Подлинная история «Майора Вихря» - Страница 77
В этой связи Алексею Ботяну пришлось вновь наведаться в Чехословакию, причём — совершенно неожиданно для себя самого…
«Весной нам стало известно — и наши товарищи об этом информировали, и по другим линиям информация шла, — что в Чехословакии процветает антисоветчина, — рассказывает Валентин Иванович. — Тогда ещё не был отработан механизм «цветных революций», но контрразведывательный аппарату них стал антисоветским, полиция — то же самое, на ответственные посты в государстве потихонечку выдвигали людей, которые были против нашего блока… В общем, обстановка усложнялась. И тогда руководство наше — оно не с кондачка решало — поставило нам задачу: «Надо помочь». В мае наш отдел был поднят по тревоге, поступила команда: вылететь, находиться там и ждать распоряжений… Через день мы были в Берлине, где подхватили Ботяна, и на следующий день, через Мюнхен, выехали в Прагу на двух машинах с дипломатическими номерами. Ботян управлял одной из них. Он нужен был нам как человек, который знал язык, знал регион. Прага была ещё не «фронтовая», но отношение к русским было не очень хорошее…»
Чем занимались в Праге Алексей Николаевич и его товарищи? Конкретного ответа на этот вопрос мы не получили. Но можем сказать со стопроцентной уверенностью: никого не убивали, не похищали, ничего не взрывали — в общем, «ужастики» про КГБ рассказывать не надо. А то, что укрепили «агентурные позиции», так в этом нет никакого сомнения.
Вот и военный контрразведчик Ефим Гордеевич Чикулаев говорил, что у сотрудников советской госбезопасности была возможность приобретать (не поймите буквально, всё происходило только на идейной основе!) доверенных лиц из числа несправедливо уволенных сотрудников СТБ — чешской службы безопасности и других ведомств. Эти люди стояли на твёрдых социалистических позициях, реалистично оценивали происходящее, с ними было легко работать.
И вот ещё какая мысль прошла в одном из материалов, опубликованных в газете «Комсомольская правда» в те дни, когда вспоминалась 45-я годовщина чехословацких событий:
«Серьёзного кровопролития в Праге удалось избежать благодаря тому, что оружие чехословацкому «ополчению» не выдавалось до приказа. Советским разведчикам были известны адреса основных складов, и в ночь на 21 августа они были блокированы. В общей сложности было изъято несколько десятков тысяч единиц стрелкового оружия».
Возможно, именно за это нам следует поблагодарить Алексея Николаевича, Валентина Ивановича и их товарищей…
Всё же не исключаем появления среди наших читателей какого-нибудь буквоеда, который может заявить: «Спецслужбы социалистических стран не имели права работать по своим союзникам!» Ответим ему словами Маркуса Вольфа, которого нам довелось спросить о возможности подобного варианта: «В принципе, не работали, но в некоторых ситуациях, как, например, в Чехословакии в 1968 году или в Польше в 1980–1981 годах, проводились отдельные мероприятия, чтобы знать, какая там обстановка».[359]
А вот — совершенно конкретный эпизод из тех напряжённейших дней, о котором Валентин Иванович рассказал впервые:
«Игра в шахматы — это у Ботяна такая страсть, такой азарт! У нас была традиция, когда мы ещё на Лубянке сидели: в обеденный перерыв играть в шахматы. Но играли у нас всего три-четыре человека, остальные собирались вокруг и то ли помогали, то ли «болели»… И как же они играли! Это же артисты были, особенно если играл Ботян! Азарт его переходил все черты, все границы, он просто забывал — где он, с кем и как! Один наш новый начальник, который потом стал генералом, тоже оказался страстный игрок. Как понимаете, с начальством все разговаривают на «вы» и с положенным уважением. Но когда они сходились за шахматной доской, Ботян забывал всё на свете. «Ну ты! — кричал он. — Разве так ходят?! Гимно с брусникой!» (Это было его любимое выражение.) В общем, это было что-то! Вот и когда мы были в Чехословакии, наш командир тоже оказался большой и страстный любитель шахмат. Сидим в гостинице, ждём звонка, а командир с Ботяном играют в шахматы. И начинают обсуждать… Алексей Николаевич уже забывает, где он! Прага, «особый период», может быть, нас подслушивают, — а тут горячий спор и, конечно, мат идёт! Так они спорят, и в это время звонок. Надо ехать в посольство… Но они оба были настолько разгорячены, что Ботян предложил: «Давай возьмём шахматы в машину! Тут всего несколько фигур!» Он садится в машину за руль, всё ещё спорит, больше глядя на доску, чем на дорогу, и — вот этого я никогда не забуду! — выезжает на встречную полосу! Там гудят, руками машут, пальцами у виска крутят… «Да пошёл ты, гимно с брусникой!» — кричит он в ответ. И не остановишь его — настолько увлекающаяся натура! А знаете, в той обстановке это как-то успокаивающе действовало…»
Валентин Иванович сказал, что их командировка — может эта, а может и следующая, потому как в одном и том же составе они побывали в Праге два раза, в мае и в июне, и работали там очень активно, — завершилась для них довольно неожиданно. Руководство приказало срочно уезжать, немедленно покинуть Чехословакию.
Ну, надо так надо, поехали, как было решено, в Польшу.
«Доехали мы до Варшавы, — вспоминает Ботян. — Я там стал искать и нашёл людей, которые у меня в партизанах были. Только набираю телефон одного из них, говорю: «Дзень добрый, Сташю!» — он меня тут же узнал! «Алексей, где ты?!» — «В торгпредстве». — «Немедленно приезжай ко мне!» Он забрал меня — поездили по Польше. Он нашёл тех товарищей, с которыми я работал во время войны… Мне там такой приём сделали!»
«Когда приехали в Варшаву, где нас ждали, Ботян говорит руководителю группы: «Разрешите я позвоню?» — подтверждает Валентин Иванович. — Минут через сорок после того, как Ботян позвонил, приезжает машина, выходит полковник, говорит: «Мы уже наметили мероприятия, если время есть — поехали сначала в город Радом, это центр Радомского воеводства, а потом в город Илжу!» А мы ж ничего этого не знали! Вот до чего человек скромный! Про него уже книга была издана в Польше, которая называлась «Партизан Алёша». Эту книгу написал полковник Вислич, который был поручиком во время войны, в 1944-м, когда они познакомились… Когда мы с Алексеем Николаевичем были в городе Илжа, я своими глазами видел тот самый обелиск, где про Ботяна написано. У этого памятника был организован торжественный митинг, и мне было очень приятно слышать, когда все, даже маленькие пионеры, обращались к нему: «Дорогой партизан Алёша!» И ветераны, обращаясь к нему, тоже говорили не «Алексей Николаевич», а «партизан Алёша». Прилипло это к нему звание!»
А ещё Валентин Иванович вспоминал, что когда они были в Праге, то побывали на том кладбище, где похоронены герои Сопротивления. На одном из памятников были написаны по-русски слова, которые он запомнил на всю жизнь:
«Вот такие это были люди, у которых цель была», — говорит Валентин Иванович про то поколение, к которому принадлежит Ботян.
Как мы уже сказали, и та сторона, и другая боялась повторения венгерских событий 1956 года. Но не зря же говорят, что, во-первых, «история учит только тому, что она ничему не учит» и, во-вторых, «история плохо учит, зато строго спрашивает за невыученные уроки». Так, по свидетельству «дяди Миши» (как за глаза называли его советские коллеги) Вольфа, вскоре и «чешские товарищи» постарались позабыть «венгерский урок».
«Ободряемые симпатией народа и Запада, соратники Дубчека оставили без внимания опыт прошлых десятилетий. Чувствуя, что Москва колеблется, а другие партнёры по Варшавскому договору занимают противоречивые позиции, они полагали, что эксперимент с выбором «третьего пути» представляет собой осуществимый альтернативный проект по сравнению со сталинизмом, и, по меньшей мере, некоторые из них ожидали от США ультимативного требования к Советскому Союзу об отказе от любого военного вмешательства во внутренние дела ЧССР. В переводе на чёткий язык политики это означало, что США должны были бы объявить Чехословакию такой же важной для себя областью, как и Западный Берлин. Те, кто питал такие надежды, полностью игнорировали реакцию США на события 17 июня 1953 года, на венгерскую осень 1956 года и на строительство стены в 1961 году».[360]