Подлинная история «Майора Вихря» - Страница 67
В тот же день отпраздновала эту победу Москва. В приказе Верховного главнокомандующего говорилось: «Войска 1-го Украинского фронта в результате умелого обходного манёвра в сочетании с атакой с фронта сегодня, 19 января, штурмом овладели древней столицей и одним из важнейших культурно-политических центров союзной нам Польши городом Краков — мощным узлом обороны немцев, прикрывающим подступы к Домбровскому угольному району.
В боях за овладение городом Краков отличились…
В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях за овладение Краковом, представить к присвоению наименования «Краковских» и к награждению орденами.
Сегодня, 19 января, в 20 часов столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 1-го Украинского фронта, овладевшим древней столицей союзной нам Польши городом Краков, двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами из трёхсот двадцати четырёх орудий.
За отличные боевые действия объявляю благодарность руководимым Вами войскам, участвовавшим в боях за освобождение Кракова.
Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины и союзной нам Польши!
Смерть немецким захватчикам!»[324]
А ещё в тот же самый день, только в 18 часов, Москва салютовала войскам 4-го Украинского фронта, «прорвавшим оборону немцев и овладевшим городами Ясло и Горлице», — но двадцатью артиллерийскими залпами из 224 орудий. Потом, уже в 21 час, войскам 3-го Белорусского фронта, «прорвавшим оборону немцев в Восточной Пруссии», — также двадцатью артиллерийскими залпами из 224 орудий. Следующий салют прогремел в 22 часа, в честь войск 2-го Белорусского фронта, овладевших городами Млава, Дзялдово (Зольдау) и Плоньском — то же количество залпов стольких же орудий. Завершился этот день салютом в 23 часа в честь войск 1-го Белорусского фронта маршала Георгия Константиновича Жукова, овладевших городами Лодзь, Кутно, Томашув, Гостынин и Ленчице — опять-таки 24 залпа, но из 324 орудий.
И ещё одно знаменательное событие произошло в тот же самый день: «19 января 1945 г. эмигрантское правительство заявило о роспуске АК. Созданная из её реакционной части подпольная организация занималась шпионско-диверсионной деятельностью в тылу Советской Армии, продолжала (до своего разгрома в 1947 г.) борьбу против народной власти».[325]
В архивном деле «Курган» говорится про «последний эпизод из боевых действий» Алексея Николаевича — всё тогда же, в январе 1945 года: «Находясь на выполнении специального задания А. Ботян с группой в 5 человек в районе села Пивничное Новосончского повята столкнулся с двигающейся по шоссе немецкой воинской частью, не растерялся, вступил в бой. Немцы, оставив 15 человек убитыми, отступили. Группа Ботяна захватила в плен 2-х офицеров и 35 солдат».
Ботян рассказывает об этом так:
«Шёл я один раз на встречу с одним нашим помощником из Армии Крайовой. Взял с собой четверых человек — а нас там, в отряде, всего было более трёхсот. Когда освобождали лагеря, то часть людей переправляли на восток, на фронт, а часть оставалась у нас. Ну и каждый день боевая работа: засады на дорогах, взрывы и т. д. Очень здорово помогли мы Красной армии! В ту пору немцы уже не шли по большаку, а стали ходить по мелким дорогам. Вот, только я стал подходить к назначенному месту, как поляки нам кричат: «Немцы!» Видим, их человек 40 или 50. Мы сразу же стали стрелять, может, кого убили — и немцы сдались. Поляки хотели их расстрелять, но я не дал: это не гуманно, раз они сдались, то всё! Потом, когда пришла Красная армия, я их передал Красной армии…»
Воинское благородство — пленный враг врагом уже не является.
Хотя, например, известен такой случай (вполне возможно, что подобное происходило не единожды), когда в отряде Ботяна допрашивали двух каких-то захваченных немецких офицеров. И как-то ужасно нагло, вызывающе они себя вели, и никакой информации от них получить, казалось, было невозможно.
Когда вскоре Алексею это надоело, он коротко, не повышая голоса, приказал кому-то из бойцов:
— Расстрелять!
Более наглого из гитлеровцев вывели на двор, раздалась короткая автоматная очередь, и боец возвратился обратно уже один, держа свой ППШ в руке, стволом в сторону оставшегося немца.
Ботян глянул на враз побледневшего офицера, спросил совершенно равнодушно:
— Ну?
Тот понял, что этот партизанский начальник, имевший, как видно, стальные нервы и железную выдержку, точно так же прикажет «вывести в расход» и его, и тут же потерял былую спесь и стал предельно словоохотливым.
Но это ведь не были пленные, сдавшиеся в бою! И это был партизанский отряд, воюющий «не по правилам». Соответственно, если кто-то из партизан оказывался в руках врага, то ни про какие Женевские конвенции не вспоминали — партизан, которых гитлеровцы именовали не иначе как «бандиты», даже не расстреливали, а вешали. Конечно, после того, как пытали.
Совсем скоро партизанская бригада Ивана Золотаря оказалась на территории, освобождённой войсками Красной армии.
«Нас уже поджидал старший радист Иван Николаевич Панфилов с радиограммой из Москвы. Генерал Павел Анатольевич поздравил личный состав нашего соединения с успешным окончанием партизанской борьбы и предложил передать всех товарищей призывного возраста, за исключением омсбоновцев, подлежащих возвращению в московскую бригаду полковника Орлова, в одно из фронтовых соединений Красной армии, расположенных поблизости.
Итак, наш боевой путь завершился».[326]
Вроде бы Ботяна тогда во второй раз представили к присвоению звания Героя Советского Союза. А может, начальники только сказали, что он этого звания достоин, но так как было известно, что первое представление всё ещё где-то «ходит» — как мы помним, про сбитый самолёт могли и не знать, — то второе представление могли просто и не делать. Мол, тебе ж вот-вот «Золотую Звезду» дать должны! Кто ж тебе сразу ещё одного «героя» присвоит?!
Вообще, как известно, дважды героев Советского Союза среди разведчиков не было…
Заканчивая рассказ о фронтовом (точнее — зафронтовом) периоде жизни Алексея Николаевича Ботяна, есть смысл подвести и некоторые итоги деятельности Четвёртого управления НКВД — НКГБ:
«За годы войны 4-м Управлением на базе ОМСБОН было подготовлено 212 спецотрядов и 2222 группы общей численностью до 15 тысяч человек (в том числе 7316 воинов-омсбоновцев). Их силами было проведено 1084 боевых операции…
При выполнении заданий командования на фронтах и в тылу врага погибло свыше 1000 бойцов и офицеров ОМСБОН…
В боевых столкновениях омсбоновцами уничтожено: 136 130 вражеских солдат и офицеров, 87 представителей германской администрации разного уровня, 2045 немецких агентов и пособников врага; заложено 49 252 минных поля, пущено под откос 1415 воинских эшелонов с техникой, живой силой, боеприпасами, горючим и продовольствием, взорвано 335 железнодорожных и шоссейных мостов, уничтожен 51 самолёт, 21 единица гусеничной техники, осуществлено более 400 других диверсионных актов».[327]
Война, однако, ещё не была закончена.
«Потом Красная армия прошла дальше, — рассказывает Ботян, — а я остался, сотрудничал со «Смершем»… У меня на связи много поляков было, я их передавал военной контрразведке для дальнейшей работы».
Работа спецслужб на освобождённой территории — тема, скажем так, весьма деликатная. Поэтому ограничимся рассказом одного из участников тех далёких событий, генерал-майора Леонида Георгиевича Иванова:
«Где-то в ноябре 1944 года мы получили команду: проводить разоружение подразделений Армии Крайовой. Как это осуществлялось? Когда мы выясняли, что в лесу есть какая-то аковская часть, то наши работники — обычно, зам. начальника контрразведки дивизии, представитель командования, ну и взвод автоматчиков с ними, выезжали на место, находили командира и объявляли, что по приказу Верховного командования Красной армии и Польского комитета по освобождению Польши вы подлежите ликвидации. То есть вам следует сдать оружие, а людей распустить по домам. Насколько я знаю, какого-либо сопротивления они при разоружении не оказывали. Но были случаи, когда некоторые аковцы возмущались: «На каком основании, мы армия народная, защитники польского народа, вы не имеете права нас расформировывать, мы должны остаться!» Но, несмотря на все эти заявления, приказ о разоружении они всё-таки выполняли. Количество людей было разное: иной день по 200 человек складывало оружие, а иногда и по 500. В какой-то период в декабре я собирал сведения из отделов контрразведки дивизий, сколько изъято оружия, сколько подразделений распущено, а потом вся эта информация передавалась во фронт, то есть в управление контрразведки «Смерш» нашего 1-го Белорусского фронта. Фронт, как мне говорили, ежедневно докладывал об этом Сталину. Сталин был обеспокоен наличием на польской территории Армии Крайовой и ставил задачу как можно скорее полностью её разоружить!»