Подлинная история баскервильского чудовища - Страница 7

― Да, Ватсон, психиатрия ― не ваша специальность. Мне же, как сыщику, приходится быть специалистом широкого профиля. В частности, я неплохо разбираюсь в так называемых маниях. Немало проступков и преступлений люди совершают, повинуясь не трезвому расчёту, а невнятным порывам больной души. Например, я знал одного почтенного адмирала, пироманьяка-поджигателя. Он выбирал исключительно здания эпохи Георга III, к которому испытывал противоречивые чувства… Хотя чаще всего в моей практике встречается клептомания, или нервическое стремление к мелким бессмысленным кражам. Однажды мне пришлось выручать из нехорошей истории герцогиню де… впрочем, неважно. Противоположностью мании является фобия ― страх перед чем-либо. Например, среди женщин распространена является нервическая боязнь мышей и пауков, хотя эти существа практически безобидны. Больше неприятностей причиняет агорафобия ― страх перед открытым пространством. Этим страдал… ― Холмс досадливо хлопнул себя по колену, так что соломенный подносик со стаканчиком подпрыгнул. ― Кажется, я много болтаю… Так или иначе, фобия ― очень неприятная вещь. Сталкиваясь с предметом, вызывающим страх, больной испытывает приступ паники, который он не может контролировать. Он чувствует удушье, спазмы в горле, сердце выскакивает из груди, выступает холодный пот, начинается дрожь в конечностях, возможен обморок… Понимаете?

― Да, симптомы мне известны, ― подтвердил Ватсон.

― Так вот. У рода Баскервилей несчастливо сошлись два наследственных дефекта. Один из них ― склонность к редкой, малоизученной фобии, являющейся в каком-то смысле парой по отношению к мании скупости. Патологический скупец, как я уже говорил, тащит к себе в дом мусор, барахло, и спит на мешках с золотом. Но существует и фобия, очень похожая на манию скупости. Это страх перед тратами, перед отдачей денег.

Ватсон рассмеялся.

― Пожалуй, ― сказал он, ― этой фобией страдают все здравомыслящие люди, включая нас с вами. Разве мы не боимся лишних расходов?

― Нет, ― Холмс покачал головой, ― дело не в этом. Мы все хотим получать больше и отдавать меньше. Это рациональное желание. Но вы же не упадёте в обморок в магазине, покупая себе трость или перчатки. Вы не наброситесь с кулаками на кондуктора в омнибусе, желающего получить свои четыре пенса за две мили. Вам не станет дурно на благотворительном вечере, когда коробка для денег пойдёт по кругу. А вот несчастный сэр Чарльз попадал в такие ситуации регулярно. Как и большинство мужчин в этом злополучном роду. Причём болезнь обострялась с возрастом. В молодости Баскервили почти не проявляли этого своего свойства. В старости они теряли всякий рассудок, когда дело касалось необходимости отдать хотя бы пенни.

― Весьма прискорбно, ― Ватсон произнёс это без особенного сожаления. Он, не отрываясь, смотрел на каминные угли, уже остывающие, подёрнувшиеся пеплом.

― Но это ещё не всё. Баскервили, на свою беду, неудачно пересекли свою мужскую линию с женской, по которой передавалась другая болезнь, не психическая, а всего лишь физическая ― слабость сердца, то есть врождённая стенокардия.

― Angina pectoris, ― заметил Ватсон. ― Ну да, ведь сэр Чарльз умер от сердечного приступа.

― Да, ― сказал Холмс. ― Вот именно. Вы понимаете, к чему может привести приступ фобии у человека со слабым сердцем? Ну, а теперь вспомните обстоятельства дела. Сэр Чарльз систематически занимался благотворительностью и делал разнообразные пожертвования.

― Но, Холмс, зачем, если это было так тягостно?

― Очень просто, мой дорогой друг. Доктор Мортимер назначил сэру Чарльзу подобную практику в качестве лечения. Он исходил из той теории, что небольшой контролируемый приступ болезни снимает на время симптоматику. Клин вышибают клином. Отчасти это оправдывало себя. Конечно, сэру Чарльзу было тяжело, но доктор в таких случаях всегда находился рядом и был готов оказать первую помощь. После подобного приступа фобия на некоторое время отступала…

― И никто ничего не замечал? ― не поверил Ватсон.

― Кто как. Местные, конечно, кое-что кумекали. Посторонние думали, что старый сэр излишне впечатлителен. На самом деле у сэра Чарльза, как утверждал доктор Мортимер, ― и я ему верю ― были стальные нервы. Иначе он не протянул бы так долго. Но однажды он переоценил свои силы, что и привело его к печальному концу. Невольной причиной его смерти стала некая Лаура Лайонс, особа, попавшая в затруднительные обстоятельства. Вы, конечно, помните её историю. Она попросила у сэра Чарльза небольшую финансовую помощь. Речь шла о незначительной сумме, и старый сэр легкомысленно понадеялся на то, что приступа не будет. Он даже не предупредил доктора Мортимера. В тот роковой вечер он стоял у калитки, ожидая появления Лауры. Томясь в ожидании, он прикидывал в уме обстоятельства, размер суммы, невольно представляя себе, как он подпишет чек, как Лаура Лайонс возьмёт его… тут-то и случился приступ. Он внезапно почувствовал дикий страх при мысли о расставании с деньгами. Естественно, он побежал прочь от калитки ― тут-то его и накрыл приступ. Две болезни, душевная и телесная, объединившись, убили его.

Ватсон задумался, потом понимающе кивнул головой.

― Наверное, доктор Мортимер не мог себе простить, что упустил пациента, ― сказал он задумчиво, употребив врачебное словцо.

― На этот раз вы правы. Потому-то он и принял столь деятельное участие во всём последующем… Его мучило чувство вины. И к тому же страх за молодого сэра Генри, у которого уже начали проявляться всё те же зловещие симптомы. Правда, у него приступы наследственной фобии вызывали, скорее, вспышки ярости, а не страха. Подобную вспышку вы наблюдали во время сцены с ботинком. Надеюсь, теперь вам понятно, почему я тогда так встревожился?

― Ну хорошо, ― сказал Ватсон решительно. ― Я даже примерно представляю себе ваш дальнейший рассказ. Вы вместе с доктором Мортимером поставили себе целью защитить сэра Генри от пагубных чар жены Стэплтона, при этом спасти самого Стэплтона, а также скрыть от общественности, в том числе и от сэра Генри, обстоятельства смерти сэра Чарльза. Кстати, а кто написал то письмо сэру Генри насчёт торфяных болот? Вы или доктор Мортимер?

― Нет, Стэплтон. Он был отчасти посвящён в наши планы, но благородство, в высшей степени свойственное этому замечательному человеку, и здесь сыграло дурную шутку. Как и я, он опасался, что его жена начнёт крутить голову молодому баронету… который ему, похоже, нравился. И решил заранее напугать его ― дабы сэр Генри пореже появлялся на болотах, то есть вблизи домика Стэплонов. Трогательно, но очень глупо. Я, разумеется, принял меры. В дальнейшем наш друг исправно играл предписанную ему роль ― без особенной охоты, но старательно. На кону было слишком многое.

― Понятно, ― сказал Ватсон и решительно налил себе ещё. ― Я даже догадываюсь, зачем понадобился спектакль с собакой. Это ведь была идея доктора Мортимера? Сильнейшее потрясение, спровоцированный приступ ужаса, как средство против наследственной фобии? Клин клином вышибают?

Великий сыщик посмотрел на своего друга с известной толикой уважения.

― Похоже, бренди способствует раскрепощению умственных способностей. Не буду отрицать, идею использовать злополучного пса для того, чтобы напугать сэра Генри до полусмерти, и в самом деле принадлежала доктору. Что ж, этого он добился. Как и места около баронета: если вы помните, врачи его отправили в путешествие, для укрепления нервной системы… Насколько мне известно, эта своеобразная шоковая терапия и впрямь имела положительный эффект: по моим сведениям, с сэром Генри всё в порядке. Впрочем, он молод, а проклятие умеет ждать.

― Я всё ж не понимаю одного, ― продолжил Ватсон, терпеливо дожидавшийся, пока Холмс закончит. ― Зачем понадобилось сочинять какую-то «легенду о собаке Баскервилей»?

― В этом-то вся суть дела, Ватсон. Видите ли, о несчастье Баскервилей в Девоншире знали. Ведь наследственный дефект передавался из поколения в поколение. Так вот, среди местных жителей и впрямь бродила легенда о том, что род Баскервилей преследует некое отвратительное существо, нечто вроде призрака, от удушающих объятий которого они умирают. Только это была, конечно, не собака. Как я уже говорил, собаки не живут на торфяных болотах.