Подменыш. Духовидец. Кошмары. Одержимые. Пражский студент (сборник) - Страница 9
Наконец он сказал, что уже достаточно и она может выйти. Она вышла, но в каком виде! Жёлтый и коричневый соус стекал с её тела, и повсюду на коже висели пиявки. В ужасе она широка раскрыла глаза.
Она была так ошеломлена, что сначала не могла даже кричать. Двоюродный братец захлопал в ладоши от удовольствия, смеялся, очень её хвалил и сказал, что на всем свете нет лучшего ловца пиявок, чем Приблудная Птичка! Это успокоило её. Он сказал ей, что грязь – не беда, она должна только перебежать через луг вниз к ручью, где лежит её платье, и вымыться дочиста. Но прежде всего надо припрятать богатую добычу. Если бы только у него была кружка или, по крайней мере, бумажная коробка для пиявок. Но у него ничего не было, кроме купальных штанишек на теле. Он снял их, завязал шнурками отверстия – получился мешок, в который можно было собрать добычу! Затем он захотел оторвать аппетитные кисточки, висевшие на ней, и прежде всего большую, толстую, набухшую, посередине живота. Он взял ивовую ветку и поднял ею пиявку снизу вверх – ему не хотелось брать противное животное пальцами.
Но пиявка и не думала отставать. Она сосала и сосала… Эндри смотрела. Лицо её постепенно вытягивалось. Тихие слезы появились на серых глазах и побежали вниз по щекам.
Ян бросил ветку. Он испугался. Он схватил пиявку тремя пальцами и рванул, но она не отваливалась. Это причинило боль, и Эндри закричала.
– Обожди, – крикнул он, – я уж её оторву.
Он схватил пиявку крепко и рванул вниз. Тотчас же полилась кровь. Он совсем перепугался. Судорожное напряжение ребёнка тоже разрядилось. Эндри дико завыла, заплакала, закричала.
– Только тише, Приблудная Птичка, – уговаривал её мальчик.
Но при этом он чувствовал себя не очень хорошо. В отчаянии он оторвал вторую пиявку с её левой ноги – полилась светлая струя крови, смешавшись с коричневым и жёлтым болотным соусом.
«Она выглядит, как индианка, – подумал мальчик, – как индианка у столба пыток».
А она ревела!
Тогда прибежал Филипп, а за ним все гусиное стадо. О, Филипп хорошо знал, как она кричит, когда налицо опасность. Девочка смотрела на него, как на архангела-спасителя.
– Филипп, – стонала она, – Филипп!
Гусак подбежал к ней близко, зашипел на мальчика – не он ли враг? Затем надулся, распустил крылья, изогнул шею, присмотрелся и зафыркал. Пиявка! Нет, есть из-за чего усомниться в разуме людей. Из-за этого она кричит и ревёт? С этим он справится скоро.
Его клюв вытянулся вперёд, как молния, затем назад, снова вперёд. Он схватил сразу двух пиявок и проглотил.
Но удары клювом, даже со столь добрым намерением, не очень приятны для голой пятилетней девочки. Она визжала, бегала по лугам, а Филипп за нею, и за ним – весь его гусиный народ.
Мальчик стоял с глупым лицом, не зная, что ему делать. Затем побежал и он. Господи Боже, ведь старый гусак добьёт ребёнка до смерти! Теперь он тоже кричал. Через парк, через мост, до самых замковых ворот мчалась эта ватага с криком, шумом и гоготом. Сбежалась вся прислуга.
Остановилась и бабушка, возвращавшаяся с прогулки верхом. Она только что соскочила с лошади. В её руки и бежала затравленная голая девочка.
– Да что с тобой? – спросила она.
– Пиявки! – ревела Эндри.
Графиня поняла, что случилось.
– Возьми её с собой, – приказала она Катюше. – Посыпь солью и осторожно сними пиявки. Обмой ребёнка и снеси его в постель!
Она повернулась к голому мальчику:
– Ну, рассказывай! – приказала она.
Он повиновался, тяжело дыша.
– Я только поставил Приблудную Птичку в болото, как приманку для пиявок, – она очень хорошо их ловит. Но этих зверей так трудно оторвать – идёт кровь!
Бабушка засмеялась. Но после того схватила его за волосы, потащила, подняла высоко и положила на бронзового оленя у моста. И оттрепала его хлыстом в полное своё удовольствие.
Мальчик знал: если он будет кричать, то получит двойную порцию. Поэтому он прикусил себе губы до крови, – перед глазами у него пошли зелёные жёлтые круги. Неужели она никогда не перестанет?
Она стащила его с оленьей спины, поставила на ноги и потрясла за плечи.
– Знаешь, почему ты наказан?
Он сдался.
– Да, – сказал он, – потому, что я сделал из Приблудной Птички приманку для пиявок.
– Нет, – сказала бабушка, – вовсе не потому! А потому, что ты не знал, что надо взять с собой соль, чтобы их снять.
Она позвала старую Гриетт.
– Отнеси молодого господина в постель, – сказала она, – он не может сегодня хорошо сидеть за столом.
Хромая служанка хотела замолвить словечко.
– Госпожа графиня… – начала она.
Бабушка её перебила:
– Молчи, Гриетт. Молодой господин получит стакан воды и больше ничего.
Старая хромоножка взяла его на руки и отнесла в комнату. Затем приготовила масла, растёрла мальчика и уложила в постель. Он лежал на животе, царапал пальцами подушку и стискивал зубы. На той стороне не оставалось ни одного здорового места – рубцы от затылка до колен. Он стонал и всхлипывал от боли.
А затем все же заснул.
В эту ночь ему снилось, что открылась дверь. Нет, нет – ему не снилось. Дверь заскрипела так громко, что он проснулся. Он поднял голову, посмотрел – полная луна ясно светила сквозь большое окно.
Дверь действительно открылась, и вошла маленькая девочка. Она выглядела страшно бледной, он испугался: он почти подумал, что она мёртвая. На ней был длинный ночной халатик, и локоны падали ей на плечи.
– Приблудная Птичка? – прошептал мальчик. Она подошла вплотную к его кровати, взяла его руку.
– Тебе ещё больно? – шепнула она.
Он сказал:
– Нет, вовсе нет! – Но сделал неосторожное движение, заставившее его застонать.
Она провела ручкой по его пылающему лбу, нежно, лаская.
– Ты сердишься на меня, Ян? – спросила она.
– Почему я должен на тебя сердиться? – возразил он.
– Потому, что бабушка тебя побила, – сказала девочка.
Он потряс головой:
– Нет, нет, это ничего не значит, я почти ничего не почувствовал.
Затем он увидел, как она вдруг зашаталась, почти упала, схватила его руку, опёрлась.
– Ты так бледна! – сказал он. – Ты совсем белая и совсем холодная, ты, наверное, потеряла много крови.
– Немного, – ответила она, – но это не беда. Если хочешь, мы завтра снова пойдём ловить пиявок. Я больше не буду кричать.
– Нет, нет, – сказал он. – Я ещё не знаю, что я и с этими буду делать.
Она подняла головку и потёрлась своей щёчкой о его.
– Спокойной ночи, – прошептала она. – Теперь я должна идти, иначе заметит Катюша.
Она тихо вышла, легко ступая своими босыми ножками. Он хорошо видел, как её шатало.
Во время этих каникул он больше не видел своей двоюродной сестрицы. Она была очень слаба. У неё сделалась лихорадка, и позвали врача. Двенадцать дней она должна была пролежать в постели, и Яна не пускали к ней. А затем – каникулы кончились.
Пиявок Катюша собрала в бутылку. Она думала, что сможет их продать в Клёве, что они стоят дорого. Ян хотел взять их себе. Он утверждал, что они принадлежат ему, но Катюша возражала, что они – её собственность, так как она их сняла. Сошлись на том, чтобы разделить прибыль: Ян решил на свою долю купить что-нибудь больной кузиночке. Питтье оседлал старую Лену, и мальчик поехал.
Один аптекарь вовсе не желал покупать пиявок, так как у него их был достаточный запас. Другой предложил ему только по пяти пфеннигов за штуку. Но третий аптекарь, поставлявший лекарства в госпиталь Св. Антония, сказал, что готов заплатить по 10 пфеннигов, если Ян за это теперь же купит что-либо у него в магазине. Ян торговался. Половину он хотел получить наличными для Катюши. Это аптекарь признал. Он подсчитал. Пиявок было всего 49 штук, одна почти мёртвая, четыре – конских, которые ему не годились. Он дал ему две марки двадцать пфеннигов для Катюши. На остальные деньги Ян купил лакрицы, девичьей кожи, солодкового корня и сладкого рожка. Вот будет радоваться Приблудная Птичка!