молодцы! — обрадовалась мама. — Давайте чай пить, я печенье творожное купила.

— Нет, спасибо, — отказалась Диана. — Я пойду. Уход за ребёнком — дело хлопотное.

И убежала. А Андрюха всё ревел. Так мне его жалко стало, что я принялась его целовать в щёки, в лоб, в нос, так крепко, что он замолчал и растерянно уставился на меня. А мама на это посмотрела и говорит:

— Хорошо на тебя Диана влияет. Ты с ней побольше общайся.

— Обязательно, — говорю. — А ты пюре принесла? А то у нас там с яблоком ничего не получилось, блендер не работал.

Мама засмеялась и сказала, что блендер нам был ни к чему. Нужно было просто отдать Андрюхе яблоко целиком, чтобы он его грыз и чесал дёсны, в которых режутся зубки.

Я ещё долго расспрашивала маму про то, как правильно ухаживать за малышами, и с тех пор с удовольствием оставалась с братом. Потому что, если знать наверняка; как и что делать, любой может стать чемпионом по уходу за детьми.

На уроке Нина Сергеевна объявила тему: «Экосистема озера». Напомнила, что экосистема состоит из воздуха, воды, почвы, горных пород, кормильцев, едоков и мусорщиков. Как только она произнесла слово «мусорщиков», все засмеялись, а Катя, моя соседка по парте, наклонилась ко мне и прошептала:

— Я влюбилась.

— В кого? — спросила я.

— В Тараторкина.

Она глянула на меня счастливо и испуганно и отодвинулась, словно я собиралась озвучить её новость всему классу.

А я и не собиралась. Новость меня так оглушила, что я не расслышала вопроса Нины Сергеевны.

— Ну что же, Кристина, — сказала Нина Сергеевна терпеливо, — продолжи пищевую цепочку! Камыш — плотва… дальше кто?

— Кот, — брякнула я, и все снова захохотали.

— Кот — часть совсем другой экосистемы, — огорчённо сказала Нина Сергеевна. — Дома подумай, ладно? В среду спрошу.

А мне в этот момент, честно сказать, было не до кота и плотвы, и даже не до мусорщиков. Я по-прежнему ничего не слышала и не видела, словно сидела не за партой, а на дне озера. Катя влюбилась в Тараторкина! Трагедия! Катастрофа!

Ну почему в Тараторкина, а?! Неужели мало других мальчиков?

Мне давно нравился Тараторкин, просто я не решалась признаться в этом Кате. А что делать теперь? Если признаюсь, она подумает, что я его собираюсь у неё увести. Или что я повторяю за ней из зависти. И спросит: «Неужели других мальчиков мало?»

Мало. Вообще нет. Тараторкин — он такой один. Во-первых, он симпатичный. У него такие глаза! Во-вторых, он спортсмен. Хоккеист. Постоянно на сборах. А как это важно звучит: «На следующей контрольной присутствовать не смогу, у меня сборы!» И учителя всегда с улыбкой отпускают его. И просят принести школьной команде победу.

А главное — мы с Тараторкиным в один Дворец детского творчества ходили ещё до школы. Я — на ИЗО, он — на свой хоккей. А домой вместе ездили. Ну то есть нас бабушки забирали, но мы в автобусе рядом садились. И он всегда делился со мной половинкой «Сникерса», который покупала ему его бабушка. В общем, мне Тараторкин ещё с самого детства нравится! А тут — здрасьте вам… Эх, Катя-Катерина!

Что и говорить, моя собственная экосистема была разрушена. И выхода не было.

Да ещё Нина Сергеевна задала дома прописать пищевые цепочки, а у меня в голове — один Тараторкин.

— Ты спишь? — спросила мама, войдя в комнату, где я делала уроки.

То есть не делала, а, склонившись над столом, выводила в блокноте большую букву «Т» под прикрытием тетрадки с недописанными цепочками.

— Плачу, — вздохнула я.

Мама подошла к столу и взяла тетрадку.

— Почему плачешь? — удивилась она. — Что тут сложного? Плотва ест камыш. А плотву — окунь. А окуня кто ест?

Я молчала.

— Ну ты чего? — расстроилась мама. — Это даже в детском саду знают.

А я и в самом деле всхлипнула и маме в юбку уткнулась.

— Да что с тобой? — испугалась она. — Ну забыла ты щуку, бывает. Не плачь!

— Я не из-за щуки, — проговорила я. — Я из-за Кати! Она сама как щука! Съела моего Тараторкина.

— Как это съела?!

— Влюбилась она в него, мам! Понимаешь! Она в него влюбилась. Это нечестно. Тараторкин мой. Мы с ним вместе во Дворец творчества ездили. Он меня «Сникерсом» угощал. А теперь он, получается, Катькин.

— Погоди, — сказала мама. — Почему ты решила, что он Катин? Он в неё тоже влюбился?

Я замерла.

— Не знаю, — ответила я. — Вроде нет.

— А тогда какая разница, нравится он ей или нет? Наоборот, хорошо, что он и тебе, и Кате нравится. Значит, неплохой парень.

Я задумалась. Вообще, мама права. Странно, что мне самой не пришло это в голову. Но…

— Но если ему всё-таки нравится Катя, — сказала я, — ну вдруг? Значит, он ей принадлежит?

— Это окунь принадлежит щуке! — улыбнулась мама. — Да и то не всякий. А если твоему Тараторкину действительно нравится Катя, то это не значит, что тебе нельзя с ним дружить. Тем более, вам есть о чём поговорить. Например, вспомнить, каким вкусным был тот «Сникерс» в автобусе.

Тут наконец и я улыбнулась. Тараторкин в моей голове уступил место водорослям и дафнии из следующей цепочки. К маминой радости, я сама дописала: «водоросли — дафнии — уклейка — окунь — бактерии». И ещё нарисовала их всех. Даже уклейку и бактерии.

Уклейка вышла чуть-чуть похожей на Катю. Мне стало даже немного жаль подружку. Не потому, что она похожа на уклейку. А потому, что она пока просто влюбилась в Тараторкина, а я с ним, можно сказать, уже давно дружу. Ведь я и правда могу подойти к нему завтра и сказать: «Привет! А помнишь, как мы пережидали ливень под навесом крыльца во Дворце творчества?» В тот вечер в моей экосистеме царил полный порядок.

В 5 первом классе мы с Оксанкой были подружками. А потом она такой выскочкой стала!

Стоим мы с девчонками недавно на ритмике. Мы — это я, Надя, Иринка, ну и Оксана. Мария Семёновна спрашивает:

— Кто хочет разминку провести? Мы все подняли руки. Прямо подскакиваем от нетерпения — всем хочется провести разминку!

Вдруг видим: Оксанка тоже руку подняла. А сама, между прочим, с первого сентября уже успела три раза разминку провести! И сегодня опять захотела. Это же нечестно!

— Оксанка! — прошипела я. — Руку опусти!

А она — ни в какую! Ещё такую улыбочку милую изобразила. Лишь бы Мария Семёновна именно её выбрала.

— Опусти! — Иринка с Надей просят. — Мы тоже хотим разминку провести!

А Оксанка только головой дёрнула. Нет, мол! Обойдётесь!

Мы надеялись на справедливость. А зря. Учительница выбрала Оксан — ку. В четвёртый раз!

Разозлилась я. И говорю язвительным тоном:

— Знаете, девочки, надо Оксану проучить. Давайте объявим ей бойкот.

— Как это? — растерялась Иринка. — То есть разговаривать с ней не будем? Совсем?

Иринка добрая у нас, но я считаю, что нечего всяким выскочкам давать спуску.

— Совсем, — говорю уверенно, — ни одного словечка не скажем!

— А если по учёбе? — спросила Надя-отличница. — Вдруг она что-то спросит про домашнее задание? Вдруг она его записать не успеет? Или ей непонятно будет что-то в учебнике и она мне вопрос задаст?