Подменыш. Духовидец. Кошмары. Одержимые. Пражский студент (сборник) - Страница 15

Эндри свела Яна в Лесной Дом. Она могла ему показать, чему научилась. Она позвала сокола-самца Бриттье, прыгавшего на кухне у ног жены Гендрика. Взяла его на перчатку и представила кузену. И этот терцель, смирный, как овечка, с женщинами, но едва дававшийся в руки самому Гендрику, тотчас же дозволил Яну потрогать себя. Не очень охотно и любезно, но все-же дозволил. Ян почесал ему, как попугаю, темя и шею – ласка, к которой сокол совершенно не был привычен.

Он отнял голову и даже ударил острым клювом, но в воздух, а не в палец. Затем он взлетел к Яну на плечо и, так как Эндри надела кузену перчатку, перелетел; к нему на руку. Эндри массировала птицу, и Ян сделал то же. Терцель спокойно снёс это, точно знал его многие годы. Это был огромный успех для Яна.

Вечером Эндри обо всем рассказала бабушке.

– Бриттье при этом мурлыкал, – сказала она. – Дрюкье Лер слышала, как он мурлыкал.

Графиня улыбнулась.

О, она знала, что из Яна выйдет прекрасный соколиный охотник! Она это почувствовала, так же, как и Бриттье. И она легко погладила Эндри по волосам и по щеке.

– Бриттье полюбил его, – сказала она тихо, – любишь ли ты также?

– Да, – ответила Эндри и покраснела, но вовсе не из-за этого «да». Оно было естественно. Что другое могла она сказать? Она покраснела потому, что бабушка к ней наклонилась и она внезапно почувствовала: сейчас бабушка поцелует.

Но графиня Роберта не поцеловала свою внучку. Раньше этого никогда не делала, не сделает и теперь.

Лёгкими пальцами она погладила её по волосам, по лбу и по щекам.

Как бабушка распорядилась, так Эндри и повела своего кузена на соколиную охоту. Вначале взяла только пару перепелятников, одного дербника, а из благородных птиц только двух соколов – и то терцелей. Били сорок.

На другой день они взяли Гендрика и пошли с перепелятником и маленькой ястребицей Геллой. Увидели куропатку. Эндри спустила перепелятника Стеффи. Та сбила куропатку и вернулась к девушке на руку. Гелла взяла быстро удиравшего зайца. Она ухватила его сзади обеими лапками. Так силён был прыжок зайца и так быстр взлёт в том же направлении ястреба, что Гелла подняла зайца и пронесла его в воздухе над землёй на расстоянии целых десяти шагов.

Глаза Яна заблестели:

– Нравится тебе? – спросила Эндри.

Он молча кивнул головой.

Гелла вернулась на перчатку Эндри. Гендрик схватил зайца. Тот не был ранен. Ястреб только поцарапал кожу. Он убивает, лишь когда бьёт в сердце. Гендрик потрепал зайца по животу:

– Молодая зайчиха! С полдюжины зайчат в брюхе. Не ожидали они, что в столь раннем возрасте сделают воздушную прогулку!

Он посадил зайчиху на землю, но та от страха не двигалась с места.

– Не бойся, заинька! Опасности нет, беги, беги!

Зайчиха осторожно сделала один шаг, другой и стала улепётывать во все лопатки.

После этой охоты Ян целый день возился с ястребами. Кормил их, прикармливал, массировал, выносил против ветра. Когда они вечером вернулись в замок, графиня очень радовалась:

– У него Войландская кровь.

Но эта кровь не мешала Яну Олислягерсу быть чем-то, очень озабоченным. Он получал временами письма и тогда становился ни на что не годным. Бабушка мудро не спрашивала его ни о чем. Он может ехать куда хочет, но, быть может, он желает увидать травлю цапель?

Ян остался… Сокола удерживали его. Быть может, и Эндри. Он все ещё, впрочем, видел в ней ребёнка. Ни разу не обратил внимания, что она уже давно расцвела… Росту такого же, как и он сам. Но от неё исходило что-то, что успокаивало его, отвлекало от мучивших его мыслей. А чувства его спали, он мечтал об иной, которая находилась вдали.

Не то, чтобы он не замечал юной красоты Эндри. Нет, он дивился ей, но тотчас же забывал.

За ужином они сидели теперь уже рядом с бабушкой, а не так, как раньше, ниже её. Графиня забыла свой платок. Эндри вскочила, чтобы подать его. Когда она вернулась, взгляд Яна упал на неё:

– Бог знает, – воскликнул он, – как ты выросла и похорошела, Приблудная Птичка!

– Ты это только теперь заметил, – усмехнулась бабушка, – хотя целые недели проводишь с ней вместе!

– И уже три раза это мне говорил, – воскликнула Эндри, – теми же словами.

Это его смутило. Он вспомнил, что действительно уже один раз это заметил и сказал ей.

– Я забыл, – пробормотал он.

После ужина они пошли в Рубенсовский зал. Он подбросил в камин несколько поленьев. Эндри близко подошла к нему и схватила за руку.

– Может быть, ты мне скажешь, что с тобой? – прошептала она.

Он оттолкнул её.

– Ничего, ровно ничего. И, кроме того, тебя это не касается.

Пришла бабушка. Он пододвинул ей кресло к камину. Посыпались на пол книги. Те старые книги о соколиной охоте, которых Эндри не могла прочесть. Ян взял их, перевёл ей заглавия.

– Невероятно, как ты необразована! – стыдил он её.

– Оставь её, – сказала бабушка. – Жизнь длинна – много времени для ученья. Ты мог бы её поучить, если хочешь.

«Большой охотой» руководила сама графиня. Она сидела на своём сером в яблоках коне, за нею – Ян и Эндри. Петронелла шла с собаками. Три парня, служившие у Гендрика, несли шесты с соколами. Замыкал шествие Питтье на своём спокойном фландрском тяжеловозе. По обе стороны у него висели корзины с завтраком и мешки для добычи. На шестах сидели только благородные сокола и с ними сильный ястреб – Гильда. Ни одного терцеля.

Но Иза, белоснежная Иза сидела на руке у графини.

Они били голубей, соек, ворон, уток, которых поднимали собаки.

Одна собака отстала. Лай её слышался с одного места в камышах.

– Должно быть, большая утка, – сказал Гендрик и свистнул собаку.

Та не прибежала. На её лай к камышам бросились другие собаки. Вдруг раздался пронзительный вой. Из камышей выползла собака с окровавленной головой и сломанной передней лапой. А затем наконец выплыло в воздух что-то большое и сильное, ослепительно белое.

– Лебедь, ей-богу, лебедь! – закричал Ян.

В одну секунду графиня сняла колпачок со своего сокола.

– Дикий лебедь! – торжествующе крикнула она. – Лети, белая Иза!

Исландка поднялась в воздух. Её острым глазам не понадобилось и секунды, чтобы усмотреть дичь. Охота продолжалась недолго. Как ураган, она упала и села на горло гордой птице. Лебедь ударил могучими крыльями. Белое на белом, ехала на нем Иза. Охотники пришпорили лошадей и погнали за ними. Графиня далеко впереди всех. С лаем бежали собаки. Лебедь повернул назад, видимо, искал чащу, чтобы скрыться. Но белая Иза принудила его опуститься на землю.

Охотники были уже возле них. Спрыгнули с коней. Иза оставила свою добычу и вернулась назад, на руку к своей госпоже.

Лебедь лежал на земле, и шея его была окрашена красной кровью. Псы с лаем бросились на него. Он привстал и ударил одну собаку так, что она отлетела на пять метров. Прибежал Гендрик. Прежде всего он отогнал собак. Затем вместе с графиней взял лебедя. Тот не оборонялся, точно чувствовал, что ему уже ничего не грозит. Гендрик связал ему сначала крылья, потом клюв, наконец – ноги. Очень внимательно осмотрел горло.

– Ничего опасного, – установил он. Поднял и положил птицу в одну из сетей на лошади Питтье.

– Что ты хочешь с ним сделать, бабушка? – спросил студент.

– Вылечить его, – отвечала она. – Затем надеть ему на лапу кольцо в память о нынешнем дне и подарить ему свободу.

Они завтракали под апрельским солнцем. Петронелла и Эндри прислуживали. Графиня разлила вино в узкие серебряные бокалы и сделала знак Питтье. Он подвёл ей коня, поддержал стремя – это была его привилегия, которой он никому не уступал. Она вскочила на лошадь и выпила свой бокал в седле.

Ян смотрел на неё во все глаза: этой женщине было 55 лет!

– Бабушка… – начал он и споткнулся. – Как можно тебя называть бабушкой?!

Он поднял свой бокал и закричал:

– Да здравствует Роберта, королёва соколов Войланда!